С этими словами он протянул санитару мешок с каким-то тряпьем и обломками то ли шкафа, то ли стола, а сам пошел одеваться, по дороге тюкнув топором по изрядно порубленному подоконнику.
– И откуда успел взяться?..
– Хорошо, что на дворе не год дракона, – пробормотал санитар, разглядывая содержимое мешка.
В Бушер!
Всенародная битва с Die Gruene Schlange[5] имеет столько же шансов прекратиться, сколько и тепловое движение атомов в природе. Соответственно, в структуре санитарных потерь гражданского населения, записавшегося в добровольцы, делирий своих позиций не сдает. Всякий раз полагаешь, что удивляться уже нечему, и все, что мог, ты уже увидел. Но реальность мерзко хихикает и поправляет: «Не все, не все!» Семен Иванович (пусть его будут звать так) себя большим любителем алкоголя не считал никогда. Ну, бывало, конечно, что и литр, и два беленькой – так ведь в компании и под закуску, а не в одно лицо и под портяночную понюшку! Запои? Да ладно вам, разве это запои: не больше двух недель. Ну хорошо, иногда три. Так ведь работа располагает: строитель-монтажник – это вам не в офисе высиживать геморрой и расходящееся за сотрудницами косоглазие. Тут и коллектив, и сама природа мягко, но настойчиво шепчут: «Займи, но выпей». Отказать невозможно.
Трудно сказать, что подкосило больше – аврал в конце года или грянувшие за ним длинные праздники – но только организм заявил ноту протеста, объявил экзогенный этанол персоной нон грата и вынудил Семена Ивановича уйти в крутую завязку. Жена радовалась. Целых шесть дней. А потом наступила бессонная ночь. Мужик долго не находил себе места, слонялся по квартире, пил чай и курил термоядерную «Приму». В четвертом часу утра побрился, оделся, побросал вещи в чемодан и пошел к выходу.
– Куда? – спросила опешившая супруга.
– В Бушер[6],– ответил Семен Иванович, – атомную станцию достраивать.
И был таков. Как только оторопь прошла, женщина стала обзванивать полицию, скорую: чудо-то жалко, оно хоть дурное, но свое, еще нарвется на хулиганов или замерзнет – чай, не май месяц. К утру чудо нашли на автовокзале, с билетом на автобус до аэропорта. Полиции пришлось приложить некоторые усилия, чтобы убедить его поехать с ними.
Как выяснилось, когда-то очень давно Семен Иванович и в самом деле принимал участие в строительстве Бушерской АЭС, о чем он долго и с большим удовольствием вспоминал. Потом грянула исламская революция, и специалистам пришлось вернуться на родину. Достраивали уже после, без него. А воспоминания остались очень яркие и теплые. Особенно про то, как учили персов, с их-то сухим законом, гнать самогон и ныкать готовую продукцию. Потом, конечно, были другие стройки, были электростанции – от атомных до ГЭС, но эта запала в душу.
А ночью за ним пришли. Трое сотрудников. Сказали, что без него в Бушере что-то накосячили, и только на него, Иваныча, вся надежда. Обещали хорошие командировочные, суточные и сверхурочные. Правда, под подписку о невыезде и неразглашении, но дело того стоило. Сопровождали они Семена Ивановича до самого автовокзала, наказали, чтобы взял билет до аэропорта, а там его спецрейсом доставят до места. Затем куда-то исчезли. Затем появилась полиция.
– Я ж вам объясняю, доктор, это просто недоразумение. У меня все в порядке. Не задерживайте меня, ведь командировка сорвется!
– А эти сотрудники вам какие-нибудь документы дали? Приглашение, контракт или что-то в этом роде?
– Нет, но я думаю, что все получу, когда приеду в аэропорт. О, кстати, вот и они!
– Кто?
– Работодатели. Вон же они, в углу стоят! – воскликнул Семен Иванович и показал на пустой стул в углу. – Ребята, объясните доктору, что нас поджимают сроки, может получиться неудобно перед иранскими друзьями!
– А кто это такие? Не представите их мне?
– С удовольствием. Который в пальто – это товарищ из посольства. Вон тот, в форме, – это из ФСБ, ему со мной еще предстоит провести инструктаж. А в шароварах и их национальной бабайке на башке – это Ахмет, он кладовщиком еще тогда был на нашем участке.
– Что ж, Семен Иванович, я, пожалуй, пообщаюсь с вашими работодателями, договорюсь об отсрочке. Пока у нас медкомиссию и профилактику не пройдете – ни о каком Бушере речи не идет. Им нужны гарантированно здоровые специалисты. А то вдруг, не дай бог чего – второй Чернобыль нам не простят.
Дело о Люсе и пропавшем миллионе
Все-таки плохо еще мы понимаем алкоголиков. Мыслим стереотипно, подходим предвзято (одна только скалка наперевес чего стоит), ни тебе сочувствия, ни внимания к потребностям организма и метаниям горящей синем спиртовым огнем души. Думаем – мол, с утра выпил и целый день свободен. Ха! Если бы все было так просто! Они ж, бедолаги, совершают чудеса балансировки – как бюджетной (вот не надо критики, вы на экономику страны посмотрите), так и метаболической, виртуозно проводя организм по краешку летальных доз. А выход из запоя? Это ж без высшего алкогольного образования однозначно белочка! А уж стоит подкрасться пневмонии[7], как тут же слышно зловредное хихиканье и дробный топот ножек улепетывающей крыши.
Люся (пусть Люся, имя ничем не хуже прочих) попала в пульмонологическое отделение как раз с пневмонией, что было вполне закономерно: на улице не май месяц, а сугробы порой такие коварные – пока выбираешься, пару раз вздремнешь. Вот и заявил организм – мол, ты как хошь, хозяйка, а мне бы в больничку. Доставили на скорой, честь по чести, взялись лечить. Кто ж знал, что оно так выйдет!
Ночью Люся долго не могла сомкнуть глаз, все пыталась понять, что же не так – чего-то явно не хватает. Да нет, не водки, тут учреждение серьезное, режим не позволяет предаваться излишествам, да и деньги… Едреный гонобобель, ДЕНЬГИ!!! Ну точно – был же миллион. Откуда, Люся и сама не могла точно сказать, поскольку уборщицам обычно платят несколько меньше, но она ТОЧНО ЗНАЛА, что он был. И его отсутствие очень остро ощущалось, много острее катастрофической нехватки алкоголя в крови.
Первой Люсиной жертвой оказалась постовая сестра, которая не смогла внятно ответить на вопрос, где миллион. Традиционный ответ, с четкой анатомической адресностью, Люсю категорически не устроил. Сестра, понеся некоторые потери в шевелюре и целостности одежды, спешно ретировалась за дежурным врачом, которого по прибытии спросили еще строже – мол, где? Город Катманду, как вероятная локация, тоже не прокатил. Еще больше даму без миллиона оскорбило предположение, будто она не в себе. Она-то как раз в себе, но минус миллион сведет с ума кого угодно, так что вот вам, доктор, мой контраргумент справа в челюсть.
Третьим в битве за финансовое благополучие пал телефон, который висел на посту и был бы рад никого не трогать, но кто ж виноват, что у полиции в три часа ночи вдруг прорезалось чувство юмора, и они сходу подобрали третью рифму к вопросу «где»? Три раза с размаху об стенку – такого обращения никакая техника не выдержит. А если еще и на обломках попрыгать…
Люся попыталась включить дедукцию, но ошиблась тумблером. Включилась индукция. Денег нет? Нет. Были? Были. Куда делись? Ну, вы сами знаете, как это называется, когда в окрестностях Пизы что-то воруют. Кто? Да любой из находящихся в отделении мог позариться, это ж не пять рублей, чтоб проявлять альтруизм. Что делать? Искать, у народа режим преимущественно постельный, далеко уйти денежки не могли.
К моменту прибытия спецбригады, вызванной побитым доктором, одна палата уже была поставлена на уши, кровати выпотрошены, а содержимое тумбочек равномерно распределено по площади пола. Погрозив пальцем выстроившимся вдоль стенки обитальцам, Люся большой белой молью в бесформенной ночнушке выпорхнула в коридор. Увидев делегацию дюжих санитаров и дежурного доктора, прижимающего мокрое полотенце к щеке, она смекнула: что-то здесь не то, и рванула вперед.