– Однако! – воскликнул Танкред, который, затаив дыхание, ловил каждое слово.
– Но в этот момент на мою голову неизвестно откуда обрушился страшный удар. Чем он был нанесен? Палкой? Железным прутом? Этого я сказать не могу, потому как сразу потерял сознание.
– Лучше было побежать, – сказал Кловис. – Ловкости тебе не занимать, догоняя тебя, негодяи рассредоточились бы, и тогда ты без труда одолел бы их одного за другим.
– Бежать! – ответил Годфруа. – Скажешь тоже! Чтобы я, Мэн-Арди, бежал? Да не бывать этому?
– Но это было бы благоразумнее, – сказал полковник. – Бывают ситуации, когда не грех и отступить. Но прервитесь на какое-то время. Вы страшно устали, а этот рассказ отнимает у вас последние силы.
Годфруа внял совету и умолк. Но всем настолько не терпелось узнать продолжение его эпопеи, что не прошло и десяти минут, как Танкред, Кловис, Ролан и полковник стали умолять его рассказывать дальше.
– Когда я пришел в себя, меня окружала кромешная тьма. Голова была тяжелой, я подумал, что потерял зрение и что бандиты бросили меня умирать посреди дороги. Попытался встать, но колени подо мной подгибались. Все тело дрожало, я чувствовал, что на руки капает какая-то теплая жидкость. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы догадаться, что это кровь. Наконец я смог подняться на ноги.
Присутствовавшие слушали, затаив дыхание. Годфруа продолжал:
– Я сделал два шага и наткнулся на каменную поверхность. «Эге, – подумал я, – слава богу, они бросили меня у стены». Повернулся, пошел обратно, но через несколько метров руки вновь ощутили холод скользкой, влажной, покрытой плесенью кладки. В голове пронеслась жуткая мысль: «Может эта кровожадная мегера Меротт выколола мне глаза и бросила в какое-нибудь подземелье?» От этого предположения волосы на голове встали дыбом, а на лбу выступила холодная испарина. Двигаясь на ощупь вдоль стены, я обошел по периметру комнату, оказавшуюся квадратной. Меня явно заперли в подвале или темнице. Но где?
Слова Годфруа бросали молодых людей в дрожь, глаза их полыхали ненавистью и желанием отомстить.
– Я пребывал в лихорадочном состоянии и поэтому голода, к счастью, не чувствовал. Зато меня мучила невыносимая жажда. Так продолжалось два дня. Ко мне никто не приходил. Может, обойдемся без подробностей?
– Да! Да! – хором воскликнули несколько голосов.
– Позапрошлой ночью я услышал перед дверью темницы оживленный разговор. «Бросим его здесь, пусть подохнет с голоду», – произнес мужской голос. «Здесь его оставлять нельзя. – ответил ему другой, женский, принадлежавший Меротт. – Он не умрет, через пару часов его освободят и отвезут в Бордо. Так что я категорически против. Хватайте его и бросайте в телегу. К тому же сей герой нужен мне, чтобы достойно выйти на сцену в Новом Орлеане».
– В Новом Орлеане? – повторили Кловис, Танкред и Ролан.
– Да, она сказала именно так. Не будем пытаться проникнуть в тайны ее прожектов. Услышав эти слова, я слег, почувствовав себя еще хуже, чем раньше. Вошел какой-то человек. С какой же радостью я увидел пробивавшиеся сквозь прикрытые веки слабые отблески света, отражавшегося от ступеней лестницы, на которой стояла Меротт! Я не ослеп. Злодей схватил меня за руку и бесцеремонно потащил на лестницу. Меротт не сводила с меня взгляда, наполненного злобой и ненавистью. Затем пнула в грудь и сказала: «А вот и наш странствующий рыцарь!»
– Прямо фурия какая-то! – воскликнул полковник.
– Я не двинулся с места, изо всех сил стараясь убедить их, что жить мне осталось совсем недолго. Меня бросили на телегу, которая тут же тронулась в путь. Затем та, которую мы называли баронессой, добавила: «Да приглядите за малышкой». Малышка! Мне пришло в голову, что это Эрмина и несколько часов спустя я убедился, что не ошибся.
– Эрмина! – воскликнул Ролан. – Мадемуазель де Женуйяк была с тобой? Ты знаешь, где она сейчас?
– Знаю, и очень скоро мы ее освободим. Когда телега поехала, я устроился как можно удобнее, чтобы не донимала тряска, и стал с наслаждением вдыхать воздух. Но это не помешало мне делать вид, что я одной ногой стою в могиле.
– Я вижу, к тому моменту вы стали осторожнее, – сказал полковник.
– Да. Телега и кареты – их было две – ехали медленно и долго, глубоко увязая в песке вересковой пустоши, на многие километры простиравшейся вокруг. Затем мы выехали на большую дорогу и какое-то время катили по ней, после чего свернули, спустились по пологому склону и оказались в болотистой местности. Это и была конечная цель нашего путешествия. Когда кортеж остановился у подножия стен старого разрушенного средневекового замка, стало уже светать. Не успел я толком его рассмотреть, как двое негодяев меня схватили, отнесли на второй этаж донжона и бросили в восьмиугольную комнату, освещенную, на мое счастье, стрельчатым окном.
– В котором часу это было? – спросил Танкред.
– На мой взгляд, около восьми, хотя с уверенностью я сказать не могу. Часы, деньги и ценные предметы исчезли в ту самую ночь, когда меня ударили по голове.
– Продолжай.
– Целый день ко мне никто не приходил. В то же время до моего слуха доносилась какая-то возня, будто кто-то готовился к отъезду. Наконец опустилась ночь. Я уже не ждал ничего хорошего и был готов даже умереть, лишь бы не оставаться во власти Меротт, таинственные угрозы которой, как вы понимаете, отнюдь не принесли мне успокоения. Когда достаточно стемнело, я перевернулся, хотя весь день пролежал без движения. И поверьте мне, чтобы двенадцать часов подряд ни разу не пошевелить ни рукой, ни ногой, нужна огромная сила воли. Я встал и подошел к стрельчатому окну темницы. Выглянул наружу и, к своему ужасу, увидел, что, хотя узилище находилось на втором этаже, с этой стороны до земли, точнее до глубокого, илистого рва, было метров пятнадцать, а то и больше. Меня охватило отчаяние – я, конечно же, мог спрыгнуть, но это была верная гибель, причем моя смерть в этих условиях становилась совершенно бесполезной. К тому же я был очень слаб и страдал от лихорадки, что еще больше увеличивало мои шансы разбиться.
Годфруа больше никто не перебивал. Друзья слушали его молча, их лица выражали озабоченность и тревогу.
– В то же время я понимал, что нужно любой ценой на что-то решаться, – продолжал молодой человек. – Я еще больше высунулся из окна, рискуя полететь головой вниз, и стал ощупывать стену в поисках какой-нибудь неровности или засохшего плюща, с помощью которого можно было бы спуститься вниз. Сколько я ни тянулся, но слева ничего обнаружить так и не смог. Зато справа пальцы мои коснулись чего-то круглого, как мне показалось, ствола дерева. Я попытался взглянуть, но башня шла по кругу и увидеть эту мою последнюю надежду на спасение мне так и не удалось. Я вновь высунулся и, соблюдая всевозможные меры предосторожности, попытался схватиться за эту точку опоры, столь желанную для меня. Тело нависло над пропастью. Я уже был близок к цели, как вдруг…
XXIII
Послышался гулкий удар – кто-то постучал молотком в дверь садовой ограды.
– Может, это майор? – спросил Мэн-Арди.
– Возможно, – ответил Робер де Сезак.
Это и в самом деле был Монсегюр. Вслед за ним в комнату вошли помощник королевского прокурора де Кери и восемь жандармов.
– Мой дорогой спаситель! – сказал законник, бросаясь к Годфруа. – Что они с вами сделали!
– Увы, мой друг. У вас были все шансы больше никогда меня не увидеть.
– Я вижу.
– Годфруа, – попросил Танкред, – чем же закончилась твоя история?
– Разве у нас есть время слушать истории? – спросил помощник прокурора. – Если Годфруа де Мэн-Арди знает где Меротт, нужно торопиться, о своих злоключениях он может рассказать позже.
– Господин де Кери прав, – сказал майор.
– Хотя бы в двух словах, – взмолились полковник, Танкред, Кловис и Ролан.
– Но ведь вы не знаете, на чем мы остановились, – сказал Робер.
– Хорошо, где сейчас Меротт? – спросил де Кери.