Доктор Джон Уотсон

Я считаю, что бегаю быстро, но здесь Шерлок Холмс обогнал меня ровно настолько, насколько я обогнал инспектора Лестрейда. Я промчался сквозь густой туман и увидел, как Холмс выпустил пять пуль из своего револьвера в бок Собаки Баскервилей, и та, издав последний, исполненный боли вой, злобно щелкнула зубами, упала на спину и, наконец, разжала свои чудовищные челюсти.

Сэру Генри Баскервилю, Шерлоку Холмсу, доктору Джону Уотсону и инспектору Лестрейду это нравится.

Стэплтону, Британской компании по производству фосфора и Девонширской и Корнуоллской компании кормов для животных это не нравится.

Стэплтон вступил в группу Энтомологи, которые знают опасные трясины не так хорошо, как они думали.

Бэрил Стэплтон это нравится.

Сэр Генри Баскервиль вступил в группу Пережившие нападение собаки счастливчики, которые нуждаются в хорошей порции бурбона.

Всем это нравится.

Иногда эта ноша становится невыносимой – понимание того, что человек, которым ты восхищаешься, не настоящий.

Подкрадывается депрессия, с которой ты боролся всю жизнь, подкрадывается тревога. Мир сжимается, и ты начинаешь задыхаться.

Пол Уинслоу, стройный молодой человек двадцати восьми лет, вошел в аккуратный, скромный кабинет своего терапевта, доктора Левина (Верхний Уэст-Сайд, Манхэттен).

– Здравствуйте, Пол, заходите. Присаживайтесь.

Доктор Левин был из тех мозгоправов, которые предлагают пациентам обычные кресла, а не кушетки. Он часто говорил во время сеансов, не боялся дать совет и спрашивал: «Что вы по этому поводу чувствуете?», только когда чувства пациента действительно имели значение. Что случалось редко.

Доктор Левин никогда не использовал слово «осмотреть».

Пол читал «Психопатологию обыденной жизни» Фрейда (неплохо, хотя и несколько однообразно), работы Юнга, Хорни и некоторых других крупных специалистов. Он знал, что мозгоправы часто говорят ерунду. Но доктор Левин был хорошим человеком.

– Я сделал все, что мог, – объяснял ему Пол. – Все шло неплохо, даже хорошо, но в последние месяцы стало хуже, и я не могу с этим справиться. Ну, с унынием. Думаю, меня нужно подрегулировать, – добавил он с печальной улыбкой. Даже в самые тяжелые периоды ему удавалось сохранять чувство юмора.

Чисто выбритый, опрятный врач, носивший на работе слаксы и рубашку, усмехнулся. У него были очки в немодной проволочной оправе, которая, однако, сочеталась с небрежной манерой одеваться и дружелюбием доктора Левина.

Пол не был здесь почти восемь месяцев, и врач пролистал карту пациента, чтобы освежить память. Карта была толстой. Пол посещал Левина – время от времени – последние пять лет, а до этого ходил к другим мозгоправам. У него в юности диагностировали биполярное расстройство и тревожный невроз, и он напряженно трудился, чтобы держать болезнь под контролем. Он не увлекался самолечением, запрещенными препаратами и алкоголем. Посещал терапевтов, ходил на семинары и принимал лекарства – обычные антидепрессанты, которые в Нью-Йорке потребляют тоннами. Он ни разу не попадал в больницу, никогда не терял связи с реальностью. Но болезнь – от которой также страдала и его мать – мешала Полу жить. Он плохо ладил с людьми, был нетерпеливым, не уважал власть, проявлял язвительность и не стеснялся оскорбить предвзятого или глупого человека.

Пол обладал блистательным умом и очень высоким коэффициентом интеллекта. Университет он окончил за три года, аспирантуру – за один. А потом столкнулся с кирпичной стеной: реальным миром. С преподаванием в муниципальных колледжах не сложилось (ты не обязан ладить с коллегами, но должен проявлять хоть немного терпимости к слабостям своих студентов). Работа редактором в научных изданиях обернулась катастрофой (старая проблема с начальством и авторами). Недавно Пол стал фрилансером, занялся литературным редактированием для одного из бывших работодателей, и это уединенное занятие его более-менее устраивало. Пока.

Не то чтобы деньги имели для Пола значение – его родители, преуспевающие банкиры, сочувствовали болезни сына и создали для него доверительный фонд, который обеспечивал ему неплохую финансовую поддержку. Благодаря фонду Пол мог вести простую, лишенную стрессов жизнь: работать неполный день, играть в шахматы в клубе в Виллидже, иногда ходить на свидания (без особого энтузиазма) и заниматься любимым делом: чтением.

Пол Уинслоу недолюбливал реальных людей, но обожал вымышленных персонажей. С самого детства.

Лу Форд и Анна Вульф, Сэм Спейд и Клайд Гриффитс, Фрэнк Чемберс и Майк Хаммер, Пьер Безухов, Гек Финн[5]… и сотни других вошли в круг близких знакомых Пола. Гарри Поттер был хорошим приятелем; Фродо Бэггинс – лучшим другом.

Что же до вампиров и зомби… нет, лучше Пола не заводить.

Но ни одно произведение, высокоинтеллектуальное или развлекательное, не захватывало его так, как рассказы и романы Артура Конана Дойла, создателя Шерлока Холмса.

Впервые взявшись за его творчество несколько лет назад, Пол сразу понял, что нашел своего героя – человека с таким же темпераментом, внешностью, душой.

Его страсть вышла за пределы печатных страниц. Он собирал викторианские памятные вещицы и произведения искусства. На стене в его гостиной висела очень качественная репродукция рисунка Сидни Пэджета, изображавшего заклятых врагов, Холмса и профессора Мориарти, которые сцепились в схватке на узком выступе над Рейхенбахским водопадом. Это была сцена из короткого рассказа «Последнее дело Холмса», в котором Мориарти гибнет – и Холмс якобы тоже. Пол приобрел все киноверсии приключений Холмса, хотя считал удачными только старые «Приключения Шерлока Холмса» «Гранады», где главную роль сыграл Джереми Бретт.

Но в последние месяцы Пол почувствовал, что уют мира печатных страниц слабеет. Очарование книг поблекло, обнаружив депрессию и тревогу.

Теперь, сидя в светлом кабинете доктора Левина – модерновой мозгоправне, как однажды выразился Пол, – он запустил руку в непослушные курчавые черные волосы, которые часто забывал расчесать. И рассказывал, как воодушевление, подпитываемое чтением книг, заметно ослабело.

– Сегодня я осознал, что это, ну, ненормально, совершенно ненормально, когда твой герой – вымышленный. Я был, ну, не знаю, за обложками книг как за стеной и пропустил… все. – Он медленно выдохнул сквозь надутые щеки. – И я подумал, что, может, уже слишком поздно. Лучшая часть моей жизни закончилась.

Улыбка врача не вызвала у Пола негативных эмоций.

– Пол, вы молоды. И стремительно развиваетесь. У вас вся жизнь впереди.

Глаза Пола на исхудалом узком лице на мгновение закрылись. Затем распахнулись.

– Но это так глупо – восхищаться придуманным героем. Я хочу сказать, это всего лишь книги.

– Не стоит недооценивать вполне логичное эмоциональное притяжение между читателями и литературой, Пол. Вы знали, что десятки тысяч викторианцев были безутешны, когда умер один из персонажей книги Диккенса?

– Кто именно?

– Маленькая Нелл.

– А, «Лавка древностей». Я об этом не знал.

– По всему миру люди рыдали, выходили на улицы, говорили об этом.

Пол кивнул.

– А когда все решили, что в «Последнем деле» Холмс умер, Дойла так затравили, что он был вынужден написать продолжение и воскресить его.

– Именно. Люди любят своих персонажей. Но если оставить в стороне важную роль, которую играет в нашей жизни беллетристика, я считаю, что в вашем случае затухание реакции на истории о Шерлоке Холмсе – огромный шаг вперед.

Доктор выглядел необычно взволнованным.

– Правда?

– Это знак, что вы хотите – и готовы – перейти из вымышленного мира в реальный.