Однако эта «мифическая» Святая Русь оказывает на человека сильное влияние, ибо концентрирует в себе духовные ценности русского народа, выступает стержнем российской духовности. Ведь «не стоит село без праведника» и «без трех праведников несть граду стояния», иными словами, невозможно представить жизнь нашего народа, развитие отечественной культуры без Святой Руси, пронизывающей буквально все стороны жизни общества.
Святая Русь — золотое сердце России; ее духовные сокровища добыты подвигами нестяжания, совершенными чистыми праведниками на тернистом пути самоотречения. Благодаря их деятельности по воплощению в жизнь высоких идеалов религиозность вошла в глубины духа нашей культуры еще со времен киевской и московской старины. В одном из русских житий описывается следующий величественный образ русской земли: «О светлая и пресветлая русская земля и приукрашенная многими реками и разноличными птицами и зверьми и всякою различною тварью, потешая Бог человека и сотворил вся его ради на потеху и на потребу различных искушений человеческого ради естества, и потом подарова Господь православною верою, наполнив ю велицами грады и домы церковными и насеяв ю боголюбивыми книгами, и показуя им путь спасения и радости всех святых» (1456, 446–447). В этом фрагменте жития содержится ключ к религиозному смыслу национальной жизни; здесь четко просматриваются три плана. Внизу находится тварная природная жизнь, которую благословил создатель; она представляет собою физический субстрат народной жизни. Наверху — «свет и радость всех святых» (град небесный), а посередине — путь спасения, который является именно всенародным, а не личным, путь, скупо обрисованный словами: «грады и домы… и книги». Грады и книги и есть путь культуры, без коей невозможна жизнь нации.
Для признания религиозного смысла национальной идеи, по мнению Федотова, нужны две предпосылки: религиозный смысл культуры («градов, домов и книг»), чьей сердцевиной служит храмовая мистерия, и множественность культурных «путей спасения», т. е. наличие многообразия личных путей святости (епископа, юродивого и др.). Культура России — это в своих основаниях религиозная культура, ибо все сферы бытия русского человека были пронизаны православным религиозным воздействием, где заметное влияние оказывал нравственный облик святого и святителя (и его нравы, определяемые нестяжанием материальных благ), и во многом зависело от него[19].
Нельзя не согласиться с высказыванием священника А. Салтыкова: «Влияние литургической жизни на русский народ, на формирование его душевных свойств видно как в культуре, так и в высоких нравственных качествах русского человека в прошлом. То, что является лучшим в русском народе, те черты русского человека, которые справедливо восхваляются в художественной литературе, не есть нечто врожденное. Доброта, мягкость, терпимость, благожелательность, жертвенность, бесстрашие, бескорыстие, радушие — эти и другие черты, которые часто отмечаются как лучшие в русском человеке, особенно прошлого времени, были воспитаны в нем постоянной, из века в век духовно–нравственной проповедью, которую он с детства слышал с церковного амвона, и покаянием, к которому он также был приучен с детских лет» (237, 53). Кто–то удачно заметил, что без таинства исповеди не было бы Достоевского, не было бы русского психологического романа; точно так же без взращенного исповедью глубокого критического самоанализа не было бы русского психологического портрета, музыки Мусоргского и пр.
На характере русского народа сказался подвиг стяжания духовной чистоты и величия святости. Вспомним подвиг Сергия Радонежского в отшельничестве, вдохнувшего нравственные силы в русский народ, поднявшегося на решающую битву с Мамаем, когда произошло освобождение от татаро–монгольского порабощения. Хранители традиции Сергия Радонежского, последователи Нила (нестяжатели) исходили из любви к человеку. Содержание нестяжательства можно выразить на современном языке следующим образом: «Богатство человека отнюдь не в деньгах и дорогих вещах, оно заключается в глубинном постижении бытия, стяжании красоты и гармонии мира, создании высоконравственного порядка». Здесь перед вами интереснейший феномен — понимание красоты как святости и святости как красоты, причем «красота тесно связана в русской народной психологии с трудным усилием самоотречения» (1, 58). Этот феномен выражается не только в фольклорных песнях о царевиче Иосафе, уходящем от роскоши царского дворца в суровую пустыню (аналогичен и поступок Будды), но и русской иконописи, этом «умозрении в красках», в красоте красноречия, или «витийства» церковного.
Феномен нестяжательства, восхищение святостью и красотой проходит через всю русскую историю, через русскую словесность, через историю нравов. Ведь осуществление христианской нравственности возможно через иконопись, архитектуру храмов и слово. Ярким примером служит творчество Андрея Рублева, в чьей иконописи божественная красота выступает критерием истины, а также выражены народная мечта о мире, спокойствии, благополучии и человеческой близости. Традиции Андрея Рублева видны в искусстве иконописания Дионисия, Даниила Черного, Симона Ушакова, Истомы Савина и др. О них писал грек, диакон Павел Алеппский, побывавший в 1666 году в России, что «иконописцы… не имеют себе подобных на лице земли по своему искусству, тонкости письма в мастерстве… Жаль, что люди с такими руками тленны» (207, 175). Достижения иконописи вошли в плоть и кровь русской культуры XVIII–XIX вв., оказывая влияние на нравственный облик верующих людей путем очищения души от мерзостей жизни.
Эстетическое воздействие исходило и от красоты храмов, выстроенных во многих городах, о которых можно говорить как о городах–заповедниках: Суздаль, Ростов Великий, Переяславль Залесский, Кириллов и др. Наши храмы — монументальные, веселые и украшенные, что отличает их от соборов Западной Европы. Если хотите, тут даже какой–то элемент веселой красоты: православное христианство — самое веселое христианство. Помните у Тютчева: «Я лютеран люблю богослуженье»?; но поэт подчеркивает мрачность этого богослужения, к тому же следует иметь в виду, что и католические храмы суровы в своей грандиозности. Тогда как русский храм, благодаря светлому, сияющему иконостасу, благодаря очеловеченному устройству пространства, его космизму и золоту огня, просто красив и весел. Красота иконостасов храмов способствовала формированию у русского человека стойкости в годину суровых испытаний, закаляла его характер, на что обращает внимание А. Н.Муравьев, совершивший в начале прошлого века путешествие по святым местам русским (133), облагораживало нравы.
В возвышении нравов и духовенства, и верующих немалую роль играло и слово, проповедь, как шедевр святой красоты. Великолепным красноречием отличался знаменитый русский иерарх XVIII века — митрополит Платон. Сама Екатерина II говорила, что «отец Платон делает из нас, что хочет: хочет, чтобы мы плакали — и мы плачем» (149, 81). Он был искусен и тверд в отстаивании принципов православия среди придворных вольтерьянцев, умел ладить с окружающими и стремился путем обучения в гуманитарной школе воссоздать ученое и культурное духовенство. С ним по красноречию в XIX веке мог равняться митрополит Филарет (Дроздов), сюда следует прибавить имена митрополитов Гавриила (Петрова), Амвросия (Подобедова). Их проповеди представляют собою подлинные шедевры искусства слова и затрагивают глубокие духовно–нравственные проблемы. «Лучшие проповедники всегда собирали множество слушателей, — пишет А. Салтыков, — по их проповедям учились правильно жить» (237, 55). В проповедях излагались евангельские заповеди с содержащимися в них добродетелями: кротость, милосердие, любовь мира и тишины, нелюбостяжание и пр.
Эти проповеди оказывали влияние на общественную жизнь, причем благочестие и другие добродетели выражались различными путями. Так, митрополит Вениамин (Фед–ченков) в книге «Божьи люди» пишет о влиянии святых старцев Оптиной пустыни на мирян (среди них были не только простые люди, чьи озябшие души согревались любовью евангельской, но и князья, и Л. Толстой, Достоевский и др.) и священнослужителей. Он приводит в качестве примера решение семейного конфликта, возникшего в семье одного священника, отцом Анатолием. Суть дела состояла в том, что священник женится по любви, получает приход в городе и начинает строить храм. Все хорошо, только он стал из–за стройки опаздывать к обеду, что вызвало неудовольствие матушки; в итоге дилемма: что или кого кого предпочесть — храм или жену? «Конечно, — сказал о. Анатолий, — и храм строить — великое дело; но и мир семейный хранить — тоже святое Божие повеление… Нужно сочетать и храм, и семейный мир. Иначе Богу неугодно будет и строение храма» (41, 22–23). Таким образом святые старцы разгоняли тьму в сердцах человеческих, мудро разрешая жизненные вопросы.
