А корабль действительно несло на торчащие из воды камни. Иван сказал, что ему корабль очень жалко, а тюрьмы он не боится, потому что в тюрьме он уже сидел за убийство, а в этот раз он ничего плохого не делает, а пытается спасти людской труд, и что тюрьмы во Франции хуже, чем в Норвегии, где он однажды сидел по подозрению в том, что, по его словам, не совершал, точнее, не так все было, как они решили, но все-таки тюрьма во Франции не такая плохая. А ему его совесть рабочего человека важней, поэтому он сказал, что останется и будет бороться за живучесть, как это назвал Федор.

Тогда мы решили посмотреть, нет ли чего полезного – например радиостанции внутри корабля, и открыли аккуратно внутренние двери. Пришлось сломать держатели, но мы решили, что сможем это починить. Внутри оказался незначительный запас еды и много алкогольных напитков.

Федор резко крутанул штурвал, сказав, что знает, как это делается, и что часто смотрел на то, как управляют военным кораблем. Мы упали, но он сказал, что рулевое работает.

Как опускается якорь – он разобраться не смог, потому что, по его словам, у них на корабле якорь опускался кнопкой. На корабле, на котором мы находились, никакой кнопки не было, и поэтому мы стали опускать якорь вручную. Это нам удалось.

Мой брат и Сергей-музыкант нашли вроде бы радиостанцию, но из нас никто не смог разобраться, как она работает. Она вроде бы работала, но мы не знали что говорить и поэтому просто говорили, что мы строители, что оказались в море. В общем, всю нашу историю. Я думаю, что, если кто-то слышал, они смогут подтвердить. Если, конечно, нас было слышно по радиоволнам, но этого я не могу сказать.

Несколько раз мы попытались махать проплывающим мимо катерам и яхтам, но в ответ нам тоже махали, а близко никто не подошел. Да и если бы подошли – мы не знали что сказать, потому что язык не знали.

Мы решили, что, если будем стоять на якоре – нас в конце концов кто-нибудь заберет, потому что корабль должны были искать.

Мы починили дверь и стали ждать.

Да, мы использовали некоторые запасы воды и алкоголя, но мы были голодны и подумали, что наших денег хватит, чтобы отдать их за продукты хозяевам.

Вечером выяснилось, что Сергей – действительно музыкант и что чемодан, который он все время таскал с собой, наполнен стаканами, на которых он играет. Стаканы были такие же, как в баре корабля. Стеклянные, выпуклые. Мы чуть-чуть выпили, а Сергей тоже и при этом играл.

Моему брату, который в детстве хотел стать музыкантом и даже учился в музыкальном народном училище, это очень понравилось, и Сергей показывал потом ему, как играть на стаканах. К нам никто не подходил, кроме двух девушек на водном велосипеде, которые просто подплыли послушать музыку, но разговаривать с нами отказались. Могу сказать, что у девушек на водном велосипеде была примета, по которой их можно, для подтверждения моих слов, найти. У них на палке была прицеплена черная футболка с черепом и костями, как у пиратов. Я увидел это, когда светил на них найденным фонарем, когда пошел по нужде сесть на длинную палку, которая выступала из корабля.

Потом мы подумали, что все корабли ночью освещаются, и нам тоже надо зажечь огоньки, но, как включить электричество, мы не поняли и поэтому повесили этот фонарик на какие-то веревки.

На следующее утро мы подумали, что, раз к нам никто не подходит, мы можем попробовать сами поплыть обратно. Федор согласился управлять кораблем, с условием, что все будут его слушаться и полезут наверх спускать парус. Один парус уже стоял – треугольный на носу. По словам Федора, нас поэтому и отнесло, что парус парусил. Но этот парус не годился, чтобы двигаться, а, по словам Федора, служил только для всяких поворотов. Мы полезли наверх и почти сразу смогли опустить парус. Но потом надо было поднять якорь, а мы не могли понять, как это делается, потому что никаких электроприводных приборов на якоре не стояло.

Мы стали вытаскивать его вручную все вчетвером, потому что Сергей сказал, что он не может калечить свои руки, а Федор потому что был как бы капитаном, и нам это с большим трудом еле удалось. При этом мы поломали одну штуку в этом устройстве, которую тоже надо было понять, как починить. И мы сильно расстроились. А Федор сказал, что обязательно нужно еще научиться убирать парус, потому что, по его словами, иначе мы врежемся в пристань.

Это заняло больше времени, и, поскольку мы действительно устали, нам пришлось обратно кинуть якорь, тем более что уже опять темнело, а ночью мы не знали как управлять тем более и боялись врезаться. Поэтому мы все-таки кинули якорь. И подумали, что есть нам все равно надо. И еще нам нужна аптечка, потому что мы сбили руки от канатов. Мы устали и не хотели слушать Сергея, как он играет на стаканах, потому что обиделись на него, но он сказал, что ему нужна публика, поэтому играл в радиостанцию, она вроде бы работала. Я думаю, что, если это кто-то слышал, это тоже могут подтвердить. Он хорошо все-таки играл, и мы договорились, что, раз он не может тянуть канаты, тогда он будет готовить. Все с этим согласились, и Федор стал ему говорить, как это правильно делать на корабле, и показывать. Поэтому мы опять выпили, но мы старались не пить и не пили всякие вина, потому что знали, что они бывают дорогие, а пили только русскую водку. Которая понятно сколько стоит, и мы можем ее, если чего, прислать из дома. Вино и то чуть-чуть пил только Иван, который, по его словам, привык выпивать стакан вина в Норвегии в тюрьме. Но он выпивал действительно только один стакан, а дальше все равно, как все, пил водку.

Утром выяснилось, что, оказывается, есть передаточный механизм, который включался той ручкой, которую мы сломали, поднимая якорь. И якорь может вытаскивать один человек. Но нужно было починить ручку, и ее Иван починил, мы ему помогали.

Федор заставил нас научиться ставить и убирать парус быстрее, и мы поплыли вперед, к берегу, но выяснилось, что это не берег, а остров, и мы не поняли, куда нам вообще надо плыть. Кроме того, мы все время боялись попасть на камни, и поэтому мне пришлось все время сидеть на носу, смотреть на воду, отчего у меня закружилась голова, и я упал. Меня вытащили из воды. Но на это потребовалось время, и мы не знали, куда нам плыть. Поэтому пришлось опять заночевать на корабле.

Ночью кому-то из нас пришла в голову мысль, что все корабли, проходящие мимо, идут либо туда, либо сюда. И можно плыть в одном направлении с ними туда, а если это будет море, то вернуться обратно. Так на следующий день мы и сделали, и нам повезло. Мы попали быстро в знакомое место – там, где мы оказались в первый день. И стало ясно, что надо плыть в другом направлении. Но опять темнело, и мы стали на якорь. А вечером около корабля собралось уже несколько водных велосипедов, и они слушали, как Сергей играл на стаканах, и хлопали. Я думаю, что можно найти место, откуда были эти водные веселопедисты. Они подтвердят, что все так и было.

Поскольку они хлопали, мы угостили их алкоголем, но они почему-то все равно отказались подниматься наверх. Еще они догадались, что мы русские, хотя мы не все русские были почему-то. Сергей считал, что они поэтому не поднимаются к нам, что мы – русские и что мы все короткостриженые. Мой брат Василий тренировался играть на стаканах, и у него получалось.

Утром была плохая погода, и мы побоялись идти по морю. То есть погода была хорошая, но волны большие. Федор пытался нас заставить залезть наверх, опускать парус, но нам было страшно. Честно говоря, мы залезли, потому что страшно нам было не сильно и уже как-то привыкли, но наверху мы решили, что Федор командует слишком, а на самом деле он наверняка не такой хороший рулевой, как ему кажется, и наверняка посадит корабль на камни, чего мы все не хотели, потому что он красивый. Поэтому мы слезли назад и сказали, что будем стоять, но ветер к вечеру подул еще сильней, и нам пришлось ставить парус ночью, при очень больших волнах, чтобы зайти в бухту, чтобы спрятаться от шторма. Это было гораздо хуже, чем