До нашего времени сведения о жизни запорожских казаков, их нравах и обычаях дошли в исторических песнях и преданиях. Именно исторические песни позволили Гоголю схватить суть жизни запорожских казаков. В своих знаменитых «Арабесках» он пишет: «Песни малороссийские могут вполне назваться историческими, потому что они не отрываются ни на миг от жизни и всегда верны тогдашней минуте и тогдашнему состоянию чувств. Везде проникает их, везде в них дышит эта широкая воля казацкой жизни. Везде видна та сила, радость, могущество, какою козак бросает тишину и беспечность жизни домовитой, чтобы вдаться во всю поэзию битв, опасностей и разгульного пиршества с товарищами. Ни чернобровая подруга, пылающая свежестью, с карими очами, с ослепительным блеском зубов, вся преданная любови, удерживающая за стремя коня его, ни престарелая мать, разливающаяся как ручей слезами, которой всем существованием завладело одно материнское чувство, ^- ничто не в силах удержать его. Упрямый, непреклонный, он спешит в степи, в вольницу товарищей. Его жену, мать, сестру, братьев — все заменяет ватага гульливых рыцарей набегов. Узы этого братства для него выше всего, сильнее любви. Сверкает Черное море; вся чудесная, неизмеримая степь от Тамана до Дуная — дикий океан цветов, колышется одним налетом ветра; в беспредельной глубине неба тонут лебеди и журавли; умирающий козак лежит среди этой свежести девственной природы и собирает все силы, чтобы, не умереть не взглянув еще раз на своих товарищей.

Увидевши их, он насыщается и умирает. Выступает ли козацкое войско в поход с тишиною и повиновением; извергает ли из самопалов потоп дыма и пуль; кружает ли вольно мед, вино; описывается ли ужасная казнь гетмана, от которой дыбом подымается волос, мщение ли козаков, вид ли убитого козака, с широко раскинутыми руками на траве, с разметанным чубом, клекты ли орлов, спорящих о том, кому из них выдрать козацкие очи: все это живет в песнях и окинуто смелыми красками» (65, 266–267). Так поэтически изображает Гоголь казацкую жизнь запорожцев и ее отображение в певучих и прекрасных малороссийских песнях.

Необходимо заметить, что запорожцы не одни вели борьбу с татарам и турками, их боевыми союзниками были донские казаки. В монографии «История Дона» указывается, что «их связывало единство происхождения и общность исторических судеб, определивших особенности общественного строя и быта» (107, 137). Ведь само существование донских и запорожских казаков в немалой мере зависело от действенности их борьбы с мусульманскими соседями. Поэтому они помогали друг другу в защите своих земель, особенно в устраивании походов татар и турков. «У нас де, — говорили донские казаки, — с запороскими черкасы приговор учинен таков: как приходу откуда чает таких … людей многих на Дон или в Запороги, и запороским черкасом на Дону нам помогать, а нам, донским казакам, помогать запороским черкасом» (256, 328).

В настоящее время принято считать началом возникновения донского казачества первую половину XVI столетия, как процесс превращения его в сословие. Войско Донское управлялось Войсковым Кругом, состоявшим из всех казаков–воинов; они же, как известно, с юношеских лет до глубокой старости держали в. руках оружие. Е. П.Савельев обращает внимание на то, что «казаки были народ прямолинейный и рыцарски гордый, лишних слов не любили и дела в Кругу решали скоро и справедливо» (236, 367), подобно запорожским друзьям–казакам. Все рассматриваемые дела решались, исходя из старого казачьего народного права, а именно: по большинству голосов, причем каждое решение в качестве основания имело одну из евангельских заповедей. Так, в войсковой грамоте 1687 года говорится: «…и били челом великому государю и нам, всему Великому Войску Донскому, в Кругу вы, атаманы–молодцы… а в челобитье своем сказали, чтоб нам, Войску Донскому, правд ваших (свидетелей) допросить… И мы, атаманы–молодцы, правд в Кругу допрашивали по евангельской заповеди Господней… И мы, атаманы–молодцы, приговорили всем Войском…»

XVII столетие было временем расцвета казачьих вольностей, когда, по словам казаков, «все земли нашему казачьему житью завидовали» (107, 119). Тогда особой отличительной чертой организации власти и управления в войске Донском был его демократизм. Это зафиксировано Г. Котошихиным, который писал, что «дана им (казакам — В. П.) на Дону жить воля своя, и начальных людей меж себя атаманов и иных избирают, и судятца во всяких делах по своей воле, а не по царскому указу» (131, 135). Донские казаки с гордостью говорили о своей свободе и равенстве; последнее проявлялось, как и у запорожцев, в частности, в том, что все добытое в походах богатство делилось поровну между всеми казаками.

На войсковом Кругу решали вопросы, относящиеся ко всему Войску: выборы войскового атамана, есаулов, войсковых писарей, духовенства войскового собора, прием в казаки, объявлялись походы, принимали царских послов и царское жалованье, рассматривали преступления против веры, против всего войска и т. д. «Высшим наказанием, например, за измену, предательство и проч., была смертная казнь — «в куль да в воду». За другие преступления сажали в воду, били, забивали в колодки и т. п.» (236, 368).

Условия жизни, полной опасности, когда легко можно было потерять голову в бою с басурманами или попасть в плен, выработали у донских казаков веселый нрав, неподражаемую хитрость и ум, способность мгновенно ориентироваться в обстановке, переносить тяжелые лишения, стойкость и верность друг другу. Неотъемлемой чертой их нравов была беспощадная месть врагу, постоянно притеснявшему донских казаков и других православных.

Донских казаков отличала необычайная смелость и отвага, что проявлялось не только в конных сражениях, но и в морских походах. В легких стругах, вмещавших от 30 до 80 человек, с обшитыми камышом бортами, без компаса, в бури, грозы и морские туманы пускались они в Азовское и Каспийское моря, громили прибрежные города вплоть до Фарабада и Стамбула. В ходе этих смелых и дерзких операций донские казаки освобождали своих, взятых в полон, братьев–христиан, вступали в бой с прекрасно вооруженными турецкими кораблями и брали их на абордаж. Они приводили в трепет грозных и непобедимых турецких султанов в их собственной столице — Стамбуле.

Соль и оружие, серебро и золото, ткани и драгоценные камни, прекрасные черноокие пленницы доставались им в добычу. «В схватках и битвах казаки были беспощадны и жестоки, — пишет Е. Савельев, — они мстили туркам и крымцам за бесчеловечное обращение и угнетение христиан, за страдание своих пленных братьев–казаков, за вероломство и за несоблюдение мирных договоров. «Казак поклянется душою христианскою и стоит на своем, а турок поклянется душою магометскою и солжет», — говорили казаки. Стоя твердо друг за друга, «все за одного и один за всех», за свое древнее казачье братство, казаки были неподкупны; предательств среди них, среди природных казаков, не было. Попавшие в плен тайн своего братства не выдавали и умирали под пытками смертью мучеников–героев». (236, 370–371).

Все эти нравы донского казачества очень ярко проявились в знаменитом азовском «сиденье», когда 6000 казакам пришлось защищать Азов от 250 000-тысячной турецкой армии. В первый день осады 24 июня 1641 года турки предложили казакам сдать крепость без боя, ибо помощи от московского царя не будет и устоять против их превосходящих сил невозможно, причем они обещали выплатить 42 000 червонцев. На это донцы гордо ответили: «Сами волею своею взяли мы Азов; сами и отстаивать его будем; помощи, кроме Бога, ни от кого не ожидаем; прельщений ваших не слушаем и хотя не орем, и не сеем, но также, как птицы небесные, сыты бываем. Жен же красных и серебро и злато емлем мы у вас за морем, что и вам ведомо. Будем и впредь также промышлять; и не словами, а саблями готовы принять вас, незваных гостей.» (236, 371). В этой изнурительной и кровавой осаде, когда казаков пало на поле боя около половины, а турок до 50 000 человек, когда храбрые защитники города решили все, до одного человека, умереть, но не сдаваться, не было ни одного предательства или попытки измены. Казаки на протяжении XVI и XVII веков войны с турками и татарами предателей не знали; перебежчиков и выкрестов держали под присмотром, им они не доверяли.