— По твоим же собственным словам, между нами ничего никогда и не было, так о каких ошибках может идти речь, что тут исправлять? Объясни мне, я в чём виноват?

— О господи! Я приехал сюда абсолютно не для того, чтобы выслушивать от тебя всё это, — раздражённо пробормотал он.

Примерно через три миллисекунды до него дошло, что именно он сказал. Я намеренно сразу ничего отвечать не стал. А потом…

— Так для чего именно ты приехал, Брайан?

Он посмотрел на меня, а потом отвернулся.

— Я же говорил тебе, у меня была встреча с клиентом.

— Врёшь.

Что это неправда, я понял ещё тогда, когда он в галерее сказал мне про клиента. Невозможно проработать три месяца в рекламном агентстве и не узнать, как, где и с кем в нём ведутся дела. Однако, это ещё вопрос, что именно он мне сейчас ответит.

— Да что ты себе…

— Брайан, у вас вообще нет зарубежных клиентов.

— Едва ли Канаду можно причислить к зарубежным странам, Солнышко.

— Брайан!

Я дал ему десять секунд, в течение которых он не произнёс ни звука. Окей. У тебя был шанс. Ты им не воспользовался.

— Ну ладно. Если ты даже сказать мне не можешь…

— Ради тебя.

Опаньки…

— Что?!

— Я приехал ради тебя, мелкий пиздёныш.

Он стоял, держась правой рукой за бицепс, как он иногда делает, и смотрел в пол.

— Господи… Чёрт…

— Мне работается лучше, и спится лучше, когда ты рядом. И мне самому лучше. Радуешься, да?

Он сказал мне это. Он действительно это сказал. Ну, то есть, не совсем это… Но хоть что-то он мне сказал.

— Ну ладно. Пока я удовлетворюсь и таким ответом.

Он посмотрел на меня. Я в два шага покрыл разделявшее нас расстояние и впился в него поцелуем.

БРАЙАН

Неожиданно он бросился ко мне в объятия, он целовал меня, и, блять, это было… Это было так… Ну не знаю, как… Словами это не описать. Я утратил контроль над ситуацией. В каком-то смысле утратил. И я не был уверен, что мне нравится, к чему это может привести. Но больно он мне не делал. По крайней мере, пока.

Его напор был настолько сильным и неожиданным, что я попятился и упёрся спиной в балку, рядом с которой на столе лежала огромная картина. Правда, на неё я тогда не обратил особого внимания. Казалось, его руки были везде, впрочем, мои тоже. Внезапно меня посетила мысль, что я не смогу от этого отказаться ещё раз. Это было… Это было настолько… Это было слишком хорошо. В тот момент я был абсолютно уверен, что позволил бы ему сделать со мной всё, что угодно.

ДЖАСТИН

Вот его руки проникли под заляпанную краской футболку, вот нам пришлось разорвать поцелуй, чтобы он смог её с меня снять. Я уткнулся носом ему в ухо. Я должен был что-то сделать, чтобы подобные ситуации не повторялись до бесконечности. Мы стояли, тяжело дыша друг другу в ухо. Он всё-таки выслушал меня. Это добрый знак.

— Это больше, чем просто трах, — хрипло прошептал я.

Он принялся покрывать поцелуями мою шею, но я удержал его.

— Скажи это.

Я прижался лбом к его лбу и посмотрел ему в глаза. Мне показалось, что он немного напугался, что я опять беру инициативу в свои руки. Но…

— Это больше, чем просто трах.

Блять. Ничего более возбуждающего я от него не слышал. Он прошептал эти слова едва слышно. По тому, как он произнёс их, я почувствовал, что ему страшно, и именно поэтому я понял, что он говорит правду.

Мы снова впились друг в друга поцелуем. Блять, как у меня стояло… Я потёрся о него, и он едва слышно застонал. Я расстегнул его брюки, а он – мои, но вместо того, чтобы спустить их с его бёдер, мои руки, словно против моей воли, притянули его за ягодицы ещё ближе в то время, как он принялся снимать брюки с меня. Мои пальцы раздвинули его ягодицы. Какого хрена я это делаю? Указательный палец коснулся его отверстия. Какого хрена я это делаю, какого?! Он не остановил меня. Он просто сунул руку в задний карман и вытащил презерватив и смазку. Потом он снова обнял меня, обёртка презерватива царапала мне плечо, мой наивный палец проникал всё глубже и глубже. Он не останавливал меня, он продолжал целовать меня, только дышал всё тяжелее и тяжелее, и я чувствовал, как дрожат его руки на моих плечах. Когда к указательному пальцу присоединился средний, он вцепился мне в волосы. Я понятия не имел, куда это нас заведёт, и что я, блин, делаю, пока он не разжал мне пальцы свободной руки и не сунул в них презерватив и смазку, не развернулся и не ухватился за колонну.

О гос-по-ди.

Нужно срочно что-то делать. Срочно. Он устроит сцену, если я начну колебаться. Похоже, что он уже готов сорваться. Я торопливо надел презерватив и, как успел, подготовил его. Я прекрасно понимал, что этой подготовки мало, и понимал, что времени, чтобы подготовить его, как положено, у меня просто нет. Я коснулся губами основания его шеи и направил себя в него.

Он выдохнул тихое, отчаянное: «О боже…», - это было самое прекрасное, что я слышал в своей жизни… Пока он пытался выровнять дыхание, я не двигался и покрывал поцелуями его спину и плечи. Едва я начал двигаться, как мой мозг замкнуло, и он перешёл в какой-то инстинктивно-животный режим. Я издавал не то рычание, не то урчание, я не узнавал собственный голос. Незнакомые звуки, исходившие от Брайана, заводили меня ещё больше. Я вцепился в его ладони, вцепившиеся в металлическую колонну, и почувствовал, как напряжены мышцы рук. Я сообразил, что нужно найти способ сделать это в куда более удобной позе. Ещё функционировавшая часть моего мозга подсказала мне, что логичнее всего было бы уложить его на стол, находившийся рядом с колонной. Вот только я напрочь позабыл, что на этом самом столе лежала незаконченная картина. Я услышал мокрый шлепок, когда он упал на непросохшую краску. Какую-то долю секунды я даже ругал себя за это, но тут же пришёл к выводу, что мне совершенно всё равно, что будет с этой картиной. Мне действительно было всё равно. По крайней мере, тогда, когда он подавался мне навстречу и громко стонал подо мной. Клянусь, я даже услышал: «Ну-что-ты-стоишь-трахай-же-меня», - произнесённое едва слышным шёпотом. Он пытался ухватиться за картину, краска скользила под пальцами и размазывалась по груди. Моя картина, моё творение, покрывала его кожу. Это было так возбуждающе, так неправильно и, возможно, очень символично, но, большей частью, просто, блять, красиво. Я любил его.