Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Всем известна любовь русских к парной бане, в которой наряду с исхлестываением тела вениками применялись массаж и растирания. Обычай общего купания мужчин и женщин при сильном воздействии парной на половое влечение приводил к разврату. Поэтому указ Екатерины II приказывал владельцам общественных бань в городах устроить раздельные бани для мужчин и женщин. Им запрещалось допускать в женские бани мужчин, кроме необходимых для услужения, а также художников и врачей. После этого многие мужчины выдавали себя за врачей или художников, чтобы иметь возможность посещать женские бани.

Естественно, такие условия привели к обширному развитию в императорской России банной проституции. Немецкий исследователь начала XX века Б. Штерн отмечает, что в Польше, южной России, Одессе и на Кавказе хозяин бани без всякого требования со стороны купающего мужчины при водит к нему несколько девушек на выбор, чтобы он мог за определенную плату выбрать одну для растираний (209). В петербургских банях служитель задает посетителю вопрос, желает ли он блондинку или брюнетку, какого возраста и за какую плату; наряду с общими комнатами в них имелись и отдельные кабинеты за три рубля. В некоторых русских банях висели фотографии девиц, чтобы каждый мог выбирать по своему вкусу и потребностям.

В XIX веке в связи с развитием капиталистических отношений в императорской России начинают эволюционировать и нравы «падших женщин». Нельзя не согласиться с Вл. Мих–невичем, который в своей книге «Русская женщина XVIII столетия» пишет о прошлом веке: «Да и позднее, когда нравы поисшатались и развилось куртизанство, то и тогда ветреность, испорченность сердца и непостоянство чувства отличали преимущественно замужних женщин, искусившихся в опыте суетной жизни и деморализации века» (170, 158). Действительно, произошло дальнейшее падение нравов, возникают трущобы, где также промышляют «падшие женщины», или проститутки. В. Крестовский в «Петербургских трущобах» пишет, что в 1858 году увидел, как один мужчина бил полупьяную женщину, причем полицейский даже и глазом не моргнул, считая это обыденным делом. Затем из полуподвального помещения выскочило несколько оборванных женщин и утащили избиваемую к себе в приют, где шла «отвратительная оргия» (134, Кн.1, 28). Такие трущобы существовали не только в Петербурге, но и в Москве, Ростове–на–Дону, Одессе и других городах российской империи.

Прекрасный знаток трущобной жизни Москвы прошлого и начала нашего столетия В. А.Гиляровский описывает трактир на Хитровом рынке под названием «Каторга», где пьяные проститутки, зачастую избиваемые, сидели со своими «котами»: «Судьба их всех одинакова, и будущее каждой из них не разнится: или смерть в больнице и под забором, или при счастливом исходе — торговля гнилыми яблоками и селедками здесь же на рынке… Прошлое почти одинаковое: пришла на Хитров рынок наниматься; у нее нарочно, чтобы закабалить ее, «кот» украл паспорт, затем разыгрывая из себя благодетеля, выручил ее, водворив на ночлег в ночлежный дом — место, где можно переночевать, не имея паспорта… «Кот», наконец, сделался ее любовником и пустил в «оборот», то есть ввел в «Каторгу» и начал продавать ее пьяным посетителям… Прошло три–шесть месяцев, и свеженькая, совсем юная девушка превратилась в потерявшую облик человеческий «каторжную тетку» (197, 72). «Коты» — это отдельная каста; они находятся в дружеских отношениях с половыми и буфетчиками, живут на вырученные их любовницами деньги. Тот же В. А.Гиляровский в своей известной книге «Москва и москвичи» подмечает: «По ночам «коты» выходили на Цветной бульвар и на Самотеку, где их «марухи» замарь–яживали пьяных. Они или приводили их в свои притоны, или их тут же раздевали следовавшие по пятам своих «дам» «коты». Из последних в притонах вербовались «составителями» громилы для совершения преступлений, и сюда никогда не заглядывала полиция…» (62, 64). Итак, «коты» живут кражей кошельков и платья у пьяных, участвуют в различного рода преступлениях.

Чуть более века тому назад все проститутки в Императорской России делились на три категории — «жрицы любви» публичных домов (всего таких домов насчитывалось 1216, число их обитательниц — 7840 человек), «одиночки» или «квартирные проститутки» (для приема клиентов их обязывали нанимать помещения, их число составляло 9763 человека) и «тайные», нелегальные проститутки из развратных притонов, не поддающихся медицинскому и полицейскому контролю (109, 38–39). Многие из них принимали у себя несовершеннолетних юнцов, хотя это и запрещалось законом.

В прошлом и начале нашего века в императорской России (как и во Франции, Англии, Германии, Австро — Венгерской монархии) процветает утонченная хореографическая проституция. Такие названия, как «Бальный зал», «Орфеум», «Танцкласс», «Аркадий» и др., весьма четко обозначают очаги данного вида проституции. О тесной связи проституции с танцами свидетельствует, например, интересное сообщение врача Архангельского в 1897 году на петербургском конгрессе по борьбе с сифилисом (именно тогда в стране широко начал распространяться сифилис). Он отметил, что в Туле, известной своими оружейными заводами и серебряными изделиями, нет танцевальных школ и что молодые люди обоего пола посещают публичные дома, Чтобы научиться танцам. Аналогичные явления встречались также в Петербурге и Москве.

В начале нашего столетия в Петербурге наряду со 197 домами терпимости было зарегистрировано официально 5276 проституток (по оценке петербургских статистиков реальная цифра в пять раз больше) (321, 13). Приведем в качестве одной из «язв» Петербурга ресторан «Квисисана», чье описание превосходно дано одним из репортеров рубежа столетий Ю. Ангаровым в одноименном очерке. Данное учреждение располагалось на углу Троицкой и Невского, представляя по внешнему виду ресторанчик дурного вкуса с тухлыми котлетами на маргарине, разбитым пианино и жидким кофе. Посетители идут сюда не закусывать, а чтобы принять участие в оргиях с «жрицами любви»; в полночь около «Квисисана» толпятся представители золотой молодежи, все подонки общества: коты, сутенеры, хлыщи, жуиры, фаты, студенты, офицеры, чиновники разных ведомств, инженеры; все одеты в модные и изысканные костюмы. Наступает момент и вся толпа врывается в ресторан и пред нами открывается зрелище не безобразнее и не ужаснее Дантова ада. Последуем за Ю. Ангаровым и увидим следующее.

Ресторан состоит из двух больших и двух маленьких комнат, сообщающихся между собой. В них тесным кольцом расположены столики, так близко, что сидящие рядом касаются друг друга спинами, т. е. теснота невероятная. Все толкутся, медленно движутся, останавливаются, кружатся, толкаются, ссорятся. Зрелище напоминает знаменитое вавилонское столпотворение и смешение языков. За столиками сидят женщины со своими любовниками или приятелями, ибо по ресторанному статусу женщин одних не пускают. Невозможно описать цинизм поз, жестов и разговоров. Столы уставлены вином, пивом, пирожками, антрекотами; кое–кто распивает водку из рукава.

«Сидят на спинках стульев, на столах, на коленях, — пишет Ю. Ангаров. — Целуются, обнимаются, давят женщинам грудь; те кричат, взвизгивают. Брань несется со всех концов: ругаются едко, отборно и зло.

Скандалы назревают каждую минуту. То проститутка вцепилась в другую: происходит потасовка на почве конкуренции из–за гостя. То «погибшее, но милое созданье» встретило своего клиента, который посетил ее «на пушку», т. е. ничего не уплатив. Теперь она настоятельно требует долг, грозя серной кислотой.

То «жертва общественного темперамента» в порыве раскаяния, в момент экстаза, в пьяном угаре стала сентиментальничать, изливать посетителям свою горькую долю, все свои жгучие обиды, всю свою безрадостную жизнь. Слезы текут по ее изможденному лицу, лижут белила и румяна и капают в стакан с пивом. «Стешка, не ной», — говаривает ее подруга. Та заливается еще сильнее.

А вот «пассажир» из арапов отказывается платить за угощение «этой дамы». «Ты сама подсела ко мне, я тебя не звал, — оправдывается он, — лопала, лопала, жрала, пила — а я плати, дудки, Матрена». Проститутка беснуется, «Прощелыга ты, голодранец, а еще в котелке и лакированных ботинках. Тебе чистильщиком сапог быть, а не с дамами кутить»… Стон стоит невероятный. То грубые мужские ноты, то крикливые женские голоса прорывают воздух. Душно, парно, угарно, смрадно. Большинство присутствующих пьяны.

66
{"b":"551062","o":1}