Дело-то подковы ломаной не стоило, как мне думается, хоть жрец считал, видимо, иначе.

Было-то как все: в гостях у Финна надрызгался Торстейн браги с хозяевами, чего они там отмечали — неважно. А как пора стало домой собираться, вышел жрец за ворота усадьбы — тут его на свежем воздухе и накрыло. Пригрезилось ему, что драккар новый к спуску готовится, надо освятить его, благословить всяко. Ну он и давай ритуал исполнять.

Вокруг Гримова сарая с дровами.

От огня его заклял, от гнили, от разрушений, благословил на мореходность, чтоб паруса и весел слушался, чтоб нес славных хирдманов к победам, короче, знатный сарай получился, хоть на воду спускай, да в набег на нем плыви. Торстейн даже кадило свое с благовонием запалил, которое всегда в своей сумке таскал, а уж с ней он никогда не расставался. И духов всех изгнал злых. Их много должно быть, в дровах то сидит обычно…

И тут я возвращаюсь с хутора, от подружки. Гляжу — бродит кто-то, бормочет неясно. Вроде знакомый, но не разобрать: темно, ночь как бы, да и поздняя осень на дворе. Тут оно ко мне поворачивается: глаза в темноте светятся, в руке болтается что-то, никак, драугр восстал, мстить за что-то пришел? Да цепом вооружился, чтоб головы добрым людям разбивать! Тут драугр как заорет: «Аааааа, нечисть, инкуб среди нас!!! Вижу, вижу суть твою препоганейшую, не спрячешься, катись в Хель!!!»

И шарахнул мне кадилом своим с размаху да по лбу.

Вот попади он на дюйм пониже, и стал бы я не просто Сварти Конь, а Сварти Одноглазый Конь.

Я и так струхнул порядком, да тут еще искры от удара из глаз посыпались — ну и дал драугру по его драугровой богомерзкой харе, как Олаф и батя учили. Хорошо попал, аж рука занемела. И деру дал, как глянул поближе, кто это такой в грязь отдохнуть прилег.

Эта история послужила нам всем уроком.

Мне: если видишь что к тебе идет что-то, а ты не знаешь что оно такое, тогда либо убегай, либо бей первым, да так, чтоб не встало — здоровее будешь. Шрам на лбу у меня остался, слева, кожу стянуло и теперь левая бровь у меня эдак недоуменно выгибается. Будто человеку не верю, или насмехаюсь над ним, чего доброго. Наврал всем, что это о поленницу, когда ночью по нужде бегал.

Жрецу: если нажрался браги до появления видений — так проси, чтоб до дому проводили. У него теперь не хватает двух зубов слева, и молитвы богам он с тех пор читает с таким развеселым присвистом, что авторитет его на время падает, что бесит Торстейна неимоверно.

Даже Грим, который вроде бы ни при чем, получил урок: делаешь что-то — так делай хорошо. А то кособокий Гримов сарай, непонятно как до этого вообще не развалившийся, теперь ни снести, ни передвинуть. Он честно пытался его убрать (мешать начал), но всех его трудов результатом была только пара оторванных бревен. Так и стоит до сих пор.

А Торстейн-то, и раньше подозревал, кто это его приголубил, а теперь вот, подстраховаться решил, и отомстил, на всякий случай.

Но я отвлекся.

— Упорствуешь все еще? — Финн бросил мне мои же штаны, подобрав их с пола — Оденься, да в порубе посиди, подумай день да ночку. А завтра тинг соберем да объявим, — тут он мне подмигнул — А о чем объявим, будет зависеть, как хорошо ты подумаешь. Думай хорошо, Свартхевди Бьерннсон, решай.

На том и расстались с этой неуважаемой мною братией.

Отправились они, видимо, праздновать привалившую семейству Скряги удачу, а меня под конвоем двух Финновых отпрысков отправили в холодную.

Некомфортное у нас помещение, в котором всякого рода нарушителей содержат, определенно. Тесно здесь, темно, пол земляной. Всех удобств — охапка старой прелой соломы да кадушка в углу, для санитарно-гигиенических целей предназначенная. Мне тут сразу как-то не понравилось, ибо не место тут достойным людям, вроде меня.

Возле двери, как по голосам понял, которые снаружи периодически доносились, средний братец Турид на страже был оставлен, Квист Финнсон, соответственно. Не то, чтобы я мог куда-то из сруба деться, а просто для порядка. Ну и, чтобы уличить несознательных, тех, кто мне бы помочь мог попытаться. А самому выбраться — это вряд ли. Пол хоть и земляной, но подкоп скрести ногтями (пояс-то с ножом и ложкой отобрали) я буду, пока не состарюсь. Есть еще окошко под самым потолком, но оно, во-первых, забрано решеткой, а во-вторых, такого размера, что пролезть в него смогу я разве что по частям. Слыхал я, конечно, висы, про великих карлов прошлого, которые двери темниц плечом высаживали (что вранье, скорее всего) — но не мой случай: я сильный, конечно, но легкий, да и дверь вовнутрь открывается. А потолок сделан тоже из бревен, потоньше, правда, чем на стены пошли, так что, и через крышу не выбраться.

Эх, вот был бы я ульфхеднаром, да ниспослал бы мне аса-Тор ярость божественную, так и через стену смог бы выйти, и дверь бы выбить, и ей же Квиста отмудохать, но что толку мечтать.

— Сидишь, Конь? — это Квиста где-то ближе к полудню растащило поболтать, — Сиди-сиди, отдыхай напоследок. А то, свадьба ведь скоро, хе-хе, родич будущий. Доволен ли суженой, понравилась ли? Достаточно ли горяча сестренка? Ха-ха-ха, и верхом не умеет девка, а смотри-ка — Коня-то объездила!

Квист мне никогда не нравился, как и все остальные мужи его семейства. Умом и сообразительностью не отличался, чем не в батю пошел, зато был силен и крепок, хотя и несколько неловок. Но, может, удастся его разозлить? А как он войдет, чтобы рубашку мою от пыли прямо на мне выхлопать, так, авось, справлюсь с ним, да сбегу?

— Ага, через Турид я половине взрослых мужей борга родичем получусь. Тебя, Квист, случаем, не так же зачали?

— Ты к чему это ведешь, а, Конь? — о том, что Квист призадумался, мне сообщил громкий скрежет, с которым тот почесывал свой затылок. Или не затылок? В общем, то место, которым обычно думает.

— Ну, как: Турид же, дочь своей матери? И твоей, кстати, тоже? И на нее похожа?

— Да, так оно и есть!

— Смотри дальше: вот брат твой, твоего отца сын?

— Да! Так видно даже, что братец Скафти на отца похож, как две капли воды! — тут до Квиста, похоже, начало доходить.

— А Турид, значит, на мать?

— Ну… да…

— Так ты у Финна-то спроси, не был ли он в походе, когда тебя зачинали? А то ведь, Турид ведь гулящая у вас! А сам знаешь — какова яблоня, таковы на ней и яблоки…

— Убью!!! — дверь грохнула от могучего пинка, послышался шелест сдвигаемого засова, тут же, впрочем, прекратившийся, к великому моему разочарованию.

— Думаешь, самый умный, а Конь? — Квист отчетливо заскрипел зубами — После свадьбы поговорим. Пусть поразит меня Гунгнир Отца Битв, если я не вобью твои слова вместе с зубами тебе же в глотку. Сойдет для сестры и беззубый супруг.

— А не будет этой свадьбы если? Всякое может случиться — я не оставлял надежды заманить его внутрь — Так скажи мне, не прав ли я, о родне твоей, по женской линии?

— А не будет свадьбы — тогда сидеть тебе на колу, Конь, иному не бывать — караульный начал успокаиваться — Я для тебя его сам сделаю. Из ели неошкуренной, чтоб тебе сиделось на нем пошершавее.

Не получилось.

Значит, пора немного понадеяться на чудо, а потом пасть в бездны отчаяния.

И, что характерно, есть ведь с чего.

Я валялся на охапке соломы в углу и мрачно представлял себе невеселое свое будущее.

Соглашусь я на свадьбу — вот Финн то порадуется. Он, чтобы этот позор со своего двора спровадить в заботливые руки мужа и половины добра своего не пожалеет. А уж мой-то отец как счастлив станет, такому в семействе нашем дружном пополнению…

Рога у меня, скорее всего, еще во время свадьбы вырастут, в задаток, как бы — это к бабке не ходи. А дальше, представляю себя в окружении многочисленных своих детишек, среди которых и от меня некоторые могут быть (если очень постараюсь). Нет, не так я себе свою семейную жизнь представлял!

А если соглашусь на смерть позорную?