Дед посылал на научную комиссию одного из своих учеников и должен был ввести его в курс всех своих научных изысканий. Сосуды с жабой-слоном и какими-то препаратами стояли на стуле.

— Ты поздравь ученых. Скажи, добьемся еще… лучших результатов!..

Голос вдруг упал до шепота, и посиневшие веки опустились на измученные глаза. Дед чуть не потерял сознание, и сестра очень возмутилась.

— Хватит. Вам разговаривать запрещено. Я вам не позволю, слышите?

Но этого можно было и не говорить. Перепуганный помощник торопливо забрал препараты и побежал к выходу: дед потерял сознание.

Засуетилась сестра в белом халате, резко зазвонил звонок телефона (сестра вызвала врача), шприц с какой-то жидкостью снова впился в правую, каким-то чудом не поврежденную руку деда.

— Пить, — попросил дед, открыв глаза. Глотая слезы, Галинка поспешила подать деду кружку с водой. Дед так ослаб, что смог сделать только один глоток.

Чтобы не заплакать при всех, Галинка побежала из комнаты к себе в спальню. Она чувствовала себя совершенно несчастной. Ах, если бы приехала мама!.. Но дед взял с нее слово, честное пионерское слово, что маме не будет отправлено ни единой телеграммы. Он говорит, что маме не надо волноваться, ведь она лечится, она должна приехать здоровой и веселой, как солнышко.

Пойманная «мертвая голова», приколотая на расправилке, эффектно показывала свои крылышки. Но сегодня она не радовала Галинку.

— Как дедушка, Галинка?.. Как дедушка?..

Из открытого окна донесся смущенный шепот. Детвора каждые четверть часа приходила справиться о здоровье деда.

— Тсс… Дед, кажется, заснул. Идите. Не беспокойте его, — сказала Галинка.

Она закрыла окно и, спрятав голову под подушку, старалась не заплакать. Но у нее никак не получалось.

Вдруг на улице зашумел пропеллер. Может, Мак?.. Галинка высвободила голову из-под подушки.

Это был санитарный самолет. Он остановился перед домом, и молчаливые люди в белых халатах вышли из него. Из больницы приехали за дедом. Санитары осторожно положили его на носилки.

— Не беспокойся, девочка, мы его вылечим! — ласково сказал Галинке один из санитаров, несших дедушку.

И снова загудел мотор. Галинка осталась одна.

На улице темнело. Тихонький ветерок шелестел в вечерних деревьях. Галинке стало совсем грустно. Вожатая звала ее ночевать к себе. Но Мак обещал прийти!

Галинка побежала к себе, включила телевизор. Он почему-то не действовал.

Ей стало еще печальнее. Тени ползли в углы. Галинка снова начала трусить и, упав на диванчик, заплакала во весь голос.

— Скажите, товарищ овечка, не видели ли вы Галинку? — вдруг услышала она насмешливый голос.

— Мак!.. — радостно закричала девочка. — Мак!

Это действительно был Мак. Он влезал с веранды через окно, держа в руке, как врач, маленький чемоданчик.

Все галинкины жалобы, вся ее боль так и рванулась навстречу другу бурным потоком.

О, если бы он знал, какой это был ужас! Дедушка выбежал, весь охваченный пламенем. Он все-таки успел осторожно положить на землю кое-что из спасенного. Сосуды с его веществом не разбились, а жабе уже она, Галинка, не дала уползти. А дед рвал и сбрасывал с себя клочья горящей одежды. От молнии взорвались какие-то горючие химические жидкости и моментально создали большой пожар. Пожарные не успели спасти лабораторию. А брызги горячей жидкости запылали, обожгли деда!..

Мак, слушая Галинку, только гневно супил брови, как обычно делал его отец. Он начал рыться в своем чемоданчике и молча вытащил какую-то пластину, инструменты… Что он собрался делать?

Вдруг он посмотрел на Галинку и прищурился на ее распухший нос.

— Бедный дедушка! Дедушка твой — герой. Но при чем тут твой нос?

Он дружески похлопал Галинку по плечу.

— А знаешь… Нет, ты ничего не знаешь! Твоя Дженни летала… И лестница сама двигалась, а я, как осел, стоял и смотрел, как вверх лез какой-то шар.

Мокрые галинкины глаза так и впились в Мака, не мигая, ничего не понимая.

Мак уже совсем весело предложил:

— Знаешь, Галинка, перестань плакать! Давай лучше займемся делом и поймаем мерзавца, виновного в этих штучках. Он у меня в печенках сидит.

И мальчик начал ей подробно рассказывать о странных событиях на воздушном корабле.

Уже вечерело, когда Ролинский отправился обратно на корабль.

Он не поехал на автобусе, а пошел пешком. Ему хотелось успокоиться, найти в ритмических шагах потерянное душевное равновесие.

Как давно Ролинский не был на селе! Увлекшись работой в своей лаборатории в горах, он видел села только сверху, когда, очень редко, летал на самолете в Москву. В его памяти остались только пятнышки, точки, квадраты, а теперь все было близко: пышные поля, прекрасные дома и золотые от солнца, красивые, крепкие люди.

Но где же село?.. Село, по которому когда-то ходил Ролинский, когда еще был молодым? Вокруг кипел жизнью чудесный поселок. Он казался красивее, оригинальнее обычного городка. Все тонуло в зелени, в роскоши садов. Из парка веяло ароматом леса. Веранда, увитая плющом, украшала Дворец культуры, статуи его фронтона белели среди душистых растений… В саду поселка, как в санатории, стояли качели. Шопеновский ноктюрн, который играл на скрипке молодой колхозник, тешил слух профессора.

Звонкий гудок поезда, бодрый, как звук пионерской трубы, ворвался в ноктюрн. Совсем близко колеей промчался маленький электровоз. Он вез новые машины для уборочной… Грубые корпуса комбайнов, веялки новой конструкции, какие-то еще совершенно неизвестные Ролинскому сельскохозяйственные машины проплыли сквозь сетку деревьев.

Ролинский вышел из поселочного парка и вошел в лесопарк, направляясь по опушке к аэродрому. Справа между квадратами полей змеей бежало шоссе, слева стояла пышная стена огромных деревьев.

По привычке метеоролога Ролинский взглянул на купол неба. На горизонте таяли легкие облака. Это были остатки искусственных облаков, целый день гулявшие по небу. Они уже превратились в тоненькое вьющееся кружево и были совсем абрикосовыми от ласки вечернего заката. Розовые, они таяли, раскинувшись по небу, освобождая чистые небесные просторы.

— Ветер, — задумчиво прошептал Ролинский. — Ветер!..

Взгляд метеоролога предугадывал завтрашний ветер: небо на западе горело красным.

— Завтра ветер принесет новый фронт облаков.

Глаза Ролинского деловито оглядели небо, скользнули по силуэту скоростного самолета, быстро пролетевшего на запад, и расширились при виде нового зрелища.

На небе, в стороне аэродрома, суетились какие-то странные воздушные шарики… Розовые, голубые и зеленоватые. Они взлетали вверх и плавно неслись в вышине. Ролинскому показалось, что у них легкие крылышки и ножки. Одни шарики были похожи на бабочек, другие — на удивительных стрекоз с большими головами, третьи — на блестящих летучих рыбок с золотистыми плавниками. Все они взлетали вверх, спускались вниз, кружились, как мошкара в веселом танце на весеннем солнце.

— Что это?.. — спросил Ролинский у девушек-колхозниц, идущих с поля.

Они удивленно посмотрели на незнакомого невежду и поспешили объяснить:

— Это наша авиаспортивная площадка. Вчера получили новую партию «летунов», вот молодежь и гуляет.

Летунов! Как он, старик, отстал от жизни. Это был любимый воздушный спорт молодежи.

— Яшка! — звонко закричала звонко одна из девушек. — Смотрите, он летит нас встречать.

Один из пилотов и вправду приближался к ним. Он летел уже совсем низко, и Ролинский отчетливо различал под блестящим шариком крепкое и красивое тело… Изящно, как балетный танцор, он плыл в воздухе, легко управляя крыльями-лопастями. Это был так называемый орнитостат системы инженера Кажинского.

Девушки с веселым смехом побежали ему навстречу. Абрикосовый закат побледнел, и шары начали менять свои цвета.

Ролинский вспомнил, что ему давно пора на станцию. Он ускорил шаг и быстро прошел мимо авиаспортивной площадки, оглушившей его веселым шумом. Орнитостаты, дрожащие аэромедузы с маленькими привязанными кабинками и аэрофорели, подобные рыбам, играли в вечернем воздухе.