– Ты просто предатель, вот и все.

– Боже мой, я?

– Да, ты. Впрочем, это неважно, я и сам справлюсь.

И Латур без предупреждений очертя голову бросился на гренадера. Жан-Мари уклоняться не стал и они начали драться.

Схватка была поистине ужасной. Противники сражались на равных. Жан-Мари превосходил противника ростом, Латур – злобой.

Они вцепились друг в друга мертвой хваткой и на несколько мгновений замерли. Каждый из них пытался левой рукой схватить врага за шею и задушить его, а левой старался проложить путь к груди противника, чтобы вонзить в нее нож.

Затем они разошлись и стали наносить страшные удары, которые тут же ловко парировались, не достигая цели.

После чего вновь остервенело набросились друг на друга. Из многочисленных царапин текла кровь. Но поскольку оба они были одеты, то в глаза не бросалось ничего, кроме их бледности.

И вдруг Латур сделал над собой усилие, занес руку с зажатым в ней грозным мачете, ударил и закричал: – Получи! Умри, раз хочешь умереть!

И нож обрушился на врага, промелькнув стремительным отблеском во мраке опускавшейся ночи.

Но Жан-Мари видел этот маневр. Он с быстротой молнии оттолкнул Латура, при этом опасность настолько придала ему сил, что полицейский опрокинулся навзничь.

Гренадер бросился на него, чтобы вонзить в грудь нож.

Но Латур, в арсенале которого оставалась еще не одна хитрость, быстро откатился влево, подобно детям, играющим в бочку, поэтому когда Жан-Мари ударил в то место, где еще мгновение назад лежал полицейский, того там уже не оказалось.

Шпик одним прыжком оказался на ногах, забежал Кадевилю за спину и поднял нож.

На этот раз Жану-Мари пришел конец. Еще секунда – и с солдатом было бы покончено.

Латур замахнулся, чтобы удар получился сильнее.

Но в этот момент, к своему изумлению, почувствовал, что руку его будто сжали стальные клещи. Кто-то схватил его сзади и не дал нанести смертельного удара.

Этот «кто-то» был не кто иной, как Жак.

– Что, господин Латур, – сказал он, – хотите предательски нанести удар в спину?

Можно только догадываться, какая ярость охватила полицейского, когда он увидел, что упустил свой шанс и вновь оказался лицом к лицу с Жаном-Мари, у которого было время на то, чтобы вновь занять оборону.

– Благодарю вас, сударь, – сказал Жан-Мари Жаку.

– Не за что, – ответил тот с лукавой улыбкой.

– Жак! – закричал Латур.

– Чего желает мой командир?

– Ты мне за это заплатишь.

– Заплачу, правда, недорого. И потом, прошу обратить внимание – этот гренадер сейчас вас на куски порежет.

Латур и в самом деле избежал тяжелого ранения лишь в самый последний момент, ловко отпрыгнув в сторону.

Это еще больше распалило его злобу, и поскольку Жан-Мари, со своей стороны, тоже был возбужден до предела, бой возобновился – страшный, исступленный и беспощадный.

Противники, что один, что другой, будто забыли, из-за чего сошлись в этой схватке. Каждым из них двигала только одна мысль – избавиться от врага. Латур больше не был полицейским, точно так же, как Кадевиль – беглецом. Они превратились в двух разъяренных диких зверей, готовых загрызть друг друга насмерть.

Опустилась ночь и во тьме лишь слышалось прерывистое дыхание соперников.

Позабыв обо всякой осторожности, пытаясь побыстрее со всем этим покончить, противники остервенело набрасывались друг на друга.

Во время одного из таких порывов Жан-Мари опрометчиво бросился вперед, налетел на нож противника и получил ранение в плечо.

Гренадер пошатнулся, ноги его подкосились, но, сделав над собой нечеловеческое усилие, он выпрямился и остался стоять.

Тогда Латур судорожно сжал губы, поднял нож и бросился на врага. Глаза его пылали, по всему было видно, что он собирается яростно ударить его ножом, а затем вонзать его вновь и вновь.

Вот какая судьба ждала гренадера.

Но в тот самый момент, когда полицейский агент ринулся на противника, уже наполовину побежденного, за спиной солдата мелькнула быстрая, как молния, тень и выбросила вперед руку.

Из груди Латура вырвался звериный рык.

– Что такое? – спросил Жак.

– Каналья!!! – закричал он.

– Что такое? – спросил жак.

– Боже, как же мне больно! – воскликнул вместо ответа полицейский.

– Да в чем, в конце концов, дело? – спросил его товарищ.

– Женщина… там женщина!

– Да, мне тоже кажется, что там стоит женщина.

Во мраке сгустившейся ночи и в самом деле можно было разглядеть высокую женщину, поддерживавшую Жана-Мари. Уверившись, что гренадер может самостоятельно стоять на ногах, она вырвала из его судорожно сжатой ладони нож и двинулась на Латура.

– Я убью тебя, мерзавец! – закричала она.

– Ко мне, Жак! – закричал Латур.

Полицейского агента, должно быть, охватило неподдельное отчаяние, раз он позвал на помощь человека, которого еще за несколько мгновений до этого называл предателем.

– Ты скажешь наконец, что произошло? – спросил Жак.

– Она сыпанула мне что-то в глаза.

– Что?

– Нюхательный табак, наверное. Я терплю адскую муку! Это ужасно!

– Не убивайтесь вы так, – утешил его Жак.

– Скотина! – завопил Латур.

– Это неопасно, хотя и больно.

Во время их короткой перепалки молодая женщина стала приближаться к Латуру, намереваясь ударить его ножом. Но второй полицейский помешал ей это сделать.

– Прошу прощения, мадам! – сказал он.

– Пустите меня! Я убью этого негодяя!

– Нет, я не могу. – возразил ей Жак. – Несколько минут назад гренадер Жан – Мари, к которому вы, по всей видимости, питаете живейшую симпатию, был бы убит, если бы я не помешал этому господину ударить его в спину. Но вам я тоже не позволю воспользоваться тем состоянием, в котором Латур оказался после того, как вы сыпанули ему что-то в глаза, и расправиться с ним.

– Пустите меня! – вновь взялась за свое молодая женщина, вне себя от гнева.

Вместо ответа полицейский схватил красавицу за руку и сжал ее стальной хваткой, напрочь обездвижив.

– Не надо, мадам, – сказал он.

– Пустите меня!..

– Не надо, мадам, – спокойно повторил Жак, – если вы будете упорствовать и дальше, то лишь напрасно потеряете силы.

– Ох! Вы делаете мне больно!

Жак расхохотался.

– Вы ведь тоже из полиции, не так ли? – спросила молодая женщина звонким, раздраженным голосом.

– Да, мадам, я действительно имею честь в ней состоять.

– Честь! – повторила она.

– Да, честь. Все зависит от того, как человек понимает и исполняет свой профессиональный долг…

– Может, ты все же заткнешь свою пасть! – вскричал Латур.

– Вот вы, мадам, – невозмутимо продолжал Жак, – говорите, что, сжимая вашу руку, я причиняю вам боль?

– Да.

– Но при этом забываете, что вовсе не желаете моему другу и начальнику Латуру добра, и если я вас отпущу, то вы вырветесь…

– Я…

– И вонзите ему между ребер нож.

Молодая женщина оставила его слова без ответа.

– Мы должны быть справедливы! – сказал Жак.

– Хватит! Отпустите меня! – повелительно крикнула Кадишон, ведь, как мы уже догадались, это была именно она.

– Сначала отдайте мне нож.

– Нет!

– Хорошо. Но тогда я вас не отпущу.

– Я вас убью!

– В самом деле? – с улыбкой спросил Жак.

– Берегитесь!

– Это вам надо беречься, если вы, конечно, хотите спасти своего возлюбленного.

– Что вы хотите этим сказать?

– Жандармы, которых мы ждем вот уже два часа, в конце концов явятся сюда, и тогда…

– Жандармы!

– Вы, милочка, должны понимать, что эти стражи закона, в отличие от меня, не станут с вами церемониться.

– В таком случае позвольте нам бежать.

– С удовольствием, но сначала отдайте мне нож.

– Держите.

Жак взял у нее оружие и забросил в глубокую болотную яму.

– Вот и хорошо. Теперь вам понадобятся все силы, чтобы помочь вашему приятелю идти.

– Нет-нет, – отозвался Жан-Мари, – мои раны пустяковые.