Этеокл спрыгнул на землю и подошел ко мне:

— Благодарю, что ты совершила столь опасное путешествие и привела ко мне этого коня. Полиник отправил его, заботясь обо мне, он хочет, чтобы у меня тоже была возможность победить. Я не знал, что он так любит меня.

Этеокл был взволнован и счастлив, но я все же рискнула спросить его:

— Вы так друг друга любите, зачем же тогда война между вами?

— Это наш способ чувствовать себя свободными, бедная моя сестричка; думаю, ты так никогда ничего и не поймешь в ненависти. Ненависть — это отвердевшая любовь.

Я попробовала было что-то пролепетать про любовь, но только рассмешила Этеокла:

— Ненависть, Антигона, лишь другой лик любви, ее бледный лик. Пылающую же силу любви противопоставляет мне Полиник с самого нашего детства.

Я бы поспорила с ним, но не смогла произнести даже «нет», которым полнилось все мое существо.

Этеокл пожал плечами и с видом собственного превосходства увел с собой Гемона, а я осталась стоять, где стояла…

На следующий день Гемон принес остаток довольно значительной суммы, которую К., к моему большому смущению, запросил за мои барельефы.

«Скоро снова начнется война, — сказал мне он, — будет много больных и раненых, целители будут заняты, как и места ухода за больными, понадобятся еще такие места, да и о городских больных и бедняках тоже придется заботиться. У Диотимии ты научилась ухаживать и лечить, Этеоклу хотелось бы, чтобы ты открыла у себя небольшую лечебницу для бедняков и больных твоего квартала».

Я согласилась, я и так уже ухаживала за К., местными женщинами и детьми. Железная Рука поможет мне в приготовлении лекарств — он ловко с этим справляется. К. чувствовал себя все хуже и большую часть дня не вставал с постели, а заставить его съесть что-нибудь стоило большого труда. Исмена часто приносила ему новости и просила совета, сам Этеокл иногда заходил поговорить с К., и мне слышно было через дверь, что беседы эти часто прерывались приступами кашля.

Стали появляться новые больные; впускал их Железная Рука, когда мы уже поели, и выпускал, когда они получат пищу и уход, еще он помогал мне готовить лекарства. Таким образом я могла продолжать заниматься скульптурами для продажи, потому что Этеокловы деньги не вечны.

К. становилось все хуже; однажды ночью у него началось сильное кровохарканье, и наутро он не смог подняться с постели.

— В Фивах, — сказал мне Железная Рука, — К. скоро умрет, ему нужно как можно скорее вернуться в горы, к Клиосу.

— Ты пойдешь с ним и будешь ухаживать за ним?

Железная Рука грустно, но покорно взглянул на меня.

К. понимал, что с ним происходит.

— Здесь, — сказал он, — я и правда больше месяца не протяну, два — самое большее, но здесь я рядом с тобой, я еще могу быть полезен. Если же мне удастся добраться до Клиоса, я смогу прожить еще год, может, больше, но оттуда я вряд ли смогу тебе помогать.

— Сможешь. Твоя жизнь — вот что для меня важно. Отправляйся к Клиосу с Железной Рукой, а мы будем думать о тебе.

Я рассказала все Исмене, и она, как всегда, придумала, как им уйти. Печать, которую Полиник дал мне у себя в лагере, поможет К. и Железной Руке пройти через дозоры, и воины Полиника их не тронут. А другую печать — чтобы им была обеспечена защита фиванского войска и их союзников — даст им Этеокл. К ней он добавит легкую телегу, на которой К. сможет лежать, и хорошую лошадь.

Накануне отъезда К. долго говорил со мной, он настаивал, чтобы, отвезя его к Клиосу, Железная Рука обязательно вернулся в Фивы. Я не хотела этого — Железная Рука должен остаться у Ио и ухаживать за ним, а также он должен помочь Клиосу довести до конца тот великий проект и вырубить в горном склоне рисунок Эдипова пути вокруг Афин. Это очень важное дело, даже если мы пока не можем понять его значения. Я напомнила К., что подумал Этеокл, разглядывая ту модель, которую отправил мне Клиос: по этим полукружиям, которые, все расширяясь, поднимаются вверх, можно идти, на них можно сидеть, можно ждать и увидеть какое-нибудь действие.

— Какое? — спросил К.

— Еще не знаю. Действия, события могут так быстро случаться в жизни. Утром я видела Иокасту, в глазах ее было отчаяние, но для меня, как и для других, она все еще была царица, прекрасная. Час спустя она уже была мертва, а мой отец выколол себе глаза. Часть моей жизни разбилась тогда, но это произошло так быстро, что я не смогла ничего понять.

— В этом месте можно будет понять?

— Может быть, лучше понять. Разве дети, играя в волка, не учатся понемногу, как нужно от него защищаться?

Глаза К. блеснули: не суждено ли его ясновидящему взору проникнуть туда, куда я лишь смущенно заглядываю? А поскольку К. молчал, я добавила:

— Может быть, тебе суждено найти там смысл этого места, или же мы, думая друг о друге, найдем его вместе. Для этого и нужно, чтобы ты жил и чтобы Железная Рука оставался с тобой. Это и есть самое важное.

— Почему?

— Я пришла для этого.

Я не поняла, что сказала; мне показалось — кто-то другой говорил вместо меня, но К. согласно прошептал:

— Да, для этого.

Его отъезд, который был намечен на следующий день, был для него тоже большим горем. Продолжительный приступ кашля не давал К. говорить; когда же он пришел в себя, то прошептал:

— Ты можешь рассчитывать на Васко, друга Этеокла, и его юных друзей, он обещал. Он появится, когда нужно, ты можешь ему доверять.

Гемон с Этеоклом не успели еще вернуться из последней своей вылазки, и только мы с Исменой провожали К. и Железную Руку до ворот.

Идя рядом с ними, я думала, сколько теряю с их уходом: веселую силу и доброту Железной Руки, взгляд К., точность его резких советов, его молчание и пение — пел он теперь шепотом, но пение это возвышало мою душу. Я с великим трудом сдерживалась, чтобы не заплакать, К. видел это и стал торопить, приближая наше расставание. Он взял мою руку и поцеловал ее по-своему — легким касанием губ, склонился к Исмене и что-то шепнул ей на ухо. Мне показалось, что она вот-вот расплачется, но она, как Иокаста, выпрямилась и сдержала слезы.

Мы обняли Железную Руку, и он по знаку К. вскочил на телегу, и она накренилась.

Долго мы следили, как терялась из виду телега, и в конце концов Исмена потащила меня в обратную сторону — домой, печальной дорогой.

— Что тебе сказал К? — спросила я.

— Он сказал: «Береги ее», — тут же ответила она.

— Ты едва не заплакала, почему?

— Потому что я не смогу тебя уберечь, ты не хочешь, чтобы тебя берегли. Если только помочь… немного. Для меня отъезд К. тоже большая потеря, для Этеокла — тоже, он стал его лучшим советником, Полиник не единственный Этеоклов противник.

Больных становилось все больше, число их увеличивалось с каждым днем. Если в первые дни я страдала от одиночества, то теперь стала понимать, насколько мне не хватает привычной помощи. Железная Рука каждый день отбирал больных, впускал их лишь в определенное время. Если он в чем-то сомневался — отправлял некоторых к К., чей проницательный взгляд и совершенно незамысловатые вопросы быстро выявляли притворщиков. Таким образом, ко мне приходило определенное число больных, и у меня хватало времени их осмотреть, выслушать, помочь. По вечерам Железная Рука помогал мне в приготовлении лекарств.

Я совершенно не могла поддерживать порядок, что завели мои друзья. Больных становилось все больше, они стали приходить раньше, уходить позже, ссорились и даже дрались из-за того, кого будут осматривать первым. Некоторые из них были так голодны, что вырывали овощи, посаженные Железной Рукой, таскали еду, но мне при виде такого несчастья не хватало смелости остановить их, и часто я оставалась голодной сама.

Исмена нередко приходила ко мне, мой деревянный дом все больше нуждался в присмотре — грязь, беспорядок, и она заметила это.

— Это выше твоих сил, — сказала она. — не следует все делать самой, некоторые лекарства можно заказывать на рынке, для бедных надо организовать раздачу супа и хлеба.