БРАЙАН

Я не мог понять, что происходит. Я понимал, что это было то единственное, чего я никогда не позволял себе делать, то единственное, что всегда казалось мне кошмарным, унизительным сценарием, то единственное, чего я не делал лет с… да наверное, с девятнадцати… И господи, это было настолько… настолько, блять, приятно. Мне было настолько хорошо… Я никогда не предполагал, что человеку может быть до такой степени крышесносно… Я прекрасно отдавал себе отчёт, что я принадлежу ему, что ситуация полностью в его руках, но мне было всё равно, лишь бы только он не останавливался. Он развернул нас, и я плюхнулся грудью на картину. Краска пахла и скользила, он раз за разом прикасался внутри к той точке, которая превращала моё тело в одно сплошное нервное окончание… Внезапно я кончил. Так сильно, как никогда раньше. Дышать было нечем. Я простонал его имя и почувствовал, как кончил он, услышал, как он снова и снова шепчет моё имя вперемежку с невнятными проклятиями. Он обнял меня, его пальцы скользили по краске у меня на животе, его грудь касалась моей спины, губы — моей лопатки.

Он вышел из меня и развернул. Я немного нервничал, что же теперь будет? Что, блин, можно сказать в ситуации вроде этой?

Но он ничего не сказал. Он просто притянул меня к себе, перепачкав мне краской ещё и волосы (можно подумать, на мне мало было краски до этого), и, не раскрывая глаз, прикоснулся своим лбом к моему. Я слушал его дыхание, меня самого немного покачивало, и, в конце концов, мои глаза закрылись тоже. Он нежно поцеловал меня, и, отвечая на его поцелуй, я подумал: "Неужели всегда так страшно получать то, что ты хочешь?" Мои поцелуи стали настойчивее, но, когда я попытался прижаться к нему, он отстранился и прошептал:

— Эй-эй, полегче…

Я посмотрел на него. Он ухмылялся.

— Здесь настолько крошечный душик, что даже мне одному в нём не развернуться.

Только сейчас я обратил внимание на то, в каком я виде. О господи! Я был весь покрыт завитками тёмно-синего и изумрудно-зелёного цвета**. Я фыркнул.

— Тебе действительно следует смыть краску, пока она не засохла, — сказал он с извиняющимися интонациями.

Он развернул меня в сторону ванной и легонько подтолкнул в спину. Я кое-как уместился в крошечной душевой кабинке. Я стоял и смотрел, как краска исчезает в сливном отверстии, и задавался вопросом, во что же я себя втравил.

Я обернул полотенце вокруг бёдер и вышел обратно в гостиную. В одних тренировочных штанах он сидел на кухонном стуле и курил, обхватив рукой колено. Как только я увидел его, все сожаления и сомнения покинули меня, остался только восторг.

Громадную картину он перенёс со стола к противоположной стене и сидел, глядя на неё. На ней в импрессионистском стиле был изображён ночной город, освещаемый фонарями… В правом верхнем углу был размазанный отпечаток человеческого тела. Справа и слева от него, там, где я пытался ухватиться за картину, даже были видны борозды на краске.

Я подошёл к нему сзади и провёл руками от шеи по плечам и спине.

— Извини… Я испортил твою картину… — пробормотал я.

Он помолчал, затянулся сигаретой, чуть склонив к плечу голову, посмотрел на меня и ухмыльнулся.

— А мне нравится.

Примечание к части

* 189 см

** Видимо, они оба выглядели как-то так http://ficbook.net/images/user_avatars/avatar_ANGELKSUSHA_1381160098.jpg

_________________________

Уф-ф-ф-ф-ф! Простите, что заставила столько ждать, но переводить «набегами» по полчаса я не люблю, а времени с октября совсем не было.

ГЛАВА 16

ДЖАСТИН

Он был немного в шоке от произошедшего. Я это чувствовал. Вскоре после того, как он вышел из ванной, мы легли спать. Мы лежали лицом к друг другу, я не хотел своей любовью к обнимашкам перепугать его ещё больше, поэтому я просто молча лежал с закрытыми глазами. Вскоре он осторожно положил руку мне на грудь. Я накрыл её своей. Так мы и лежали достаточно долго. Я чувствовал, что он не спит. Если он и уснул в ту ночь, то уж точно после меня, а я заснул ох как не скоро. Однако, как бы испуган он ни был, он ничего не вымещал на мне, за что я был ему безмерно благодарен. Я и сам был немного на взводе и не был уверен, что смогу адекватно среагировать, если он вздумает устроить сцену. На следующее утро, заложив ногу на ногу, он уселся на диване с моей газетой. Я рисовал. Тишина была робкой, но очень комфортной.

БРАЙАН

Мне никогда не узнать, как он догадался, что надо было сделать обязательно, а чего нельзя было делать ни при каких обстоятельствах. Он не пытался тискать меня, не пытался зацеловать до смерти, ничего подобного. Он позволил мне читать газету, пока сам рисовал на другом конце комнаты. Вскоре я обнаружил, что только делаю вид, что читаю, а на самом деле смотрю, как он терпеливо водит карандашом по бумаге. Он поднял голову, посмотрел на меня, спокойно улыбнулся и снова погрузился в рисование.

Клянусь, я буду отрицать, что когда-либо говорил вам это, но когда в последующие годы я пытался проанализировать, когда же я влюбился окончательно и бесповоротно, я приходил к выводу, что это было именно тогда, когда он улыбнулся мне в тот день.

Пару минут спустя он снова посмотрел на меня. Блять, я понятия не имею, что за выражение было у меня в тот момент на лице, потому что он вздохнул с этакой смесью веселья и раздражения, подошёл и плюхнулся на диван рядом со мной. Чмокнул меня в лоб. Погладил по запястью. Мне так хотелось к нему прикасаться, а ведь раньше подобных желаний у меня не возникало никогда. Меня никогда раньше не восхищала ничья красота, это все окружающие восхищались моей. Поэтому я принялся гладить его щёки, скулы, целовать губы… Я должен был дать ему понять. Он должен знать. Хотя, возможно ли, чтобы он этого ещё не понял?

— Джастин…

Он открыл глаза и выжидающе посмотрел на меня.