Прохлада парка влекла к себе. Ролинский сел на опушке в гамак-качели, откуда была видна вся спортплощадка.

Балет воздушных спортсменов убаюкивал профессора своеобразными ритмами. Ролинский задумался над болезненной темой своего исследования, страшной шаровой молнией-скандалисткой и… не заметил, как задремал.

Профессора разбудил злющий-презлющий комар, укусивший его прямо в нос. Ролинский беспокойно вскочил, не понимая, где он.

Уже совсем стемнело. Наступила ночь. С аэродрома плыл свет. На спортплощадке было пусто, и только привязанные шары-летуны колыхались, как легкие паруса лодок.

Ролинский быстро прошел к аэродрому и поднялся на «Победитель». Задумчиво открыл дверь кабинета. Там был полумрак, горела только настольная голубая лампочка, которую он, уходя, из вежливости зажег для Марго. Устало бросил на стол шляпу и вдруг замер на месте, удивленно протирая глаза…

Детали приборов светились во многих местах фосфорическим желтым светом. Напоминавшие не то угли, не то драгоценные камни, они сверкали нестерпимым блеском. Не веря себе, он бросился к ним.

Сомнений не было. Светились частицы изолирующего вещества — изолита. Какие-то неизвестные электромагнитные волны вызвали в этом не проводящем электричества веществе световые явления и, вероятно, еще какие-то неизвестные процессы… Какие волны, откуда?..

Засуетившись, Ролинский споткнулся о Дженни, ползавшую по полу. Он раздраженно схватил черепаху и запер ее в металлическом шкафу для химикатов. Вернулся и остолбенел от удивления: люминесцентные детали сразу лишились своего блестящего свечения.

Догадавшись, в чем дело, профессор снова бросился за Дженни. Вытащил из шкафа черепаху — детали загорелись невыносимым сиянием. Сомнений не было: прозрачная черепаха стала источником неизвестных, невидимых, но, вероятно, большой силы лучей…

Исследовать!.. Старый ученый лихорадочно бросился к маленькому электрометру, в котором светились изолитные детали… Исследование продолжалось около получаса, но успело дать ему определенное представление о природе излучения. Эти лучи, как и рентгеновские, вызывали люминесценцию в ряде веществ, а главное… превращали изолит в хороший проводник электричества. Они ионизировали твердое вещество, как его старая рентгеновская установка — окружающий воздух.

Чтобы проверить свои соображения, Ролинский достал мешковатый плащ из удивительной ткани. Профессор развернул его и вдруг задумался, заметив сбоку большую дыру.

— О, Марго! — совсем растерявшись, закричал он кошке, которая уцепилась за завязки плаща, — где же кусок плаща, оторванный этим арапцем?.. Он же может наделать немало бед!

Охваченный тревогой, понятной лишь ему одному, Ролинский кинулся в электричку. Она была залита светом. Рая не спала. Она сидела за столиком у щита управления генератора и делала какие-то вычисления.

— Вы еще не спите? — покашливая, с равнодушным видом спросил ее Ролинский.

— О, — сухо сказала Рая, — я не могу спать, пока не приедет Борис Александрович. Сегодня я его заменяю и буду дежурить всю ночь. А как ваша молния?..

Ролинский покрутился возле нее. Она ничего не замечала… А наверху деталь изоляционного цилиндра, вероятно, пылала таинственным светом!

— Знаете, — сказал он, — я тоже буду работать всю ночь. Мне надо еще раз кое-что проверить. Нужно взять пробу воздуха на высоте два километра… Гм… на той высоте, на которой плыли тогда искусственные облака. Разрешите на час-два подняться?

— Хорошо, — сказала Рая и дала автоматический сигнал.

«Победитель» поднялся в воздух для научных наблюдений.

Мак возился с телевизионной установкой, живо рассказывая Галинке о своих планах.

— Понимаешь, вся эта чертовщина — двери, которые сами собой открываются, прозрачная Дженни — все это мне здорово надоело. Это как орешек, твердый-претвердый. На зуб попадет, а никак его не раскусишь! И мне почему-то кажется, что все это имеет какую-то связь с нашими дождевыми неудачами. Вчера я случайно набрел на интересную мысль и, кажется, не ошибаюсь: мы имеем дело с невидимкой!

— Невидимкой?! — удивилась Галинка.

— Да, с невидимкой, — упрямо подтвердил Мак. — Ты читала произведение писателя Уэллса «Невидимка»?.. Нет? Ну, так там один дядечка придумал способ делать тело прозрачным и невидимым. Это фантазия, но я думаю, что когда какая-нибудь умная голова займется подобным делом, может выйти и что-то похожее на правду. Вот мне и кажется, что кто-то сделался невидимым и вредит нам. Он что-то намудрил и с нашей Дженни.

— Дженни! Бедненькая Дженни! — вздохнула Галинка.

— Да, я ее видел, она стала прозрачная, как стекло. Видимо, этот «кто-то» испытал на ней свое вещество, но опыт почему-то не удался. Панцирь вещество не взяло, а сама черепаха лишь стала прозрачной. Словом, он сел в калошу. И он у меня сядет в калошу еще глубже, вот увидишь!

Мак закончил работу и выглядел победителем. Но Галинка все же никак не понимала, как он собирался бороться с таинственным невидимкой.

На дворе совсем стемнело. За окном шуршали листья.

Мак торжественно включил свой прибор.

На маленьком экранчике перед глазами Галинки проступил уголок электрички. На стуле сидела Рая и сосредоточенно читала газету.

— Все спокойно! — сказал Мак. — Думаю, он появится позже. Ты не будешь возражать, если я просижу здесь у тебя всю ночь? А утром поедем к нам. Зачем тебе оставаться одной, пока дедушка выздоровеет?

— Я очень рада, — довольно сказала Галинка. — Теперь я буду спать спокойно, но я не понимаю, как твой телевизор покажет тебе это чудовище, когда его не видно!..

— А я надеюсь его увидеть, — уверенно заявил Мак. — Вернее, его увидит мой телевизор. Дело в том, что прибор у меня необычный. Я не зря назвал его телеразведчиком. Вот мы здесь сидим, а он разведает все, что где-то происходит, все обнаружит, даже сфотографирует. Я думаю, что невидимка все же отражает определенное количество света. Что бы он там с собой ни делал, а сгладить все неровности своего тела он не сможет. И вот на сгибах этих плоскостей будет отражаться некоторое количество света. Если погрузить какую-нибудь стеклянную фигурку в воду, середина будет просвечивать, а края будут видны. Наши глаза очень несовершенны и такое незначительное количество света, которое отражает невидимка, уловить не могут, но прибор мой его поймает. Он реагирует на слабый свет, даже на невидимое излучение.

— О, — удивилась Галинка. — Разве бывают невидимые лучи?..

— А как же, — засмеялся Мак. — Возьмем, например, рентгеновские лучи. Они невидимые, хотя и заставляют светиться многие вещества. Знаешь, любые световые волны — это, по сути, электрические волны. Мой разведчик реагирует на разные лучи и увидит даже то, чего не видит наш глаз. Может, это будет не обыкновенное отражение, а зеленоватые точечки или черточки. Наверное, я и сам не знаю, что из этого выйдет, но что-нибудь да получится!

Часы в дедовской комнате пробили двенадцать ночи. Галинка, захваченная напряженным ожиданием, совсем не хотела спать и глядела на экранчик сухими, покрасневшими от бессонницы глазами.

— Пусть только попадется, пакостник, мы ему покажем, как играться с молниями, — возмущенно сказала она. — Я его отблагодарю за дедушку!..

Вся в заботах о деде, она подбежала к телефону и позвонила в больницу.

— Все так же, — грустно сказала она, выслушав ответ, — все как и раньше. Но дедушка у меня крепкий, очень крепкий, и должен все побороть.

Она снова села на диванчик и свернулась в своей любимой позе.

— Хочешь, — предложила она Маку, — я расскажу тебе, за что дед получил орден Ленина. Тогда ты поймешь, какой это человек!

Мак молча кивнул головой и, глядя на силуэт спокойной Раи, вырисовывавшийся на экране, приготовился слушать.

— Дед был еще не старый. И колхоз тогда был совсем не такой, как сейчас. А на скотном дворе, говорят, было всего десять свиней и пять овец, и аэродрома не было, и много чего не было. Вот дедушка и решил во что бы то ни стало приобрести хороших овец. Он узнал, что соседний совхоз выращивает красивых племенных овец и поехал за ними. Дедушке повезло, он там приобрел целую отару и повел ее степями к нам. Была весна, середина апреля, кажется.