— Да. Это просто царапина, — я всё ещё пытался открыть аптечку одной рукой, но вместо этого, заталкивал её всё дальше и дальше на полку.

Он вздохнул, открыл её, вытащил пластырь, снял защитный слой.

— Дай сюда палец.

Я ошарашено посмотрел на него, вытер руку бумажным полотенцем и протянул ему палец. Он осторожно наклеил пластырь. А ну-ка подождите! Он что, ведёт себя любезно? А ведь и в самом деле. И не только любезно, а даже, я бы сказал, робко и он… заботится обо мне. Заботится?! Он наклеил пластырь, но руки не отпустил. Я посмотрел на него. Он держал меня за руку и смотрел на меня. И на лице не было этой вечной усмешечки. Я только сейчас разглядел, какие у него глаза, оттенки всех моих самых любимых цветов. Какое удивительное совпадение. Мы смотрели друг на друга секунды две. Не больше. Но это было. Однако ещё через две секунды нахальная усмешечка и вздёрнутая бровь вернулись на свои места.

— Похоже, ты не собираешься сдаваться, — мурлыкнул он.

— А вы?

Он фыркнул.

— К твоему сведению, если, конечно, ты обратил внимание, счёт сейчас равный. Так что, как только ты выкинешь белый флаг, всё это прекратится, — произнёс он, направляясь к двери.

— Мечтать не вредно, мистер Кинни! — крикнул я ему в спину.

Он ушёл, а я остался готовить доски и безуспешно пытаться избавиться от странных предчувствий.

ГЛАВА 5

Я чувствовал себя виноватым, что с начала учебного года ни разу не заходил к Линдси. Как-никак это она помогла мне сделать первый шаг в мир живописи, она пригласила меня участвовать в самой первой выставке, и она же написала рекомендательное письмо в Питтсбургский Институт Изящных Искусств. Я был занят учёбой и практикой, но знал, что Линдси поймёт.

— Дасин! — услышал я, едва открылась дверь, и маленький монстрик ростом 85см, иногда именуемый Гасом, рванул ко мне.

— Мистер Барабан! — поприветствовал я его.

— Я не мистел Балабан! — воскликнул Гас в притворном возмущении.

— Не Барабан? А ну-ка послушай, судя по звуку, всё-таки барабан, — я сделал вид, что стучу по его голове воображаемыми палочками, и издал звуки, имитирующие барабанный бой.

Гас, мой маленький друг, просто лопался от восторга.

— Привет, Линдси, — сказал я и чмокнул её в щёку.

— Привет, Джастин, — ответила она, — как де…

— Дасин! Ты плинёс ням-ням?! — воскликнул Гас, прыгавший у наших ног.

Обращаясь к Линдси, я одними губами произнёс:

— Фруктовый мармелад ему можно?

Линдси кивнула.

— Конечно! — ответил я Гасу, вытащил пакет с мармеладом и дал ему парочку конфет.

— Как дела, Джастин? Как институт? — спросила Линдси, проводив меня в столовую.

На столе уже стоял кофе, как и положено в доме образцовых лесби.

— Всё хорошо. Правда, я теперь всё время занят. Я приношу извинения, что так и не смог выкроить времени для того, чтобы зайти и…

— О боже мой! Только извиняться не надо! Это же, наоборот хорошо, что ты всё время занят! — замахала на меня одной рукой Линси, одновременно другой вручая мне чашку с кофе.

— Я сейчас даже не рисую, учёба и практика поглощают всё моё время.

— Зато летом ты будешь абсолютно свободен. В течение года ты изучаешь технику живописи, зато потом ты сможешь создать, всё, что захочешь, не задумываясь о том, каким способом выразить это на холсте.

— Твой взгляд куда позитивнее моего.

Линдс рассмеялась, прижав к себе кружку. Есть в ней что-то успокаивающее, материнское, она никогда не осуждает, рядом с ней безопасно. Гасу крупно повезло. И даже крутая и прямолинейная Мел была для них прекрасным дополнением. Когда у Линдс собирались гости-художники, именно с Мел можно было выйти покурить, чтобы не слушать, как все ругают лицемеров-критиков, и не видеть, как пришедшие наливаются бесплатной выпивкой.

— Кстати, как практика? Куда тебя взяли? — спрашивает Линдси.

— Дасин! Смотли! — малыш с разбега плюхается мне на колени, я ставлю кофе на стол, чтобы не облиться.

Он сует мне лист бумаги. Это рисунок мелками, на котором изображено что-то типа башни с часами, лампы, рождественской ёлки какого-то насекомого.

— Это мама, — он тычет пальцем в лампу, — это мамочка, — он указывает на ёлку, — это папа, — палец указывает на башню, — а это я! — он тычет в маленького клопика.

— Вот это да, Гас! Здорово! Очень похоже! — я передаю рисунок Линдси. — Похоже, у вас в семье скоро будет на одного художника больше.

— Должно быть, сказываются те уроки рисования, что ты ему давал, — смеётся она.

Гас стоит передо мной вытянув руки и выжидающе растопырив пальцы. Я вздыхаю и сую руку в карман.

— То есть, я интересую тебя лишь только потому, что приношу конфеты, да?

Я вручаю ему ещё парочку, и он тут же убегает куда-то.

Линдси расспрашивает меня об учёбе, потом рассказывает о выставках, которые готовятся в галерее Блума. Я слышу, как открывается дверь. Посчитав, что это вернулась Мел, я не стал оборачиваться.

— Где мой сын?

— Папа-папа-папа-папа-папа-папа-папа! — маленький вихрь по имени Гас проносится через столовую и гостинную и подлетает к двери.