Когда я проснулся, солнце уже заливало своим светом лофт, на стуле по-прежнему стояла картина, а его не было рядом.

ГЛАВА 14

ДЖАСТИН

— Джастин?

Чёрт, ненавижу, когда меня окликают сзади, в особенности, когда я вешаю картину.

— Секундочку.

Ну же, ну! Не падать. Я, блять, сказал «не падать»! Вот так. Так. Молодчина.

— Да, Сьюзи?

Вообще-то, Сьюзи классная. На ней неизменно одежда эклектического стиля и более чем странные аксессуары вроде браслетов из чайных ложек или заколок для волос в форме гигантских канцелярских скрепок. Она — местная Дебби, помешанная на современной живописи, только не столь опасная для неподготовленных ушей. Она всегда хорошо относилась ко мне. Все те поручения, которые она мне давала, были куда интереснее, чем многочасовое стояние у ксерокса или тупой ввод данных в память компьютера, которые мне вечно поручал Брэдли. Как же он меня достал!

— На следующей неделе в пятницу у нас благотворительная выставка в помощь организации «Пациенты, больные СПИДом». Маркетингом нужно начать заниматься уже сейчас.

Ох-х-х… Скукотища-то какая.

— Здорово! Вы хотите, чтобы я распечатал постеры?

— Ну… Может быть, позже, когда будет, что распечатывать. Ты бы не взялся их для начала нарисовать?

В ситуациях, подобных этой, позволительно отвечать «Что-о-о?!», однако, я предпочёл переспросить:

— Простите, не понял?

— Тебе было бы интересно самому нарисовать эти постеры?

— К-конечно! Я просто… А разве вы доверите мне столь серьёзную задачу? — начал запинаться я, прежде чем сообразил, как неуверенно и непрезентабельно я при этом выгляжу.

— А что, есть неизвестные мне причины, по которым я не должна тебе это доверять? — она приподняла бровь и усмехнулась.

— Да-а-а-а-а-а-а-а-а-а! Да! то есть, нет! Я бы с огромным удовольствием! Спасибо вам, Сьюзи!

— Значит, договорились.

Она разворачивается и уходит, посмеиваясь над моим кретинским ответом. Ну почему в ответственных ситуациях я всегда веду себя как полный идиот?

Я прожил здесь уже около месяца. Жизненный опыт, который я получил за это время, несопоставим ни с чем. Именно такой оборот я употребил в письме, отправленном маме. Не поймите меня превратно, там было здорово, работа была интересной и приносящей удовлетворение, а то, что меня пригласили в столь престижную галерею — вовсе фантастика, и в Ванкувере классно… вот только было мне весьма одиноко. Особого желания ходить куда-то в одиночку в незнакомом городе в чужой стране у меня не наблюдалось. Понятное дело, Канада — не Тайвань, но и там есть свои особенности. Например, туни. Что за хрень такая? Как оказалось, это монета в два канадских доллара. Ещё коллеги меня постоянно спрашивали, не хочу ли я составить им компанию в «забеге Тимми»*. Я всегда отказывался, потому что трусил расспросить, что это такое, опасаясь услышать, что это… ну, например, гонки на собачьих упряжках.

Ещё была проблема, связанная с присутствием Брайана. Вернее, наоборот, с его отсутствием. По прошествии месяца, я уже не думал о нём каждую минуту, и это, несомненно, было большим плюсом, но то и дело я видел на ком-нибудь ремень от Прада или проходил мимо тайского ресторанчика и… всё это тут же напоминало мне о том, что его рядом нет. Мне не должно было быть так больно, но, тем не менее, больно было, и даже более чем. Я пытался внушить себе, что без него мне будет лучше. Каждый раз, как я начинал сожалеть, что я не с ним, я заставлял себя вспомнить, какую боль он мне причинил, и, что сколько бы я ни старался, у нас в итоге ничего бы всё равно не вышло. И я, вроде, даже сам начал в это верить.

БРАЙАН

Всё это началось в продуктовом магазине. Едва я положил в корзинку макароны, предварительно проверив, что они именно из твёрдых сортов пшеницы без добавления манной крупы, как услышал его голос: «Именно от подобных макарон и приключается расстройство желудка». Честное слово, я услышал это. Услышал так же чётко, как услышал это пару месяцев назад, когда мы вместе ходили за продуктами. В довершение всего, я чуть было не положил выбранные мной макароны обратно на полку.

На следующий день, когда я был в душе, я протянул руку к гелю, и сразу вспомнил, как ему нравился скраб с кориандром и коричневым сахаром, и рука, сама, помимо моей воли, взяла именно его. И мне сразу вспомнилось, как после душа он вставал на цыпочки, утыкался носом мне в ключицу и втягивал мой запах. При этом воспоминании у меня аж перед глазами всё поплыло.

На следующий после его отъезда день я обнаружил оставленный им рисунок. Я узнал его сразу. Он был сделан в моём кабинете в тот день, когда умер Джек. Мне было неприятно видеть то выражение лица, которое он запечатлел. На рисунке я выглядел таким уязвимым и ранимым. Мне не нравилась мысль, что он видел меня таким. Я так и оставил этот рисунок валяться на кухонном столе.

Прошло уже полтора месяца, а его голос по-прежнему звучит у меня в голове, он даёт советы, что заказывать на ужин и какие цветовые гаммы выбирать для макетов.

Неожиданно пришла Линдси. Давненько она у меня не была. В этот раз она почему-то пришла одна, без Гаса, но с бейглами и томатной фетой, которую, как я всех уверяю, я терпеть не могу. Но она-то знает, что это не правда. Она в очередной раз доказала, что знает меня куда лучше, чем я сам.

Почти сразу же она перешла к слишком личным вопросам.

— Как я понимаю, у Джастина всё хорошо, да?

Я перелистнул страницу газеты.

— А мне откуда знать?

— Ты что, не звонишь ему?

Снова перелистываю страницу.