«Роланд. Одежда для молодых», – прочитал он вывеску, открывая зеркальную дверь, и вошел в сухой теплый воздух, пропахший молодежной модой.

Тогда-то он ее и увидел.

И обомлел.

Когда человек замечает на прилавке желанный товар, у него замедляется дыхание, пульс, а частота мигания глаз притормаживает вдвое. Такое состояние психологи называют трансом («Единственная форма священного экстаза современного гомо сапиенс» – тут же вспыхнул в мозгу насмешливый голос товарища-антрополога Лехи Шнипера.) Ваня, как работник сферы продаж, прекрасно знал об этом – но сейчас ничего не мог с собой поделать. Она была предназначена ему с самого своего рождения – это было понятно с первого взгляда.

Куртка.

Куртка Негодяя.

Куртка Негодяя, подбитая волчьим мехом, была надета на манекен, и пластиковый человек выглядел живым и опасным.

– А можно? – робко спросил Сало продавца-консультанта. – Померить?

Та безучастно передала желанное. Он с трепетом вложил руки в новенькие рукава и подошел к зеркалу.

– Боже! – сказал себе Сало.

Черный воротник был поднят как пиратский флаг. Широченные плечи недобро намекали о спортивном разряде их лжеобладателя. Искусно суженная талия и стремительная молния. Сало впервые в жизни почувствовал себя чемпионом.

– Почем? – небрежно бросил он продавщице и повел широкими плечами.

Та назвала сумму.

– Боже, – вновь вырвалось у Вани.

Он снял Куртку Негодяя, чтобы посмотреть на нее в последний раз.

«Это – Знак!» – прошептали в голове Вани.

«Волчья куртка – это Знак», – послушно повторил Ваня за своим внутренним голосом. Обитая в Интернете, в любом коммьюнити Ваня неизменно подписывался «Вольф», а на своих эккаунтах вывешивал любимые фотографии серых хищников. Что-то внутри Вани всегда тянулось к волкам, была в них какая-то тайна, красивая и мрачная – лесная…

«Судьба устала от его бездействия и сама бросила вызов», – подумал Сало, как обычно, размышляя о себе в жанре приключенческого романа.

Если театр начинается с вешалки, то почему бы новой жизни ни начаться с новой куртки? Сало вспомнил, как мама рассказывала ему в детстве о знакомой красавице, которая полностью изменила свое отношение к парню, однажды пришедшему в школу в других брюках. «Хорошее начало не мелочь, хоть начинается с мелочи. Посеешь привычку – пожнешь характер. Судьба и характер – это разные названия одного и того же понятия. Люди чаще капитулируют, чем терпят крушение», – шептал Ваня афоризмы великих, выписанные в секретную записную книжицу.

Новая жизнь! Не лепетать и не заискивать перед начальством. Не бояться шпаны по вечерам. Встречаться с Хорошей Девушкой. Быть хозяином своей жизни. А это и значит – Быть. И если он снова уйдет, скроется, исчезнет в ряске своей повседневности, он потеряет намного больше, чем эту дорогую тряпку.

– Отложите для меня, – сказал Ваня и вышел в дождь.

Он копил, как Плюшкин. Голодал, как топ-модель.

Коллеги удивлялись, недоумевали и пересмеивались. Плевать! Цель превратилась в сверкающую точку на тусклой прямой и слепила глаза.

И настал назначенный день, когда явился Сало в магазин и взял свое счастье за ворот дрожащими руками. Вышел под солнце новой жизни, щелкнул о шов джинсов обензиненной к случаю старой «Зиппой» – получилось лихо. Очертил себя магическим кругом сигаретного дыма и прислушался к ощущениям.

Покупка окрыляла. Новая куртка была парусом, а жизнь Сала – кораблем, летящим к туманным счастливым берегам. Пьяная радость команды грозила разорвать трюмы на куски. Сало осознал необходимость звонка другу.

Леха Шнипер поднял трубку незамедлительно. Как обычно, под вечер он был слегка подшофе.

– Леха! Встретиться нужно! – солидно молвил Сало в мобильник.

– Без проблем, Ванька! Подъезжай. Я тут как раз швейцарский абсент дегустирую, – мгновенно отреагировал Шнипер, – ко мне Анук из Швейцарии приехала. Вот, презент притащила.

Миловидная брюнетистая гражданка Швейцарии была Ване симпатична.

– Скоро буду, – веско сказал Сало в трубку, и черный парус, отороченный волчьим мехом, понес Ваню к метро.

– Заходи, старик! – Шнипер гостеприимно распахнул дверь съемной квартиры. Вышла поздороваться Анук и приветливо звякнула пирсингом на своем нездешнем лице.

– Здорово, Шнипер! Хай, Анук! – разоблачаться в прихожей Сало не спешил.

– Вау! Нью клоутс! – сказала Анук. – Гут!

– Типа модник? – вскользь похвалил Шнипер. – Давай скорее на кухню, там уже все стынет.

– Кто понял жизнь, тот не спешит, – усмехнулся Иван.

Неторопливо прошел, разоблачившись. Уселся за стол и принял из рук Анук бокал с зеленой, терпко пахнущей жидкостью.

– Что ж! – вдохновенно поднял рюмашку Шнипер. – Приобщимся к Ван Гогу, Рэмбо, и Пикассо! Кстати, напиток-галлюциноген, открывающий третий глаз! Запрещен в большей части Европы, между прочим.

Тяжелый зеленый огонь с привкусом полыни разошелся по телам. Шнипер крякнул, важно поправил очки, и Сало понял, что очередной лекции по антропологии не избежать.

– Между прочим, галлюциногенное средство частенько использовалось при инициации вьюношей в благословенные времена традиционного общества. В тоталитарных информационных обществах вроде нашего принято к галлюциногенам относиться, мягко говоря, неодобрительно, – Шнипер диссидентски блеснул стеклышками. – У нас разрешено то, что сразу по шарам дает, – водка та же. Ну и нелегальный герыч популярен – чтобы сразу с копыт сносило. Странно, что героин еще официально не разрешен – отпахал свое на дядю, пришел, укололся и умер до утра, а там и на работу по новой. Нормальная выгодная схема. Вот нам до сих пор и втирают, что пьянство – это русская национальная черта. Предпочитая не ставить в известность, что некий ученый чувак по фамилии Маккена давным-давно сформулировал психоделическую теорию эволюции человека. Он утверждает, что именно психоактивная химия трав-глюконатов научила человека париться о смысле жизни, то бишь рефлексировать, развила воображение и язык. Растения-психоделики были включены в повседневную жизнь многих этносов, это тебе не один лишь Кастанеда подтвердит. Вот примет какой-нибудь Василий Табуреткин аяхуаски вместо пол-литры после работы – и, глядишь, о смысле своего существования задумается, пространства в себе откроет. А когда внутри свобода, то и снаружи воли хочется! Понимаешь, о чем я?

По пьяни в Лехе бурлило нацбольское прошлое. Но политика Салу была неинтересна.

– Так чего там, о галлюциногенах?

– Да, так вот, про инициацию, – под галлюциногенами люди с духами предков общались или со своим тотемным зверем. Вот славяне, например, часто прикалывались по контактам с тотемами-волками – при инициации мальчиков-зайчиков в военный мужской союз. Имя Волк раньше было таким же обычным делом, как, скажем, Иван, – до сих пор неизвестно, кого больше сейчас, Ивановых или Волковых…

– Летс дринк, – сказала Анук.

– О чем это я? – выпив абсенту, почесал за ухом Шнипер.

– Про волков, – застенчиво сказал Сало.

– А, так вот. Накинув на себя волчью шкуру, претендент в мужики ночью рисовал круг и разжигал огонь. На огне разогревал банку с напитком и, надышавшись как следует из этого барбулятора, вызывал серого волка и просил сделать его бэтмэном… пардон, вервольфом. – Шнипер смастерил серьезное лицо и заговорил низким лепреконским голосом: – Я желаю человеческой крови в эту ночь. Сделай меня сильным и жестоким. Великий дух волка, дай это мне! Я твой и сердцем, и телом, и душой!

Сказав заклятье неофита, Шнипер запрокинул патлатую голову и трижды провыл на голую кухонную лампочку.

– Слушай, а что это за фигня на тебе? – пьянеющий Иван, наконец, увидел, что Шнипер был облачен в розовую облегающую футболку с блестками. – Ты в сексуальные меньшинства подался, что ли?

– Да не, – отмахнулся Шнипер, – это Анук в подарок привезла. В Европе на унисексе давно уже крыши едут. Пристала вот – надень да надень. Ну, я и надел. А на улице, конечно, в таком виде стремновато было бы – как в том анекдоте про педика, помнишь…