Чтобы отвлечь внимание дебоширки, папа включил телевизор. Маришка рассеянно уставилась на экран.

Показывали старт ракеты на космодроме Байконур.

– Видишь, – объяснял папа убаюкивающим голосом, – это – ракета, такая высокая-превысокая башня. Сейчас будет взрыв, и башня унесется в космос. В верхушке ракеты сидят космонавты, а внизу – сопла. Такие большие трубы, из которых бьет огонь и толкает ракету вверх.

Маришка смотрела на ракету слипающимися глазами и улыбалась. Ну конечно, бабушка Женя – у сопла. Она стояла у сопла и махала ей, Маришке, рукой. К бабушке не спеша подходили другие старички и старушки, поднимались по железным подпоркам и занимали места в ракете.

– Когда все соберутся, – сказала баба Женя, – ракета взлетит, и мы отправимся на Солнце.

– Там же горячо, бабуль, – предупредила Мариша и окончательно закрыла глаза.

– Ничего, – ответила бабушка, – на Солнце я превращусь в луч и буду светить. А ты расти большой и здоровой!

Бабушка помахала рукой и поставила ногу на ступеньку железной лестницы.

Вполне возможно, свойства алкоголя люди открыли благодаря животным – заметив, как те веселились после десерта из перебродивших фруктов. Некоторые из братьев меньших (но отнюдь не маленьких по размеру) уже не довольствуются плодами природы и переходят на продукты человеческой цивилизации.

Так, индийские солдаты жаловались на слонов-алкоголиков, совершавших мародерские набеги на их аванпосты исключительно с целью поживиться зимними запасами крепкого алкоголя. Ограда с электрическим током и даже огневая стена сдержать толстокожих пьянчуг не могли.

Вы когда-нибудь бывали на приеме у психиатра? Нет? А я бывал. Правда, это случилось по велению школьных властей, а не по необходимости. Первый раз в жизни я попал к психиатру в двенадцать лет от роду, обходя врачей поликлиники в рамках школьной диспансеризации. По ошибке я попал в кабинет психиатра вместо кабинета невропатолога. Просто перепутал двери. И вот…

Люди, это покажется стёбом, но врач-психиатр, высушенная до мозга костей, абсолютно бесполая старуха-вобла заорала на меня, трясясь всеми конечностями:

– ТЫ КУДА ПРИШЕЛ?!!!!! В ТВОЕМ НАПРАВЛЕНИИ НАПИСАНО: НЕВРОПАТОЛОГ!!!!!!! ВОН ОТСЮДА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

Я вылетел как ошпаренный. А у этой бабушки в уголках рта пузырилась пенка. Она вся тряслась.

Вот так закончился мой первый и последний визит к психиатру.

Однако пришло время, и мне понадобился нарколог, эволюционная разновидность психиатра. Я категорически не хотел идти к нему. Но рекомендатели, люди серьезные и проверенные, утверждали, что он – специалист высочайшего уровня, следовательно – мастер на все руки. Меня предупредили, на всякий случай, что доктор сей применяет радикальные методы, типа шоковой терапии, посему нужно быть готовым ко всяким потрясениям и стрессам, но зато, дескать, положительный результат – гарантирован.

Цену специалист заломил заоблачную. Но что делать? Коли ты решил завязать с пагубным пристрастием, будь готов чем-то пожертвовать.

Друзья записали меня на прием вне очереди. По блату, так сказать.

Специалист, между прочим кандидат наук и профессор, оказался моложавым, спортивного телосложения человеком средних лет, подтянутостью и хватким взглядом напоминающий Путина. Он сидел в просторном светлом кабинете, утопая в монументальном кожаном кресле за широким столом из натуральной, видимо, древесины. На стенах красовались всякие важные дипломы и сертификаты. Мы перебросились парой дежурных фраз и сразу приступили к делу:

– Итак, – спросил доктор Станислав Львович, – мне вкратце обрисовали ваши проблемы. Теперь хочу услышать вас.

Я рассказал все как есть.

– Понятно, – заключил кандидат, выслушав мою исповедь, – значит, вы – алкоголик.

От неожиданности я вздрогнул.

– Но почему же? Так, знаете ли, выпиваю время от времени… Не сказал бы…

– Стоп! Стоп! Стоп! Стоп! – Станислав Львович выставил вперед свои белоснежные стерильные ладони. На запястье правой руки блеснул золотой браслет. – Так не пойдет, Владимир! Я не спрашиваю, а утверждаю: вы – алкоголик. И точка.

Доктор встал, склонился над своим имперским столом и, направив в меня палец, как красноармеец с плаката «А ты записался в добровольцы?», грозно повторил:

– Вы – алкоголик! Иначе бы вы не пришли ко мне. Да. Это надо принять как данность. Хотите вы или нет, но вы попали в ловушку, и, к сожалению, выбраться из нее невозможно. Алкоголизм – неизлечим.

С каждым сказанным словом Станислав Львович распалялся все сильнее и сильнее и к финалу речи уже фактически кричал, напоминая пастора Свидетелей Иеговы.

– Вы – алкоголик, – грянул заключительным аккордом кандидат, – согласны?

– Да… – пролепетал я, – я ал…ал…алкоголик… Хотя…

– Опять?! – взвился профессор. – Никаких «хотя»! Говорите громко: «Я – алкоголик!»

– Я – алкоголик…

– Уверенней, пожалуйста.

– Я – алкоголик, – произнес я во весь голос, сам не веря своим словам.

– Отлично, – похвалил профессор, – а теперь внятно, громко и, самое главное, осознанно: «Я – алкоголик, и болезнь моя неизлечима».

Я четко, словно солдат на плацу, отчеканил эту фразу.

– Ну вот и ладушки…

Профессор с шумом выдохнул: «Уф-ф-ф-ф» и плюхнулся в свое кресло. На лице его обозначилось чувство глубокого удовлетворения, будто он только что доказал теорему Пуанкаре.

– Считайте, полдела сделано, – сообщил он довольно, – даже больше половины. Остался, собственно, пустячок. Самое главное, признаться себе в своем неизлечимом недуге. Теперь рассказывайте, как вы пьете, с кем, при каких обстоятельствах.

– Да… как сказать, – снова замямлил я, – знаете ли, люблю выпить один. Побродить, почитать, подумать, кино посмотреть, стихи пописать… Ну… под этим делом… Подшофе, так сказать.

– Понятно! – тут же ухватился профессор. – Вы – алкоголик-мечтатель. Визионер! Это – самый тяжелый

случай. Алкоголик-мечтатель никогда не напивается и внешне не пьянеет. Лишь запах спиртного может выдать его состояние. Представитель этой злокачественной разновидности алкоголизма всегда контролирует себя. Его никогда не тошнит. Кстати, он может, как говорится, «взять на грудь» невероятное количество алкогольной отравы. При этом он никогда не дерется и не делает всякие глупости. Но пьет постоянно. Потихонечку творит свое зло, как клептоман или тайный эротоман. Онанист, проще выражаясь. Так?

– Ну… в общем…

Доктор радостно хлопнул в ладоши, словно подвел итог в каком-то важном исследовании.

– Скажем, так: вы – душевный онанист…

– Духовный, – поправил я.

– То есть?

– Ну, если вы ведете речь о хорошем человеке, занимающемся мастурбацией, значит, вы должны говорить: «душевный онанист», а если вы подразумеваете субъекта, предающегося духовной мастурбации, то есть меня, значит, вы должны говорить: «духовный онанист».

Нарколог на секунду застыл.

– Не надо умничать, – попросил он, – не надо казаться умнее, чем вы есть на самом деле. Это вам не к лицу. Вы зачем сюда пришли?

Я ответил глубоким вздохом и опустил голову.

– Ладно, дело ясное, – продолжил сеанс доктор, – не повезло вам. Лучше бы вы были буяном или напивались до беспамятства, как все нормальные алкоголики. А грезы подшофе – это, знаете ли, некое гурманство, от которого избавиться невероятно тяжело, но можно. Давно это у вас?

– Лет пять где-то… – пожал я плечами.

– А если хорошенько подумать? – вцепился профессор, уколов меня своим путинским взглядом.