Жак, без особого энтузиазма бежавший за своим начальником, сказал прерывающимся голосом:

– Я слишком запыхался, чтобы тебе отвечать.

– Идиот! – с улыбкой сказал Латур.

Жак даже бровью не повел – это слово, по всей видимости, не было для него оскорблением.

– Гляди, – продолжал шпик, возложивший на себя обязанности командира, – Жан-Мари направляется вон к той стене.

Вместо ответа Жак лишь утвердительно хрюкнул.

– Над стеной виднеется небольшой домишко. По всей видимости, он укроется там, чтобы противостоять новой осаде.

Жак вновь хрюкнул.

– Видишь? Видишь? Он уже у стены.

– Вижу.

– Сейчас исчезнет.

– Скроется.

– Ну так смелее, Жак, нам нельзя упускать его из виду. Смелее, мой мальчик, а то он сейчас исчезнет, как шарик фокусника. Вперед! Вперед!

– Да, – ответил Жак все так же флегматично, но при этом не отставая от Латура ни на шаг.

– Все! Он скрылся за стеной!

И Латур побежал еще быстрее.

– Я бы предпочел знать наверняка, что он вошел в этот дом. Давай же! Еще одно усилие – и мы будем у стены.

Агенты были измотаны до предела. Они вот уже десять минут сломя голову бежали вперед, и чтобы эта гонка их окончательно не доконала, каждому из них нужно было обладать поистине нечеловеческим запасом сил.

Но несмотря на это они прилагали последние усилия и темпа не снижали.

– Мы уже рядом! Рядом! – сказал совершенно обессилевший Латур.

– Не знаю, найдем ли мы там Жана-Мари, но дыхание, даст Бог, восстановим, – молвил Жак.

Это замечание немало удивило Латура, которому показалось, что для вконец запыхавшегося человека Жан слишком уж разговорился и к тому же проявил в сложившихся обстоятельствах редкое присутствие духа.

Но вслух свои мысли он высказывать не стал и, добежав до стены, ограничился лишь тем, что крикнул: – Все, добежали.

Но не успел он договорить эту фразу, как тут же получил в переносицу самый увесистый удар кулаком, который только можно представить.

– Ко мне, Жак! – закричал полицейский, из глаз которого брызнули искры.

Жак отозвался невнятным стоном. Затем Латур услышал звук падения тела.

Его товарища всего лишь изо всех сил пнули в грудь, после чего он растянулся во весь рост во влажной траве.

Латур почувствовал, что теперь можно рассчитывать только на себя. Беда лишь в том, что в данный момент он был не в состоянии сражаться: во-первых, потому что анонимный удар кулаком его совершенно ослепил, а во-вторых, потому, что он, если воспользоваться выражением Жака, еще не восстановил дыхание.

С невероятной быстротой у него в голове созрел план.

– Меня ударил не кто иной, как Жан-Мари. Но сейчас его рядом нет, иначе он без особого труда уложил бы меня на месте. Следовательно, он побежал дальше, чтобы побыстрее оказаться в доме. Жак!

– Что? – жалобным голосом отозвался второй шпик.

– Ты жив?

– Не знаю.

– Он определенно то ведет себя, как полный дурак, то демонстрирует зачатки ума, – проворчал Латур.

– Где ты?

– На земле.

– Ранен?

– Он проломил мне грудь.

– А ноги?

– Вроде целы.

– Встать сможешь?

– Попробую.

Жак с трудом уперся в землю локтем, перекатился и встал на колени. Наконец ему удалось кое-как подняться на ноги.

– Ну вот, – сказал он.

– У тебя со зрением все в порядке?

– Да, черт побери!

– Тогда слушай.

– Какой же ты идиот, Латур! Сначала спрашиваешь все ли у меня в порядке со зрением, а затем велишь слушать.

– Да заткнись ты, скотина.

Жак умолк.

– Принеси мне в фуражке чистой воды.

– Чистой воды?

– Ты что, оглох?

– Нет, но чтобы принести чистой воды, мне придется отмахать целое лье.

– Набери в болотной яме, придурок!

– Это другое дело. Не сердись, Латур. Не каждому дано командовать другими. Если не будет идиотов, умных никто даже не заметит.

«Поговори у меня! – подумал Латур. – Надо будет присмотреться к этому типу повнимательнее».

Жак ушел за водой. Он соорудил из фуражки что-то вроде чашки, наполнил ее и заботливо отнес Латуру, который промыл ею глаза. После чего к полицейскому тут же вернулось зрение.

– Ты видел, кто на нас напал? – спросил он у Жака.

– Да.

– Кто же?

– Как «кто»? Наш чертов солдат.

– Я так и думал.

– Он караулил нас за стеной.

– Ясное дело.

– Да, но пока мы бежали сломя голову, он отдыхал, а затем с первого же удара вывел нас из игры…

– Точно, месье Жак, вывел из игры.

– Еще бы!

– Из нас и сейчас вояки никакие.

– Ага, зато у тебя под глазами два огромных фонаря.

– Ночью их никто не видит.

– А я боюсь, как бы он не сломал мне пару ребер, грудь болит так, что прямо невмоготу.

– Ничего, пройдет.

– Не думаю, – ответил Жак.

– Что-то ты стал больно упрям, мальчик мой.

– Латур, могу я дать тебе совет?

– Валяй! С меня не убудет.

– Послушай меня и больше не преследуй этого гренадера.

– Ты предлагаешь его отпустить? – ошеломленно спросил Латур.

– Ну конечно. Разве что он решит сдаться сам, но это уже его дело.

– Ты серьезно? – спросил Латур.

– Более чем.

– Ну дела! – сказал полицейский. – Ты знаешь, что за такие слова у меня есть полное право вышибить тебе мозги?

– Что ты говоришь! Вышибить мозги?

– Ну да.

– Брось, ты даже прицелиться сейчас не сможешь.

– Ну ты наглец. Завтра посмотрим, смогу или нет.

– Ладно. В конце концов, меня дали тебе в помощь и я должен выполнять твои приказы. Я свое мнение высказал, а ты поступай как знаешь. Я буду подчиняться и помогать тебе, но это не мешает мне считать, что ты ошибаешься.

– Будь по-твоему. Но ты готов идти?

– Готов.

– Ну что же, пойдем к тому дому, который виднеется за стеной. Жан-Мари направился туда, не так ли?

– Да.

– Тогда мы двинем по его стопам.

– В этом нет необходимости, – сказал Жан-Мари, вырастая перед полицейскими, будто из-под земли.

– Боже правый! – воскликнул Жак. – Откуда он взялся.

– Лучше покончим с этим здесь же, – продолжал гренадер.

– Эге, – прошептал Латур, – игра, похоже, будет вестись по правилам.

Полицейский агент был мастак на хитрости. И хотя смелости ему было не занимать, он все же предпочитал тайные маневры, а не открытое противостояние.

– Умирать так с музыкой, я предпочитаю отдать свою жизнь в бою. И если быть честным до конца, то для меня лучше сгинуть от руки полицейского, чем быть расстрелянным у всех на виду.

– Но мы вооружены, – сказал Латур.

– А вы думаете, что я буду драться с вами голыми руками?

– А если мы не хотим с вами сражаться?

– Тогда вам придется меня отпустить.

– В самом деле? – спросил Латур.

– Да, потому что я решил либо оставить здесь свою шкуру, либо этой же ночью обрести свободу.

– Тогда будем драться! – воскликнул Латур.

– Тем более что преимущество на вашей стороне, ведь вас двое, а я один.

– Ну да! – проворчал полицейский. – Беда лишь в том, что один из нас вряд ли сможет прийти другому на помощь.

– Ну что же, господа, защищайтесь! – сказал Жан-Мари, вынимая из кармана длинный нож.

Латур сделал пару шагов назад и тоже открыл свой каталонский тесак.

– А ты, Жак?

– Я, – сказал приданный Латуру помощник, – сражусь с этим господином после того, как он расправится с тобой.

– Что?

– Что слышал! Или у тебя, храбрец, есть другие предложения?

– Я предлагаю наброситься на этого гренадера вдвоем, взять его живым, связать и передать военным властям, которые нас за это щедро вознаградят.

– Не дай мне бог, господин Латур, – торжественно и не без пафоса изрек Жак, – совершить подобную трусость и наброситься вдвоем на одного человека.

– Тебя мучают угрызения совести?

– А тебя нет? – с вызовом ответил Жак.

Как видим, он был философом, этот наш второстепенный персонаж.