– Сегодня ты рано, – сказал Дойл.

Босх кивнул.

– Я всегда так делаю, – сказал он. – Мне нравится, когда в участке пусто. Пока еще не пришли остальные.

Дойл тоже кивнул.

– Должно быть, теперь тебе трудно придерживаться такого режима, – сказал он. – Ведь ты оставляешь в своей постели женщину.

Босх оторвал взгляд от мертвеца, взглянул на Дойла и с трудом удержался от того, чтобы спросить, как, черт возьми, он сумел узнать о Ханне, но промолчал и снова посмотрел на тело.

– Ладно, и что у нас есть, док?

– Ты смотришь на очевидное, детектив. У покойного имеется лишь рассечение лба. Рана глубокая, оружие прошло сквозь лобную кость и обнажило мозг. Если сразу же после этого не предпринять меры, жертву ждет немедленная смерть.

Босх кивнул и полез в правый боковой карман за блокнотом.

– Я видел, что ты проверял окоченение. Можешь назвать время смерти?

– Мы проверили температуру печени и окоченение – получается, что он умер вчера вечером. По моим оценкам, между десятью и двенадцатью часами. Более точно я смогу сказать, когда мистер Барклай окажется на столе в прозекторской.

Босх записал приблизительное время смерти.

– Что ты можешь сказать об оружии? – спросил он.

– Могу отметить, что в наборе каминных инструментов у меня за спиной нет кочерги, – ответил Дойл. – А эта штука – нечто среднее между копьем и крюком – предназначена для того, чтобы ворошить горящее дерево.

Босх заглянул за плечо Дойла на железную стойку – лопата, метла и клещи с двумя ручками. Четвертая выемка пустовала.

Босх окинул взглядом комнату, но не увидел ничего похожего на кочергу.

– А что еще я бы не обнаружил сам? – спросил он.

Дойл нахмурился и слегка переместился. Ему было около семидесяти, и сколиоз согнул его спину. Теперь она напоминала тихоокеанскую дорогу, идущую вдоль побережья, и ему приходилось ходить с костылями с опорой на локоть. Босх всегда думал, что Дойлу причинял глубокую боль тот факт, что его подвело тело – изучению организма он посвятил всю жизнь.

– Я могу многое тебе рассказать, детектив, – сказал Дойл. – И только ты способен определить, увидел бы ты это сам или нет.

– Я готов выслушать твои выводы.

– Очень хорошо. Вот что тебе нужно сразу взять на заметку. – Дойл наклонился и двумя руками в перчатках нажал на тело жертвы в районе груди и живота. – Когда мы выдавливаем воздух из внутренних полостей тела, возникает вполне отчетливый запах миндаля и дуба.

Босх был озадачен. Дойл только что сказал, что смерть наступила от удара в голову.

– Я не совсем понимаю, – сказал он. – Запах миндаля? Ты хочешь сказать, что его еще и отравили?

– Нет, не хочу. Я лишь говорю, что в гостиной ты найдешь коллекцию коньяков и бренди, которые стоят на позолоченном столике в стиле Людовика XIV.

– Ну да, я видел там бутылки. Но я не отличу Людовика XIV от Луи Си Кея[2].

– Знаю. В любом случае найди на столе бутылку в форме слезы, которая стоит в дубовом футляре ручной работы или рядом с ним. Я полагаю, жертва выпила перед смертью некоторое количество «Дженсен Аркана».

– И что такое «Дженсен Аркана»?

– Коньяк, детектив. Один из лучших в мире. Едва ли не самый концентрированный. Он хранится девяносто восемь лет в бочках из французского дуба. Когда я проверял в последний раз, одна бутылка стоила пять тысяч пятьсот долларов.

Босх долго смотрел на Дойла, и ему пришлось сдаться.

– Ты утверждаешь, что можешь сказать, какой коньяк пил покойник, только благодаря воздуху, который скопился в его теле?

– Именно, детектив.

– А ты пробовал этот коньяк по пять с половиной тысяч долларов за бутылку?

– На самом деле нет. Говорят, отведав «Дженсен Аркана», начинаешь по-новому смотреть на жизнь, но мне пока не довелось. На свою зарплату госслужащего я могу дегустировать лишь ароматы великих коньяков – в том числе и «Арканы».

– Ты их нюхал?

– Наслаждаясь коньяком, мы наслаждаемся и его ароматом. Я не мог забыть букет «Арканы». У меня страсть к хорошим коньякам, я и научился различать их ароматы.

Босх некоторое время смотрел на распростертое тело.

– Ну, я не знаю, что дает нам такое знание, но я его учту.

– Это многое значит, детектив. Когда человек наслаждается редким коньяком? Либо по очень знаменательному случаю, либо…

– Оглянись по сторонам, док, – перебил его Босх, проведя рукой в воздухе. – Не думаю, что бутылка за пять тысяч могла разорить этого парня. Возможно, он пил такой коньяк каждый день.

– Невозможно, детектив. Этот коньяк выпускается в крайне ограниченных количествах. Да, необходимо обладать огромным состоянием, чтобы позволить себе такую бутылку, но не исключено, что больше никогда в жизни тебе не удастся найти «Дженсен Аркана».

Босх неохотно принял аргумент.

– Ладно, и что из этого следует?

– Я полагаю, что перед его смертью в доме случилось что-то плохое.

Босх кивнул, хотя вывод Дойла никак ему не помог. Перед каждым убийством случается что-то плохое. И то, что перед смертью человек выпил рюмку коньяка стоимостью в пятьсот долларов, еще ничего не означало.

– Очевидно, когда ты сделаешь анализ крови, то сможешь определить процент содержания алкоголя, – сказал он.

– Ты узнаешь о нем, как только мы получим результат, – обещал Дойл. – Анализ будет сделан сразу после того, как тело мистера Барклая доставят на Мишн-роуд.

Он имел в виду офис коронера, расположенный в центре города.

– Хорошо, – сказал Босх. – Тогда не будем тянуть. Что еще, док?

– Далее я прошу тебя обратить внимание на конечности покойного, – ответил Дойл. – Сначала на левую руку.

Дойл поднял левую руку трупа, предлагая Босху ее изучить. Босх сразу заметил, что костяшки пальцев обесцветились.

– Следы удара? – спросил он.

– Верно, – кивнул Дойл. – Предсмертные. Удар нанесен незадолго до смерти. Сосуды были повреждены, и кровь начала просачиваться в ткани. Но с остановкой сердца процесс практически сразу прекратился.

– Значит, имеются следы борьбы. Нам нужно искать убийцу, который получил удар.

– Не совсем так, детектив.

Дойл сжал руку жертвы в кулак, взял линейку и приложил ее к костяшкам пальцев. Все синяки оказались на одной прямой.

– И что это значит? – спросил Босх.

– Я хотел показать тебе, что удар кулака пришелся по плоской поверхности. Вот почему следы на одной прямой, – ответил Дойл. – Так не бывает, когда попадаешь в человека – у него нет плоских поверхностей.

Босх постучал ручкой по блокноту. Он не очень понимал, что эти факты ему дают.

– Не нужно проявлять нетерпение, Гарри. Давай перейдем к нижним конечностям. Меня заботит подошва ботинка на правой ноге.

Босх переместился так, чтобы у него появилась возможность разглядеть подошву. Сначала ему показалось, что с ней все в порядке, но потом он заметил легкий отблеск. Он наклонился ниже и посмотрел внимательнее. И снова увидел отблеск.

– Что это?

– Стекло, детектив. Полагаю, один из множества осколков у двери.

Босх посмотрел на битое стекло у двустворчатых дверей.

– Он прошел по стеклу… – сказал Босх.

– Совершенно верно.

Босх еще раз оглядел тело и встал. Оба его колена щелкнули, и ему пришлось сделать полшага назад, чтобы сохранить равновесие.

Дойл знаком показал своему помощнику, что требуется помощь. Тот сразу принес костыли и помог ему встать. Дойл посмотрел на Босха и слегка повернул голову, словно хотел получше что-то разглядеть.

– Что? – спросил Босх.

– Я не стал бы считать это обычным симптомом старения, – тихо сказал Дойл.

– О чем ты?

– У тебя ДППГ, детектив.

– Неужели? И что такое ДППГ?

– Доброкачественное позиционное пароксизмальное головокружение. Ты теряешь равновесие, когда присаживаешься на корточки и когда встаешь. Как давно ты от него страдаешь?

У Босха вызвало раздражение столь прямое вмешательство в его личную жизнь.