Это было очень тяжело. Я чувствовал, что оказался в роли настоящего вредителя… Я всю жизнь боролся за советский дождь, а теперь, против своей воли, все шире открывал дорогу засухе. Мне было невероятно тяжело. И тут еще оказалось, что когда обычный электрический свет попадает на плоскости, пропитанные невидитом, там возникает какое-то неизвестное и невидимое излучение. А ваша собачка, гоняясь за мной в электричке, когда я снимал с чердака бомбу, оторвала кусок моего плаща!

Я совсем растерялся. Я боялся, что этот невидимый обрывок плаща, валявшийся где-то в электричке, испортит ваш прекрасный генератор. Ведь эти лучи делали изолит хорошим проводником электричества! А при испорченной изоляции, во время работы генератора вся станция могла бы погибнуть!..

Легко ли найти невидимую тряпку? Я усыпил Раю несколькими порошками восточного дурмана. Однако ваша детвора стала охотиться за мной, считая меня вредителем. Я прибежал с веником — хотел, подметая пол, найти потерянную вещь — но мне помешала эта маленькая беленькая девочка. Но прежде я так растерялся, что заколол плащ булавкой-пауком, так как Марго оборвала завязку; этот паук был очень заметен!..

— Григорий исследовал молекулы вашего невидита, оставшиеся на булавке. Это очень интересное вещество, — сказал Горный.

Он встал, расправил плечи и повернулся к окну.

Корабль приземлился на место стоянки, окно растворилось, и дождевая свежесть, душистый воздух мокрых полей ворвались в комнату.

И вдруг огромные букеты цветов, целый дождь цветов, мокрых и душистых, посыпался к ногам Горного, и радостные возгласы донеслись сквозь шум дождя. Это колхозная молодежь, мокрая и радостная, пришла приветствовать создателей дождя.

Только на второй день, после обеда, дождь начал утихать.

Роскошная радуга протянулась разноцветным поясом. Чудесные дорожки всех цветов спектра простерлись по небу… Белый солнечный свет, проходя сквозь миллионы маленьких прозрачных призм — круглых водяных капель — распадался на составные части… Фиолетовое, синее, голубое, зеленое, желтое, оранжевое и красное излучение — вся цветовая гамма радовала глаз.

В парке радостным хором запели птички. Они тоже чувствовали радость после великолепного дождя. Они пели о золотых зернах, которыми теперь пышно нальются зеленые колоски, о сочных свежих травах, о спелых плодах на деревьях.

Оживленный молодой чиж стряхнул с крылышек мелкие капельки и смело взлетел на подоконник «Победителя». Он заинтересованно заглянул в голубые хоромы и вдруг замер, удивленно склонив головку. Оттуда звучала дивная музыка.

Это играл на сонаре властелин дождей — Борис Александрович Горный. И замечательный инструмент, покорный умелым пальцам и прекрасному мужественному сердцу, звенел песней победы.

Солнечный луч проскользнул в комнату, брызнул улыбкой на розовые губы Раи, которая, влюбленно глядя на Горного, слушала его музыку…

О, как хорошо жить, — говорили радостные звуки, — как хорошо жить среди прекрасных людей и прекрасных машин. И драться со стихией в небесных просторах и побеждать ее… И проливать над колхозными полями алмазные дожди!..

О, как хорошо, как хорошо жить и творить!..

Где-то прозвенел детский смех — смеялись Мак и Галинка. Смех вплелся в песню музыкальной фразой и отразился в блестящих глазах Горного…

— Можно?

Кто-то робко прошептал это слово и, тихо войдя в кабинет, сел у Раи. Это был Ролинский. Голова его уже не была повязана полотенцем. Шаги были спокойны, лицо гладко выбритое, на костюме ни пылинки — словом, он тоже выглядел празднично.

— Ну, как мои новые лекарства? Хорошо?.. — спросила у него Рая.

— Спасибо, очень хорошо. Мне кажется, что я сбросил с плеч лет десять! — прошептал в ответ профессор. Он устроился поудобнее и погрузился в музыку.

Песня перешла в марш, прозвенела на весь корабль и замолчала.

— Борис Александрович, вас приглашают сегодня в восемь часов на ужин в Кремль!.. — сказал Толя, входя в кабинет.

— А колхоз «Юг» приглашает нас всех на танцевальную вечеринку, — добавил Ясь.

Оба они, одетые в летние белые костюмы с значками «Победителя», готовы были хоть сейчас танцевать — стройные, молодые, веселые.

— О, я еще успею и на вечеринку, — сказал Горный. — Думаете, если у меня седые волосы, я не буду танцевать?! Я еще успею вернуться до отлета в Москву.

— Так пойдемте, мы покажем вам сейчас новый танец лета!.. — крикнули ребята и, подхватив Горного, потащили его из комнаты.

— Постойте, — закричал, отбиваясь, Горный, — у меня еще есть дела, я приду позже! Можете забрать вместо меня Раю!..

Ребята моментально схватили Раю за руки и вытащили ее так быстро, что она не успела и слова сказать.

— Ну, — сказал Борис Александрович Ролинскому, — так вы поедете со мной?

— Да, — тихо ответил профессор, — я полечу с вами и останусь в Москве, чтобы… завтра вовремя сделать в Бюро погоды обещанный доклад о шаровой молнии, а потом… — улыбка осветила его лицо, и оно вдруг совсем помолодело. — Если мне разрешат… Если мне все простят… Я… я хотел бы остаться с вами… Я хотел бы поработать на вашей замечательной станции и отдать вам все мои знания и… даже мою невидимость… Может, такие невидимки потребуются стране, которая побеждает облака!..

— Конечно, безусловно, — радостно ответил Горный, протягивая Ролинскому обе руки. — Мы с вами изобретем с вами еще массу интересных вещей! Мы с вами даже растопим Северный полюс!

— Действительно, — мечтательно сказал старик. — Мы с вами еще построим невидимый самолет. И пусть только кто-то посягнет на наших «Победителей» — получит по заслугам!..

Двери с шумом открылись, и в кабинет, смеясь, вбежали Мак и Галинка. Галинка схватила Ролинского за рукав и куда-то потащила, приговаривая:

— Ой, Николай Иванович, дедушка, идите сюда, мы вам что-то покажем, такое интересное!

Они потащили Ролинского и Горного к трапу «Победителя», таинственно велев идти тихо-тихо.

Перед ними открылась сентиментальная картина.

На солнечной лестнице лежала белая Марго, распушив свой великолепный хвост. А рядом с нею, прижавшись к белой шерсти, сладко дремала черненькая Муха. Враги наконец как следует познакомились и… помирились.

Все весело рассмеялись. Тогда Мак и Галинка вспомнили, для чего они пришли к Горному.

— Можно, — спросила Горного Галинка, — Мак пойдет ко мне? Сегодня дедушка вернется из больницы и у нас будет праздник!

Горный позволил, и Мак с Галинкой направились через парк в сторону «Юга».

В парке было мокро, на дорожках стояли лужи. Галинка сняла свои ботиночки и побрела в теплой воде. Мак из солидарности сделал то же. Так они и шли с грязными ногами, весело напевая, до самого колхоза.

Солнце проникало сквозь кружево листьев, и капельки сверкали жемчугом. Лесной колокольчик, отяжелев, склонился к земле. А в воздухе не было ни пылинки. Все растения и насекомые будто обновились, напившись воды и чудесного воздуха.

На ровных квадратах полей за парком, как маковки, запестрели шляпы и кепки колхозников. Все, и стар и млад, шли поздравить воскресшие от дождя поля. Некоторые летели на орнитостатах, как легкие бабочки.

Мака и Галинку встретили дети, тоже босиком, но в праздничных нарядах. Они чуть не задушили Мака в объятиях и, окружив героев дня почетным караулом, повели их к деду.

Он был уже дома, немного осунувшийся, но окрепший. Только левая рука еще была забинтована. Дед сидел на веранде, окруженный целой толпой ребятишек, и играл им что-то на своей флейте. Ах, как радостно играл дедушка!.. Ну, просто нельзя было удержаться! Ноги Мака и Галинки сами пустились в пляс, и дети двинулись вокруг деда в радостном танце.

Вдруг Галинка пронзительно закричала:

— Дженни, Дженни! Дженни вернулась!..

И вправду, на дорожке спокойно сидела Дженни. Блуждая по лугам, она услышала флейту деда и приползла на ее звуки. Черепаха выглядела как обычно, и только одна ее лапа так и осталась прозрачной, как стекло. Галинка потащила ее к деду и, смеясь, бросилась его обнимать.