– Еще вопросы, детектив? – спросил он. – Нам пора отвезти мистера Барклая в морг.

– Нет, я вполне удовлетворен, – сказал Босх. – У меня больше нет вопросов.

– Тогда удачи тебе с вдовой.

– Спасибо, Шерлок.

Босх повернулся и наконец вышел из библиотеки.

Мою жену призвали к постели гувернантки, которая была для нее почти как мать, и я уехал на несколько недель на Бейкер-стрит, где жил прежде. Отъезд жены в Эксетер совпал с моим собственным желанием провести время со старым другом и бывшим соседом по квартире, мистером Шерлоком Холмсом. Недавно нам удалось пригласить его к себе на обед, и я увидел, что Холмс впал в состояние нервного раздражения, которое возникало всякий раз, когда его разум оставался без интеллектуальной пищи.

Как всегда в подобных случаях, он долгими часами играл на скрипке. Звуки вызывали у меня некоторое чувство дискомфорта, а соседи из квартиры на следующем этаже грозились обратиться в суд, если он не перестанет шуметь между двумя и шестью часами после полуночи.

– Нам известно, что мистер Холмс настоящий гений и что однажды он спас нашего короля от серьезных затруднений, но мы просим дать окружающим хотя бы какое-то время для отдыха, – объяснил адвокат.

Тогда Шерлок вернулся к своему прежнему пристрастию – кокаину.

Как друг и как врач, я просил его прекратить, но тщетно – Холмс, сгорбившись, сидел в своем кресле и бормотал, что не навязывал мне свое общество, я явился к нему без приглашения и вполне мог составить компанию своей любимой Мэри в Эксетере. В такие моменты он не скрывал своей ревности к моей жене или к тому, что я предпочитал ее компанию. Ведь он ужасно обиделся на нас, когда после женитьбы мы отказались снять квартиру на соседней лестничной площадке…

Чтобы вывести Холмса из ступора, я попытался привлечь его внимание к преступлениям, о которых писала бульварная пресса. Ножевое ранение извозчика на Флит-стрит он назвал «невыносимо банальным» и заявил, что в краже изумрудной тиары графини Гуверинг «наверняка виновата горничная». Когда же следующие выпуски показали, что он ошибся в обоих случаях – самый юный Гуверинг, которому надоело положение младшего сына, продал тиару, чтобы финансировать путешествие в Монте-Карло, имевшее катастрофические последствия, а извозчик оказался русским шпионом, пытавшимся выведать тайны габсбургского дипломата, – Холмс лишь еще сильнее погрузился в состояние наркотического бреда.

Я не мог бросить собственную практику, точнее, других пациентов, которые обычно куда охотнее прислушивались к моим советам, чем мой блистательный, но капризный друг. В начале третьей недели на Бейкер-стрит меня пригласили в отель «Глостер», чтобы оказать медицинскую помощь мужчине, на которого напали накануне вечером.

Управляющего отеля, мистера Грайса, больше всего беспокоила возможность сохранить мой визит в тайне, чем благополучие пострадавшего посетителя.

– Среди наших гостей итальянский принц и французская графиня, – сказал он, когда повел меня по лестнице для слуг на второй этаж. – Любой скандал или страх перед вероятностью нападения нанесут «Глостеру» невосполнимый ущерб.

Я повернулся на середине лестницы.

– Надеюсь, у ваших гостей будут основания считать, что забота об их благополучии заставляет вас уважать врача, которого вы пригласили оказать помощь одному из них. В противном случае, я вернусь в свой кабинет, где меня, вне всяких сомнений, ждут пациенты.

Мистер Грайс поспешно попросил прощения и повел меня по коридору, устланному красной дорожкой, к главной лестнице. Нам навстречу спускались леди, спешившие на улицу, чтобы пройтись по магазинам или провести время с друзьями за чашечкой кофе. Пострадавший гость занимал номер на втором этаже, рядом с северо-восточным углом отеля, в уединенной части здания, из которой открывался далеко не лучший вид: многоквартирные дома на Кассовери-роуд загораживали все, кроме самых высоких деревьев Гайд-парка. Вторая лестница вела из этого крыла во двор отеля.

Мой пациент оказался молодым человеком примерно двадцати пяти лет. Несмотря на итальянское имя – Фрэнсис Фонтана из Буффало, штат Нью-Йорк, – он был блондином, и если бы не бинты, можно было бы сказать, что он обладает привлекательной внешностью.

Несчастного сильно ударили в лицо. Кроме того, пострадали кончики его пальцев. Я не понял, как он мог получить такие ранения, да и рассказ его показался мне странным. Фонтана сообщил, что крепко спал, когда около трех часов ночи его разбудил свет зажженного газового светильника у входа в номер.

– Я выбрался из постели и сразу спросил, кто там. Ответа не последовало, а человек в маске быстро пересек комнату, ударил меня в лицо и спросил: «Где она?» Я изо всех сил врезал ему в ответ, но он был в костюме, а я лишь в ночной рубашке; он наступил мне на ногу, продолжая требовать «ее». В конце концов человек объяснил, что ему нужна маленькая картина, которую я привез из Америки. Семейная легенда гласит, что это Тициан, и я хотел получить заключение эксперта из галереи «Каррера» на Бонд-стрит. Грабитель принялся рыться в моем багаже в поисках картины и вскоре обнаружил ее в потайном отделении чемодана. Мы стали бороться, но грабитель оказался сильнее. Как только он ушел, я побежал на первый этаж, где все решили, что я спятил. Но после того как они увидели мои раны, ночной портье их промыл и перевязал… Естественно, я подал жалобу. Вор мог попасть в мой номер, только отперев замок. Значит, кто-то дал ему ключ.

Мистер Грайс укоризненно посмотрел на Фонтану.

– Мы этого не делали, мистер Фонтана. Вы знаете, что вместе с ночным портье и ночным управляющим мы провели тщательное расследование и выяснили, что никто не просил ключ от вашего номера. Возможно, вы сами по рассеянности забыли запереть дверь.

Фонтана принялся сердито протестовать, но я заставил его замолчать, начав снимать бинты и вынудив сесть, чтобы я мог его осмотреть. Самым серьезным оказалось повреждение на правой скуле: складывалось впечатление, что его ударили чем-то тяжелым, возможно, дубинкой. Я промыл раны перекисью, положил мазь, содержащую опиаты, чтобы смягчить боль, и занялся его пальцами.

– Каким образом вы повредили пальцы? Я нашел в одном из них осколок стекла, и у меня сложилось впечатление, что все они порезаны. Сначала я подумал, что вы схватили бритву, зажатую в руке грабителя.

– Какая разница? Неужели вы так же лишены сострадания, как Грайс? Неужели будете допрашивать меня, вместо того чтобы оказать медицинскую помощь?.. Я полагаю, во время схватки с грабителем разбилось стекло, защищавшее картину. Это весьма вероятно.

Я воздержался от споров и тщательно изучил каждый палец при помощи лупы, чтобы убедиться, что извлек все осколки. Затем я наложил на пальцы такую же мазь, что и на лицо, и сообщил, что уже на следующий день он сможет есть и самостоятельно одеваться, не испытывая боли, но в течение ближайших двадцати четырех часов руками ничего делать не следует.

Как мне показалось, он действительно принял мои указания к сведению и сказал, что его слуга, который поселился в другом крыле, о нем позаботится. Отель предоставит слуге раскладную койку, чтобы Фонтана мог не опасаться нового вторжения.

– И предупреждаю вас: моя сестра не должна ничего узнать, – добавил он, когда я начал укладывать инструменты в чемоданчик.

– Ваша сестра? – спросил я. – Мисс Фонтана также остановилась в этом отеле?

– Нет. Она поселилась с друзьями в Кенсингтоне. Но весьма вероятно, что она позвонит, и мне придется сказать, будто я на несколько дней уехал за город. Если сестра узнает, что на меня напали, она будет очень встревожена.

Мы с мистером Грайсом обещали, что ничего не расскажем его сестре, если она услышит о консультации врача.

– Никаких осложнений не предвижу, – сказал я, забирая шляпу и пальто, – но в случае надобности вы можете прислать за мной к мистеру Шерлоку Холмсу, чьим гостем я в данный момент являюсь.