А Горный уже продолжал:

— Наш враг — эти стихийные явления, эти неожиданные молнии — должен быть побежден. Поймите, слова «стихия» отныне не существует — есть слово «мы». И молния может возникать только по нашей воле.

Мак решительно не понимал отца — что же он, наконец, думает? Кто виновник молнии? Люди или стихия? Настороженно глянул на затылок профессора, и ему показалось, что тот облегченно вздохнул.

Вдруг Григорий снова вскочил. Румянец залил его щеки до самых кончиков больших оттопыренных ушей.

— Борис Александрович, — сказал он. — Если окажется, что это я, подлец, виноват в этой молнии, посадите меня в «Голубя» и, зарядив его сотней ракет, выбросьте меня кормить своим мясом марсиан!..

— Дурачок! — сказал ласково Горный. — По твоей неудачной и трагической шутке я вижу, что ты теряешь выдержку. Но не нужно тебе кормить марсиан; с чего ты взял, что они людоеды? Нужно со всей ясностью выяснить, почему возникла шаровая молния и стабилизировалась часть облаков. Мы должны дать исчерпывающий отчет Бюро погоды. Иначе… иначе мы потеряем почетное имя первой станции дождевания и снова станем только… исследовательской лабораторией, да еще и неудачной!

— Этого не может быть! — горячо воскликнула Рая.

Тогда вдруг поднялся на ноги Ролинский. Он сдвинул свои очки далеко на подбородок, и желтая бледность покрыла его лицо.

— Я хотел бы, однако заметить, — глухо сказал он, — что шаровая молния до сих пор занимает важнейшее место в метеорологии… Я это хорошо знаю… Изучая шаровую молнию, я когда-то попытался ее воспроизвести, но… не сумел. Двадцать лет назад, — продолжал он, заметно волнуясь, — эта мерзавка совершенно неожиданно немного попортила мне жизнь… Вы, наверное, слышали. Она уничтожила мою первую лабораторию и убила мою жену и моего помощника. И никто не может сказать, как и почему она возникла именно сейчас.

Все затихли, сочувственно глядя на старого ученого. Только Горный бодро произнес:

— А мы сможем это сказать. Даже вы, Николай Иванович, потому что именно вам я поручаю научное исследование этого вопроса.

— Я?.. — взмолился профессор. — Я же говорю, что тоже не знаю.

— Уважаемый профессор, на «Победителе» нет слова «не знаю»! — резко оборвал Горный.

Бодрый, словно наэлектризованный, он уже перешел к другим делам. Требовалось дать десятки новых указаний, приказов химику, инженеру, Гандину… профессору. Новое наступление облаков должно было состояться через два дня.

Мак вылез из-за олеандров и подошел к отцу.

— Папа, я хочу с тобой серьезно поговорить. Что… ты знаешь о наших привидениях? — с волнением спросил он.

Но Горный совершенно безразлично ответил:

— Хорошо, сынок, как-нибудь потом, сейчас нет времени.

Мак даже обиделся. Нет, он не понимал сегодня папу. Ведь отец, такой умный, должен, наконец, обратить внимание на странные явления! Маку казалось, что их неудачи почему-то были связаны с этими галлюцинациями. Он же сам видел летающий шар… Или то был отблеск шаровой молнии и он просто струсил?!

Погрузившись в раздумья, Мак не заметил, как остался один в кают-компании. Все уже разошлись. Он начал расхаживать взад и вперед по серебристой, как лунный свет, дорожке, но Муха, запрыгнув в комнату, прервала нить его мыслей. Она начала бегать за ним, путаясь между ногами и лая, — собаке показалось, что Мак что-то ищет.

— Ох, какая же ты дура! — рассердился Мак и сел в кресло, где только что сидел профессор.

Между тем Муха закрутилась, как волчок, под креслом.

Она так чихала, посапывала и возилась, что Мак нашел нужным посмотреть, чем она увлеклась. Его глазам представилась интересная картина: Муха кусала, грызла зубами и разрывала книгу, которую, очевидно, забыл профессор.

— Злодейка! Варварка!.. — закричал Мак, бросаясь отбирать книгу.

На книге все же осталось немало следов от зубов Мухи. Это был «Невидимка» Уэллса…

— «Невидимка», — проговорил Мак. — «Невидимка»…

Он застыл, взволнованный до крайности. Казалось, даже волосы на голове зашевелились…

— «Невидимка»! — повторил Мак и, как безумный, выбежал из комнаты.

В выходной день Катюша решила сходить домой, в колхоз «Юг».

Прекрасное платье из нежного шелка цвета морской пены, красненькие туфельки и шляпка, похожая на весенний тюльпан, лежали на диване, ожидая свою хозяйку. Правда, ей не очень хотелось идти. Хотелось увидеть своих и рассказать, как интересно вести хозяйство на великолепном корабле, но неприятно было появляться на глаза после такой неудачи — ведь «Юг» остался без дождя! Ей так и виделось, как молодежь окружит ее и начнет весело подразнивать: как же это вы так с дождем подкачали?.. Им со стороны, конечно, смешно: облака сделали, а дождя не дали, да еще и вреда наделали. А попробовали бы сами: облака — это вам не лошадь и не комбайн. Особенно когда на пути встречаются такие пакости, как, например, шаровые молнии. Не напишешь же им: ходить на путях запрещается!..

И еще одно беспокоило Катюшу: хотелось сперва, как и полагается хорошей хозяйке, закончить все дела. Внешне казалось, что все в порядке. Обед привезут из МТС. Корабль у нее, как куколка, так и сияет — можно и не вызывать аэродромного для уборки. Уборка — ерунда! Ее пылесосы за каких-то полчаса собрали все пылинки с мебели корабля, автоматические щетки весело пробежались туда и обратно по паркету. Настоящая радость так убирать. И у Катюши остался только один… неубранный уголок. Туда до сих пор не мог попасть ни один автомат, и тряпка там никогда там не гуляла. Катюше мерещилось, что в этом таинственном месте высятся горы пыли и леса паутины… Брр… На фоне чистого корабля это выглядело таким же неподобающим, как неудача с дождем в «Юге»!

Этим нетронутым уголком оставалась для чистюли-Катюши профессорская комната. Он решительно не позволял ее убирать. У него, мол, исключительно хрупкие приборы. Но разве она слон! Ведь он не возражал, когда Катюша убирала в комнате наблюдений или в разведывательной. Просто упрямый старик! Катюша уже подкатывала к нему и так, и эдак, и Маргошу его взяла под свое шефство, а ничего не выходило. Говорил: «Ах, милая Катенька, честное слово, у меня чисто, я сам привык убираться, а Маргоша у меня опрятнее человека».

Но сегодня Катюша услышала, что профессор тоже собирается в колхоз исследовать место, где взорвалась молния. Может, сегодня, наконец, удастся договориться со стариком и во время его отсутствия предпринять наступление на паутину?.. Один прорыв, и дело с концом. Начальник все премию за чистоту ей обещает, но разве она имеет право на премию, когда на корабле остается хоть один грязный уголок?

Катюша надела красненькие туфельки и постучалась к Ролинскому. Он действительно собирался куда-то. Шляпа лежала наготове рядом с удобным кавказским посохом, а сам профессор (вот бессовестный!) чистил в комнате щеткой свой костюм.

Острый глаз Катюши, глаз хозяйки, сразу заметил беспорядок. На полировке стола — мутный плюш пыли, в углу — серый парашютик паутины, а под столом — ужас! — полное блюдце (тоже придумал!) окурков.

— О, — простонала Катюша, — какой ужас!

— Что такое?.. — растерянно заморгал ресницами старик, озабоченно осмотрев свою комнату.

— Вы не видите, — сердито наседала Катюша, — ясно, вы не видите, потому что у вас на очках целая шуба из пыли. Но мне это надоело. Действительно, Николай Иванович, если вы не позволите мне сегодня убрать, я вызову из МТС санкомиссию и оштрафую вас, вот увидите!

Ролинский растерянно снял очки и держал их в руке, не зная, сердиться ему или смеяться.

— Катенька, — захныкал старик, увидев, что ему не отвертеться, — мне надо идти, а вы меня задерживаете. Я не могу позволить вам здесь хозяйничать… Я уже говорил… Ваши щетки-автоматы шумят, как обезьяны на водопое!

— Возможно, — смутилась Катюша, представив, как ужасно шумят обезьяны на водопое. — Может быть, мои автоматы в самом деле немного шумят, но, если хотите, я могу принести обычную тряпку и обыкновенный веник.