До Глаза хозяйкой был Пирамида. У него была большая угловатая голова и напоминала перевернутую пирамиду Хеопса. Пирамида сильно опустился, став хозяйкой. Часто в спальне терялись простыни и полотенца, и бугор дуплил его. У Пирамиды была отбита грудь, и он с одного удара отключался. Он был кандидат в амебы. Неизвестно, как он вообще жил, чем держался, но более слабые духом давно бы залезли в петлю. Лицо его было некрасивое, лоб большой и скошенный, губы толстые. И часто его били лишь за то, что он такой неуклюжий и имеет отталкивающую физиономию.

На улице — холодища, и многие со сна в толчок не пошли. Потом, когда заправили кровати и умылись, высовывали в притвор нос и, втягивая морозный воздух и говоря «бр-р», бежали в толчок.

Полы в спальне у семиклассников мыл Пирамида. Он ползал под кроватями в рваных носках. У него ночью украли ботинки. И за водой в туалетную комнату по холодному полу он в драных носках шлепал. А теперь под шконками сверкали его грязные пятки.

Вымыв пол, Пирамида сел на кровать — ноги погреть. Он поднял их, чтоб они полу не касались, и так сидел, ожидая построения. В чем идти на завтрак, не знал. Многие видели, как Пирамида с тазиком и тряпкой босый носился, но никому до него дела нет. Уже построение прокричали, и ребята строиться выходили, как в спальню расконвойник зашел и крикнул:

– Пирамида, в раздевалке валенки есть. Пирамида потрусил в раздевалку. Надел валенки, но тепла не почувствовал. Подняв по очереди ноги, он увидел, что у валенок нет подошв. Они аккуратно вырезаны. Потому и валялись в раздевалке.

Парни, когда Пирамида шел вдоль строя, смеялись:

– Смотрите, Пирамида ворует. В валенках!

Ребята не знали, что у валенок нет подошв.

До столовой он шел, даже не пританцовывая. А пацаны все подкалывали Пирамиду:

– Новый вор в отряде объявился — Пирамида!

Ему сейчас хотелось одного — простыть. Чтоб попасть в больничку. На улице — не меньше сорока.

Позавтракав, ребята шустро выходили из столовой. Чашки со столов Пирамида и Глаз к амбразуре потащили бегом и шли на выход последними. Выйдя в тамбур, они хотели юркнуть на улицу, как с улицы зашел дежурный по отряду, помогальник Мозырь.

– Что вы шастаете, отряд ждет вас, — крикнул он и поставил серию моргушек Пирамиде. Пирамида от последнего удара стукнулся головой о стену и медленно опустился на бетонный пол. Он сел в угол на задницу и кайфовал. Ноги в дырявых носках вылезали из вырезанных подошв и откинулись в разные стороны. Шапка валяется рядом. Помогальник, хлопнув дверью, скомандовал отряду «шагом марш». Из столовой в тамбур зашел воспитатель, Андроник Александрович. Пирамида не столько от боли, сколько от невозможности в проклятом Одляне жить по-человечески искривил лицо и заплакал горькими слезами. В углу, около двери, намерз лед. Пирамида сидел на нем, и по его некрасивому лицу текли крупные слезы. Андроник Александрович наклонился.

– Ну, хватит, хватит, кто тебя? — спросил он, беря за руку Пирамиду и помогая ему встать.

Пирамида встал, но продолжал плакать. Воспитатель погладил его, как ребенка, по голове и надел на него шапку.

– Пошли, — сказал Андроник Александрович.

Глаз побежал догонять отряд.

Андроник Александрович в воспитательскую вызвал рога отряда Птицу.

– Толя, ты знаешь, у Семенова ночью украли ботинки?

– Нет, не знаю, — ответил рог.

– На улице сорок два градуса, а он ходит в валеиках без подошв. — Воспитатель помолчал. — До построения чтоб нашли ботинки.

Через несколько минут Пирамиду обули в довольно сносные ботинки, и отряд потопал в школу.

Глаз на занятиях думал о воспитателе Андронике Александровиче. Не ожидал он, что тот может оказаться таким ласковым и побитого пацана приголубить. Чекист, а такой добрый.

Вечером, придя с работы, ребята увидели, что на кровати нет одного конверта. Бугор подошел к Глазу и тихо сказал:

– Глаз, конверт свистнули. Спокойно, не надо шума поднимать. Давай пораскинь мозгой и достань. Ты сможешь. Ты не Пирамида.

На улице стояла холодина. Прошедшей ночью ребята спали, кутаясь в бушлаты. А теперь один пацан на ночь без простыни и одеяла останется. Ответственность за пропажу нес дневальный по отряду. Но бугор — председатель совета воспитанников отделения — был больше всех заинтересован найти одеяло. А Глаз — хозяйка — крайний оказался. Конечно, бугор мог пойти к начальнику отряда и доложить о пропаже. Но чем поможет начальник? Да ничем. Он просто скажет: как потеряли, так и ищите. Да и где ему взять? Не принесет же он его из дому.

Глаз лихорадочно соображал, где бы стянуть конверт. Пойти к другому отряду и понаблюдать в окна, и если в какой-нибудь спальне окажется мало людей, то можно через форточку с ближайшего второго яруса стянуть конверт. А вдруг — заметят? Если догонят, отдуплят за милую душу. Тем более — будут бить чужака. «А что,— подумал Глаз,— если стянуть конверт со своего отряда? С отделения букварей. Если меня даже и заметят, то дуплить будет Томилец. На первый раз он меня простит. В тот раз палки по его просьбе проносить не стал. Если что, я ему про это напомню». И Глаз пошел в спальню букварей. Томильца не было. Многие ребята в ленинской комнате смотрели телевизор.

Глаз вышел на улицу. Обошел отряд и встал около окна спальни букварей.

На кроватях рядом с окном — никого. Он залез на подоконник и надавил форточку. Она поддалась. Кончиками пальцев дотянулся до второй форточки и надавил. Она распахнулась. Глаз наполовину пролез в форточку, со второго яруса за конец схватил конверт и потянул. Форточки он оставил открытыми и, спрыгнув на землю, побежал вокруг отряда к окнам своей спальни. Перед тем как выйти на улицу, форточки первого от угла окна Глаз оставил открытыми на случай удачи. И теперь он кинул в них свернутый конверт, который упал на второй ярус кровати.

Зайдя в спальню, он разостлал конверт на кровати и рассказал бугру, где его тяпнул.

– Правильно, Глаз,— сказал бугор,— пусть буквари не спят.

Глаз написал домой, чтоб мать сходила к Сеточке и попросила ее погадать на картах. Сеточка — это кличка старухи, отменной гадалки. Карты ей только правду говорили. Про Сеточку рассказывали, что она поповская дочка и у нее на огороде запрятаны несметные богатства. В коллективизацию в колхоз не вступила и всю жизнь девой прожила, выращивая скот.

Чего только про Сеточку в Падуне не говорили! И что курицам она кладет на подкладку золотые яйца, и что сундуки у нее ломятся от мехов. Кур она давно не держала, и стайка стояла разваленная. Ян однажды проверил стайку в надежде найти золотое яйцо. Но там даже и куриного не оказалось.

Сеточка жила в одном переулке с Проворовым, безногим сапожником, и Ян как-то любопытства ради решил зайти к ней в убогий домишко. Домишко у нее был настолько маленький, что не хватало одних курьих ножек — и было б как в сказке. Он постучал в обитую фуфайкой дверь и услышал:

– Кто там?

– Я,— ответил Ян и распахнул дверь.

Дверь изнутри была занавешена ветхим одеялом, чтоб не выпускать тепло, и Ян когда откинул его рукой, то лбом уперся в зад коровы. Ян протиснулся и стал рядом с коровой, рога которой смотрели в окно.

– Чего тебе надо? — спросила Сеточка, вставая с кровати. Кровать стояла около небольшой печки.

– Меня мать послала, просила тебя зайти,— соврал Ян.

Мать с Сеточкой дружила и в лютые морозы пускала ее ночевать. Матери она часто гадала на картах.

– Ладно, скажи, зайду.

В домишке была такая темнота, что Ян, кроме коровы, кровати и печки, ничего не смог разглядеть. Электричества она себе не проводила, а пользовалась керосиновой лампой.

Ян знал от людей, что Сеточка в холода заводит корову в домишко. Отремонтировать стайку она почему-то не хотела.

Хоть Сеточка и старая и высохшая была, но на себе волочила из лесу на дрова стволы берез, обрубленные от сучков.