– Не освободишь бедному старому дедуле немного места?

Голос доносился словно издалека – может, Уилкс все-таки задремал, и теперь ему все это снилось? Он поднял глаза и даже в темноте узнал усталое лицо Сайджерсона.

– Я тоже умер? – спросил Уилкс.

– Тоже? Что ты имеешь в виду?

Уилкс стряхнул с себя сонливость. Увидел, что они миновали волнолом и теперь находились где-то в Ла-Манше. Сел и потянулся.

– Мы с Даффи потеряли вас. Думали, вы погибли.

– Не надейся. Я только что побывал у него на мостике. Он говорит, через пару часов будем в Дувре.

– Где же вы прятались?

– Сидел внизу.

– И как там ребята? – спросил Уилкс.

– Мы потеряли еще троих. Остальные держатся. Хотя бы доберутся до дома.

– Не стоит говорить плохо о покойниках, но будь проклят полковник! С самого начала было понятно, что это самоубийство. Повезло, что хоть кто-то из нас уцелел. Тридцать человек наносят удар за чертову Корону по трем сотням фрицев, если не по трем тысячам! Это не удар! Это прогулка на эшафот!

Сайджерсон помолчал, затем произнес:

– Вообще-то их было сто двадцать.

– Кого?

– Солдат, оставленных охранять понтоны. Гарнизон из ста двадцати человек.

– Неважно, – ответил Уилкс, – все равно четыре к одному – это не… – Он замолчал на полуслове. – Откуда вы знаете, сколько у них было человек?

Сайджерсон махнул рукой.

– Радио. Как я сказал, я сидел внизу. Непосредственно перед тем, как мы двинулись к вам, я нашел их частоту. Когда понял, что они охраняют понтоны возле Арка, догадался, что с этой группой мы и сражаемся, а потому установил с ней контакт.

– Вы с ними разговаривали?

– Ich bin Hauptmann Braun, Offizier im Stab von General Guderian. Dies ist eine Angelegenheit der höchster Priorität. – Сайджерсон натянуто улыбнулся.

– Я майор Браун из штаба генерала Гудериана. Это дело высочайшей важности, – перевел Уилкс.

Зубы Сайджерсона блеснули в темноте.

– Я приказал сообщить их численность и позицию.

– И они сообщили?

– Фрицы – расторопные парни.

– И что дальше?

– Боюсь, что майор Браун создал у них впечатление о масштабной, крайне быстрой и неожиданной контратаки почти целой дивизии войск союзников, которой каким-то образом удалось избежать немецких «клещей». Теперь эта дивизия движется через город, и ее цель – захватить мосты. Стрелки у понтонов, без сомнения, отвлекали огонь и внимание арьергарда, чтобы дать основным силам возможность беспрепятственно миновать Арк. Приказы майора Брауна – мои приказы, – Сайджерсон довольно усмехнулся, – исходили от самого Гудериана и заключались в том, чтобы немедленно – немедленно! – оставить мосты и попытаться удержать город перед лицом атаки союзников. Похоже, это сработало.

– Сработало? Еще как! Вы, черт побери, спасли нас всех!

Сайджерсон отмахнулся.

– Следовало заодно приказать им взорвать мосты. На десерт.

– К черту десерт! Какой план! Даффи решил, что это настоящее чертово чудо! Так и сказал, рука Господа.

Сайджерсон покачал головой.

– Это вряд ли. Просто немного везения в нужный момент.

– И в чем же заключалось везение?

– В том, что я наткнулся на их канал.

– Скорее сообразили его поискать. Здесь нет никакого везения.

– Что ж, самое главное, что мы выбрались.

– Может, это и главное, но вам следует дать медаль.

– Ерунда, Уилкс. В данный момент я бы предпочел клочок места на этом рундуке. Умираю от усталости.

Пять минут спустя Сайджерсон уже храпел – старик, наконец получивший заслуженный отдых.

Операция «Динамо», эвакуация из Дюнкерка, закончилась через девять дней, 4 июня 1940 года. Около восьмисот британских лодок, призванных на помощь, подобно «Дуврской куколке», подобрали и вернули в Англию 338226 солдат. Сама «Куколка» совершила тридцать восемь переходов, восемнадцать из них – после атаки на понтоны через канал А.

Блэк Даффи вернулся на работу в Военное министерство и рассказал всем, как было дело, поэтому новости о героизме и сообразительности самого старшего члена команды «Куколки», гражданского лица по имени Сайджерсон, стали почти легендой: очевидно, суматоха у понтонов на А привела к массированному отступлению немцев, которое отсрочило окончательный удар по Дюнкерку, по крайней мере, на два дня и тем самым спасло множество жизней.

В конце концов история достигла британского верховного командования. Уинстон Черчилль инициировал расследование инцидента, с проработкой реальных событий и их стратегических результатов. Но, несмотря на тщательные поиски, героя так и не опознали и не нашли. Человек с таким именем никогда не жил в Сассекс-Даунз, а больше Блэк Даффи о нем ничего не знал.

Тем не менее в октябре 1940 года Черчилль заочно вручил высшую военную награду Британии. Крест Виктории, за отвагу «перед лицом врага» неизвестному моряку-добровольцу по фамилии Сайджерсон. Этот орден так и не был востребован.

Дорогой Холмс, вы всегда держали свое прошлое за завесой тайны. И как никто другой понимаете, насколько опасным оружием оно может стать в руках врага. Лишь одно дело на мгновение приподняло эту завесу, и я исполнил ваше желание – даже приказ – уничтожить все, что мы тогда собрали и написали. Но я знаю вас достаточно хорошо (хотя вы, дорогой друг – как я осмеливаюсь называть вас теперь, – нисколько этому не содействовали) и понимаю, что однажды вы захотите снова взглянуть на то, что я собираюсь сохранить в этом письме: тень прошлого, сделавшего вас тем, кто вы есть сейчас.

Я часто задумывался, не потому ли вы столь страстно раскрываете преступления и тайны других людей, что они напоминают о собственных тайнах, которые вы прячете от мира. Это дело – назовем его «Делом потерявшегося мальчика» – в большей степени, чем что-либо другое, подтвердило мою догадку. Оно заставило меня понять: мой лучший друг прячет эмоции под толщей льда, потому что его преследуют воспоминания, которые можно вынести лишь в таком замороженном, безжизненном состоянии. Демоны, которых страшится великий Шерлок Холмс, живут в его душе, и место их рождения – его главный секрет.

«Стоило мне его увидеть, как меня посетило предчувствие». Сколь часто мы используем эту фразу, осознавая, что проецируем на прошлое то, что узнали в будущем. Но да, предчувствие посетило меня в тот самый момент, когда я впервые увидел мальчика, который назвался Николасом Хокинсом. Это неоспоримая истина.

Даже миссис Хадсон, да благословит ее Господь, не самая впечатлительная из женщин, не могла оторвать от него глаз.

Но все началось не с этого. Я слишком поспешно пытаюсь добраться до сути истории.

Все началось с одной из трапез, которыми вы столь щедро угощаете нерегулярных полицейских с Бейкер-стрит, когда они приносят полезную информацию. Иногда в доме 221-б на Бейкер-стрит собирается более двух десятков грязных маленьких прохвостов. Порой в таких случаях миссис Хадсон бывает вынуждена прибегнуть к моей помощи, ведь они хватают своими грязными пальцами слишком многие вещи, которые ей дороги. Вы же, напротив, всегда любили компанию малолетних преступников. Наряду с вашей страстью к жуткой маскировке и способностью мыслить рациональнее других людей, даже когда вокруг царит стихийный домашний хаос, эта привязанность – самое сильное доказательство вашего истинного внутреннего Я, которое презирает власть. Власть сомнительного толка, могли бы добавить вы. Но подозреваю, это относится к любой власти, особенно религиозной и политической.

Шерлок Холмс верит в необходимость правил, он самый свирепый боец за принцип справедливости – но редко находит его отражение в человеческих законах. Таким образом, он чувствует себя вправе игнорировать и даже нарушать их, если считает, что они стоят на пути истинной справедливости.

Мальчишки, с заметной гордостью именующие себя нерегулярной полицией с Бейкер-стрит, разделяют эти взгляды – и, возможно, понимают их намного лучше, чем наши взрослые коллеги, взыскующие справедливости. Жизнь рано научила этих детей, что человеческие законы намного эффективней защищают собственность, чем их здоровье и благополучие. Нерегулярным полицейским не выпало шанса поверить в мировую справедливость, и вызывает уважение суровость, с которой они воспринимают мир, в то время как окружающие их взрослые носят утешительные розовые очки.