А вслед за ними явятся другие, не столь беззаботные, но столь же бесстыдные — и процесс разрушения обретет неудержимую силу. В царствование Людовика XV вся власть окажется в руках нескольких восхитительных женщин, но воспользуются они ею с удручающим легкомыслием.
И здесь остается только развести руками в изумлении: в течение целого тысячелетия женщины благодаря своему шарму, обаянию и красоте играли решающую роль в возведении и укреплении французского трона, и всего за семьдесят лет с помощью тех же шарма, обаяния и красоты добьются того, что здание французской монархии рухнет с оглушающим треском» (30, т. III‑IV, С.574). Понятно, что к уничтожению той же французской абсолютистской монархии привел целый ряд социокультурных факторов, однако и женщины несут свою долю ответственности за него.
Наша история тоже богата именами многих замечательных женщин, достаточно вспомнить княгиню Ольгу, дочь Ярослава Мудрого — Анну, королеву Франции, Евфросинью Полоцкую, Ксению Годунову и др. О них говорят исторические источники, легенды, сказания, повести и исторические песни. Однако до петровской эпохи женщина не могла участвовать в общественной, политической и культурной жизни государства. Именно преобразования Великого Реформатора начали отодвигать в прошлое предписанный «Домостроем» старинный уклад жизни. Указами Петра I динамично вводятся западные нравы в образ жизни правящего сословия, нарушается замкнутость теремного существования. Боярские жены и дочери выходят в свет, принимают участие в общественной жизни — они посещают «ассамблеи» (публичные гуляния), бывают «на театрах», на приемах иностранных послов и дипломатов. Известно, что родная сестра Петра I, Наталья Алексеевна основала при своем дворе небольшой театр, писала для него пьесы и принимала участие в их постановке на сцене.
Освобождение женщины от «теремного затворничества» принесло изменение в нравах, относящихся к любви и браку. Именно к началу становления Российской империи относится «повреждение» нравов, когда «страсть любовная, до той поры незнаемая, стала людскими сердцами овладевать» (М. Щербатов). Однако одновременно с этим стали развиваться предпосылки просветительских идей с их культом разума, веры в человека, в его нравственные и физические возможности. Нравственное становление женской личности нашло отражение, в частности, в том, что появилась потребность осознать свое место в жизни, описать события, глубоко затронувшие ее чувства и эмоции. Не случайно поэтому появление в XVIII в. (и в начале XIX в.) записок и воспоминаний русских женщин. Здесь достаточно указать «Записки» императрицы Екатерины Второй, «Своеручные записки» Н. Долгоруковой, «Записки» Е. Дашковой и др. (97).
Следует иметь в виду, что в абсолютных восточных деспотиях иногда женщинам тоже отдавалось должное, причем им туделялось такое внимание, какое не всегда встретишь на Западе. В качестве примера можно привести знаменитый во всем мире мавзолей Тадж Махал, возведенный по приказу императора могольской династии Шахджахана для своей любимой жены, известной под именем Мумтаз Махал, или Украшение Дворца. Император могольского Индостана горячо любил свою жену, советовался с ней не только по частным, но по государственным делам. Он сделал ее соправителем, советником и доверенной в тайных государственных делах; вот почему к ней обращались многие с прошениями, и каждый, кто имел обоснованную просьбу, мог рассчитывать на прием у нее. Она родила ему четырнадцать детей и скончалась в ходе последних родов; Шахджахан после этого приказал возвести для нее чудо искусства — Тадж Махал, на который в последние годы своей жизни смотрел из находившейся рядом башни, куда заключил его сын Аурангзеб, и в котором он был похоронен рядом с Мумтаз Махал.
Современный американский историк и писатель В. Хансен так описывает свое впечатление о Тадж Махале: «Может быть, сегодня, а может быть, всегда… от мавзолея веет холодом абсолюта. Некоторые даже слышат непрестанный шепот: это давно забытые императорские муллы возносят молитвы за ту женщину, память о которой должна сохраняться навеки. Ежегодно в день ее смерти Шахджахан молился на корточках перед выложенной драгоценными камнями балюстрадой, окружающей ее саркофаг. Каждую ночь мавзолей освещался светом золотых ламп, а в помещении висел золотой шар, украшенный выпуклыми зеркалами из Алеппо, бросающими изменчивый поток чувственных отблесков на саркофаг бесповоротно утраченной женщины. Смерть — это сама сущность Тадж Махала, но в этом строении чувствуется не только смерть. Ни одна фотография, ни один фильм не способен воспроизвести дух, излучаемый этим шедевром искусства — как эктоплазма вызывает гусиную кожу только у непосредственного наблюдателя. Дуновение этого духа распространяется от центральной арки мусульманского типа, подобно варварской стреле, нацеленной в купол из белого мрамора. Все становится здесь призрачным и прелестным, подобно заклятью, благодаря которому смерть теряет свою грубость» (331, 23). Тадж Махал содержит в себе всю свою историю и одновременно ускользает удивительным образом из–под власти времени: он символ вечной любви, без которой не может обойтись ни один владыка, будь он восточным, западным или российским.
Общим для всех абсолютных монархий является то, что, за некоторым исключением, властители в системе государственного механизма являются посредственностями, которые купаются в роскоши. В качестве примера западного монарха можно привести французского короля Людовика XIV, чье правление называют «великим веком». Он любил роскошь, великолепие и изобилие, что обеспечивало ему процветающее государство. Один из его современников, герцог де Сен — Симон в своих «Мемуарах» пишет: «Государство процветало и богатело, Кольбер поднял финансы, морской флот, торговлю, мануфактуры и даже литературу на высочайший уровень, и в сей век, сравнимый с-веком Августа, во всех областях в изобилии явились великие люди, в том числе и такие, которые хороши только для увеселений» (243, 107–108).
Именно существование широкого круга великих людей и обеспечило развитие Франции, хотя сам Людовик XIV по своей сути был обыкновенной посредственностью и никакими особыми талантами не блистал. Тот же Сен — Симон замечает: «Будучи одарен от природы даже менее чем посредственным умом, но способным развиваться, шлифоваться, утончаться, без стеснения перенимать чужие мысли, не впадая в подражание, он извлекал величайшую пользу из того, что всю жизнь прожил среди знаменитых людей, бывших куда умнее, чем он, людей самых разнообразных, мужчин и женщин разного возраста, разного происхождения и положения. Его вступление в жизнь, если можно так говорить о двадцатитрехлетнем короле, было счастливым, так как то время изобиловало замечательным умами. Его министры и посланники были тогда самыми искусными в Европе, генералы — великими полководцами, их помощники, ставшие, пройдя их школу, выдающимися военачальниками, — превосходными: имена тех и других единодушно чтут потомки. Волнения, которые после смерти Людовика изнутри и извне неистово потрясали государство, вызвали к жизни плеяду талантливых, прославленных людей и таких царедворцев, которые и составили двор» (243, 104–105). В конце же своего правления, на пороге нового века Людовик XIV имел бездарных министров и генералов, страна стала приходить в упадок. В результате он усилил свой гнет и над двором, и над всеми подданными, стремясь расширить пределы своей власти.
Людовик XIV буквально утопает в роскоши и развлечениях самого различного рода. Ему после Фронды опротивел Париж, и он переехал в построенную роскошную резиденцию Версаль, возведение которой обошлось в огромную денежную сумму (до 500 млн. ливров) и стоило немало человеческих жертв. Так, известно, что только на постройке водопровода, предназначенного для знаменитых версальских каскадов и фонтанов, в течение трех лет было занято 22 тыс. солдат и 8 тыс. каменщиков. Работы обошлись в 9 млн. ливров, в 10 тыс. человеческих жизней и были заброшены недоведенными до конца (343, 5).
