- Ты - идиот, - безапелляционно заявил парень, когда Гейл дошел в своем рассказе до того момента, когда решил расстаться с Рэнди для его же безопасности. – Ты настолько мало в него верил, что взялся опекать, как юную барышню?

- Я верил в него! – вскинул голову Гейл. – А еще я любил его. Больше жизни. Больше себя самого. И в тот момент я мог думать только о том, что сделаю все, чтобы он не попал в тюрьму, понимаешь?

- Понимаю, - согласился Лоренцо. – Но не одобряю. Это было эгоистично. Ты мог все рассказать ему, а не играть в гребаного супермена. Ты хоть представляешь, как обидел его?

- Да знаю я! – в сердцах отозвался Гейл. – Теперь знаю и понимаю, что был идиотом. Только понял я это не сразу. Поначалу даже гордился собой. А как же? Герой избавил любимого от незавидной участи. Но чем больше проходило времени, тем сильнее я убеждался в том, что сам все испортил.

- Конечно испортил, - согласился Лоренцо с ироничной ухмылкой. – Еще как. Оттолкнул любимого человека, исполосовал ему в клочья душу, растоптал чувства…

- О, заткнись уже! – прорычал Гейл, толкая хихикающего итальянца локтем в бок. – Если бы Рэнди слышал твой пафос, то явно не сказал бы спасибо.

Лоренцо откровенно засмеялся.

- Тут ты прав. Рэнди совершенно не приемлет всей этой романтической шелухи. Что-что, а ее ты из него выбил раз и навсегда.

Гейл болезненно поморщился и прикурил очередную сигарету. Он никогда не хотел быть причиной таких кардинальных изменений в Рэнди. Наоборот он хотел для него самого лучшего. А в итоге лишил их обоих стольких вещей, что самому противно было.

- Что делать будешь? - прервал размышления Гейла Лоренцо. – Потащишь его в Лос-Анджелес?

Гейл пожал плечами.

- Нам предложили работу. Довольно неплохую.

- Ну да, он рассказал мне, - кивнул головой Лоренцо. – Работа с теми двумя мужиками, которые в свое время и развели вас. Ты в своем уме, Харольд?

Гейл поморщился, делая очередную затяжку.

- Да плевать я хотел и на фильм и на Коулипов. Мне просто нужно быть рядом с ним.

- Так будь! – просто сказал Лоренцо. – Будь. И неужели так важно, где именно?

- Что ты хочешь этим сказать? – подозрительно спросил Гейл, но итальянец не сводил с него пытливого взгляда.

- Если он не захочет ехать с тобой, ты смог бы остаться здесь, в Италии? Просто для того, чтобы быть рядом с ним?

- Да, - не задумываясь, ответил Гейл. – Мог бы. Причем с легкостью. Если бы Рэнди попросил меня об этом, то я бы остался.

- И бросил бы всю свою прежнюю жизнь?

- Какую жизнь, Лоренцо? – горько хмыкнул Гейл. – Дом, куда я возвращаюсь, чтобы насладиться одиночеством? Или, может, кучку ролей в сериалах и паре малобюджеток?

- Так ты просто хочешь бежать от собственного одиночества? – проницательно спросил Лоренцо.

- Нет, - совершенно спокойно ответил Гейл. – Я хочу быть с Рэнди. Я совершил достаточно ошибок для того, чтобы понять – я люблю его. По-настоящему. И если у меня есть шанс быть с ним, то совершенно неважно, где именно. Работу можно найти и здесь.

Лоренцо ненадолго замолчал, глядя куда-то в темное почти беззвездное небо. Тишина не напрягала. Совершенно. Она была какой-то уютной. Правильной. Оба размышляли о чем-то своем, оценивали, делали выводы, принимали решения. И, наконец, спустя минут десять, итальянец повернулся к молчавшему до сих пор Гейлу.

- Я познакомился с ним в театре, - вдруг просто начал он. – Веришь, в тот вечер впервые попал туда. Затащили университетские приятели. Шла какая-то пьеса, я не помню ее названия, но вроде как она была довольно драматичной. Главный герой, страдающий от неразделенной любви; прекрасная и жестокая дама; враг притворяющийся другом... Я смотрел на сцену урывками. Меня больше интересовали сидящие впереди нас девочки, чем перипетия сюжета. – Лоренцо улыбнулся своим мыслям и опустил глаза вниз, ковыряя пальцем нитку на кармане джинсов.

- Лишь до той поры, пока не вышел Рэнди. Он вроде бы и не играл вовсе. Мне казалось, что он на сцене живет - рассказывает свою историю. Настолько мощной и настоящей была его энергетика. Каждое слово, каждое действие, мимика, жесты, взгляд - все было таким реалистичным, что я, совершенно ни разу не театрал, вдруг проникся моментом. Залип, веришь?

- Так ты натурал? – вдруг совершенно не к месту спросил Гейл, но Лоренцо только улыбнулся еще шире.

- Вы, американцы, - произнес он, – просто обожаете вешать на людей ярлыки. Атеист, мусульманин, черный, гей. Каждому у вас найдется подходящая классификация.

Гейл хмыкнул, искоса поглядывая на веселящегося Лоренцо.

- Так проще жить.

- Ну конечно, - протянул итальянец. – Что может быть проще, чем хождение с прицепленным знаменем.

- Так все-таки? – не отступался Гейл.

- Я предпочитаю секс с девушками, - ответил Лоренцо, снова становясь серьезным. – Но это не отменяет того факта, что я очень сильно запал на Рэнди. Ни как на мужчину, а как на человека. Мне до жути хотелось узнать, какой он на самом деле. Какие эмоции гложут его изнутри, если он может так пронзительно играть чужую боль. Я буквально не мог отвести от него глаз.

- Маньяк, - фыркнул Гейл, прекрасно понимая о чем тот говорит. Очень сложно было остаться равнодушным, когда видишь Рэнди на сцене. У Харрисона был настоящий талант располагать к себе публику. Он действительно проживал каждую свою роль. Примерял ее на себя, обыгрывал, адаптировал. Ему верили. Его любили. Им восхищались. На сцене, в лучах софитов, Рэнди действительно был на своем месте.

- Не маньяк, - пакостно улыбнулся тем временем Лоренцо. – Хуже.