– Как же, по-вашему, нужно было поступить?

– Ждать. Бандиты, при нашем приближении – а они не так глупы, чтобы не предусмотреть подобного случая – уползли в заросли вереска. Пока мы добирались до дома, они могли преодолеть пол-лье.

– Да, но…

– Вы спрашиваете, что бы я сделал? Нужно было дождаться ночи. В полночь, самое большее в час, быть в ландах, чтобы к трем окружить дом. Подойти к нему можно было бы тихо, ведь песок очень хорошо скрадывает топот лошадиных копыт. И поскольку в это время все обычно спят, велика вероятность того, что…

– Тихо!.. – вдруг сказал Ролан, с усилием приподнимаясь в постели.

– Что такое? – спросил полковник.

– Вы ничего не слышали? – спросил раненый.

– Нет, ничего!..

– Значит, мне показалось. Наверное, ошибся.

– Не хватало еще, чтобы на нас напали здесь, в этом доме, взяв его в кольцо осады. Эх! Это уединенное местечко представляется весьма соблазнительным для всевозможных любителей устраивать ловушки. Такой темной ночью, в такой поздний час приспешников Меротт, знающих наверняка, что вы пустили по их следу стражей правопорядка, вполне может одолеть желание…

– Я бы не стал им этого советовать, полковник, – сказал Кловис. – Мы здесь как в крепости. Ворота выдержат даже пушечный выстрел, к тому же у нас здесь целый арсенал карабинов и пистолетов, с помощью которых мы очень быстро обратили бы в бегство наших…

– Тихо! Помолчите вы! – вновь воскликнул Коарасс. – На этот раз я точно что-то слышал.

С этими словами Ролан смертельно побледнел.

Все на мгновение замерли, прислушиваясь. Из-за парадной двери донесся какой-то едва уловимый шум.

– Там кто-то есть, – сказал Ролан. – Пытается забраться через главный вход.

– Вы думаете?

– Уверен.

– Ну что же, пойдемте посмотрим на этого незваного гостя…

Не успел майор договорить, как дверь комнаты, в которой находились молодые люди и двое военных, приоткрылась – медленно и таинственно.

Танкред, Кловис, майор и Робер де Сезак подпрыгнули, будто подброшенные вверх одной и той же пружиной. Зрелище было пугающим. Кловис бросился за шпагой, то же самое сделал и Танкред. Безоружный майор ринулся к двери, которая продолжала странным образом открываться, хотя в комнату по-прежнему никто не входил.

Наконец на пороге возник человек. Он совершенно выбился из сил и был с ног до головы забрызган грязью. Круги под глазами, впалые щеки, изможденное лицо, трехдневная щетина, лихорадочный взгляд – все это придавало ему сходство с призраком.

С трудом держась на ногах, он сделал шаг вперед и потянулся к Танкреду, который тут же отбросил шпагу и закричал:

– Брат! Это мой брат! Годфруа!

И бросился к молодому человеку, которого так преобразили какие-то два-три дня. Но заключить в объятия не успел – Годфруа де Мэн-Арди упал без чувств на руки майору.

Нетрудно догадаться, какое счастье, какое волнение испытали пятеро наших героев при этом неожиданном и загадочном событии.

В упоении делясь друг с другом радостью, они чуть не забыли о несчастном Годфруа. Тем не менее майор, человек практичный, сказал:

– Господа! Господа! Приберегите свои восторги до другого раза. Господину де Мэн-Арди очень плохо и мы должны о нем позаботиться.

После этих слов в комнате на мгновение повисла тишина.

– Сходите кто-нибудь за уксусом, – добавил Монсегюр.

Все наперебой бросились выполнять это распоряжение и принялись растирать несчастному виски, стараясь помочь. Одним словом, несколько минут спустя Годфруа уже сидел в шезлонге. Ему стали усиленно предлагать укрепляющее средство, чтобы вернуть щекам румянец, и набросились с расспросами.

Но ему было не до этого.

– Пить! Дайте мне пить! – сказал Годфруа. – Через какие же мне пришлось пройти мучения! Пить!

– Ему поднесли полный стакан вина.

– Погодите! – вмешался Монсегюр. – Господин де Мэн-Арди, сколько времени вы ничего не пили?

– Три дня, черт возьми!

– В таком случае вина вам нельзя. Если мы позволим вам вдоволь напиться, чтобы утолить жажду, это будет самоубийство. Господа, у вас есть бульон?

– Да.

– Давайте ему по столовой ложке каждые пять минут в течение часа. А там будет видно.

Принесли бульон и Мэн-Арди, не желая ничего слышать, взял чашку, поднес ее к губам и жадно выпил. Затем повернулся к майору, с улыбкой на него взглянул и сказал:

– Господин Монсегюр, вы руководствуетесь наилучшими намерениями, но так все равно будет лучше. А теперь принесите что-нибудь поесть.

– Ведь ты нам расскажешь…

– Расскажу, все расскажу, но только за ужином. Причем поторопитесь, а то меня, кажется, бросили подыхать с голоду.

Годфруа принесли немного поесть.

– Ты знаешь, где Меротт?

– Знаю.

– Где же?

– Кому-то из вас нужно поставить в известность стражей закона и привести их сюда. Нельзя терять ни минуты. До рассвета мы должны быть в Бланкфоре.

Сходить за де Кери и жандармами вызвался майор. Он, не мешкая, отправился в путь.

Тем временем Годфруа, утолив голод, рассказывал брату и друзьям о том, что произошло:

– Насколько я могу судить…

– Сначала расскажи нам, что с тобой случилось в тот вечер, когда с помощью фальшивого письма майора тебя заманили в ловушку.

– Ты прав. Начнем с начала. Как вам известно, злодей явился за мной в десятом часу вечера… Но что это? Ролан в постели? Смертельно бледный? Что это значит?

– Ролана тоже похитили, правда, несколько иным образом, – ответил Кловис. – Он подвергался смертельной опасности, но, слава богу, все обошлось. Однако сейчас речь не о нем. Мы тоже тебе все расскажем, но лишь после того, как ты поведаешь нам свою историю.

– Итак, я поехал в Бегль вместе со своим провожатым. Физиономия его была прескверная, но все мои мысли были заняты полковником, которому грозила большая опасность, поэтому я совершенно не волновался.

– Вы же всегда были так осторожны, – сказал Робер де Сезак. – А уж после всего, что произошло, и подавно!

– Что вы хотите? Кучер не пожелал везти нас дальше улицы Гратт-Кап. Вполне возможно, что ему за это заплатили. Поэтому дальше нам пришлось пойти пешком. Провожатый заверил меня, что знает кратчайший путь в Бегль. Минут через двадцать – двадцать пять мы вышли на узкую, темную улочку, по обеим сторонам которой возвышались стены высотой самое меньшее двадцать футов. В моей душе зашевелилось беспокойство. Я полагал, что в Бегль должна вести более широкая и не такая мрачная дорога. Хотя стояла непроглядная темень, я заметил, что провожатый ведет себя как-то странно. На каждом углу он резко останавливался и замирал. У меня отпали все сомнения. В какой-то момент он стал кашлять, как мне показалось, очень уж многозначительно, тем более что никаких признаков простуды до этого у него наблюдалось. Тогда я набросился на него и повалил на землю.

– Наконец-то я вас узнаю, – сказал Робер де Сезак.

– Застигнутый врасплох моим неожиданным нападением, негодяй, явно не ожидавший встретить в моем лице столь сильного противника, дал без особых усилий себя разоружить. Затем я связал ему за спиной руки и повел назад. Он повиновался, но стал кашлять еще сильнее.

Дойдя до более освещенной улицы, я решил пойти напролом и сказал:

– Дорога, по которой вы меня повели, не ведет в Бирамбис. Пойдем по этой. Вы безропотно будете следовать за мной. Попытаетесь подать какой-нибудь знак и я тут же вышибу вам мозги.

В подтверждение моих слов я сунул ему под нос пистолет.

– На каком основании вы со мной так обращаетесь? – сказал он в ответ. – Я не сделал вам ничего плохого. Эти дороги обе ведут в Бирамбис.

– Прекрасно! – воскликнул я. – Но лично мне больше нравится эта. – Не успел я договорить, как на меня накинулись полдюжины человек, незаметно подкравшихся в темноте. Скрутить и связать меня сразу не удалось – ценой невероятных усилий мне удалось стряхнуть их с себя. Они вновь пошли в наступление, но на этот раз я уже воспользовался оружием и выстрелил из пистолета в самую гущу врага.