Узнав об этом от своих лазутчиков, Этеокл решил захватить Полиника врасплох. Он двинул наши отряды вперед ускоренным маршем, надеясь разделить вражескую армию на две части. Ему это почти удалось, потому что наш авангард напал на Полиника, который давал праздник тем вечером. Он сумел ускользнуть от справедливой кары и предупредил свои отряды. Этеоклов брат не предусмотрел совершенно ничего, но об одном мы, к сожалению, не знали: в большой тайне он разместил наблюдательные посты на всех местных высотах. Стражу его воины несли рядом со сложенным заранее костром, который оставалось только зажечь, и у каждого был рог, пение которого разносилось на большие расстояния.

Ночью мы увидели, как на каждой вершине загорелись костры, и услыхали призывную песню рога. Полная тайна была уже невозможна, но Этеокл полагал, что Полиник не успеет перегруппировать свои отряды, когда мы, находясь на весьма выгодной позиции, ринемся на заре в атаку. Не собирается ли Полиник отказаться от сражения, спросил я Этеокла.

«Ни в коем случае, — ответил он, — стоит только мне показаться во главе войска, как он ринется в атаку, чего бы это ему ни стоило».

На следующий день Полиник стоял перед нами, и войска у него было больше, чем мы ожидали. Мы, правда, располагали преимуществом в численности и позиции. Меня удивило, что Этеокл держит гвардию, которой я командовал, в резерве. К счастью, меня он оставил подле себя, потому что я еще никогда не участвовал в большом сражении.

Вначале нам сопутствовала удача: противники стойко сопротивлялись, но их теснил наш левый фланг, и под нашим численным превосходством они вынуждены были отступить. План сражения был настолько хорошо разработан Этеоклом, войска настолько точно выполняли маневры, что людские потери у нас были невелики, — много меньше, чем у противника, чьи ряды дрогнули. Победа казалась близкой, когда в каре Полиникова войска раздались крики, воины разомкнули ряды, и на нас хлынула лавина всадников.

Среди них был и Полиник — в шлеме, увенчанном красным султаном, на могучем скакуне. Пришпорив коня прямо перед Этеоклом, он с хохотом запустил руку в свою переметную суму и с невероятной силой швырнул что-то в наши ряды, мы поначалу решили — метательные ядра. Затем, пустив скакуна в галоп, он пронесся вдоль наших рядов, не переставая забрасывать нас тем, что вынимал из переметных сум, — сопровождавшие его делали то же самое. Мы были настолько изумлены их неистовым вторжением, что наступление наше приостановилось. Замысел Полиника мы поняли, лишь когда увидели, как катятся по земле монеты, а он громогласно вещает своему войску: «В их ряды мы бросили золото и серебро, принадлежащее нашей армии. Сумеете отобрать его — все ваше. Вперед!.. Вперед!..»

Полиник исчез вместе со своими всадниками, атака наша захлебнулась, но зато противников теперь подгоняло желание поживиться, надежда на победу, и вот они уже теснят нас и стараются отбросить назад.

Наши люди, слыша звон монет о свои щиты, видя, как они катятся по земле, пытались ловить их на лету или подбирать. Некоторые, забыв об опасности, бросались на землю, чтобы собрать монет как можно больше. В заслоне из щитов, под защитой которого мы двигались вперед, появились трещины, и град стрел и дротиков сразу же обрушился на наши плохо защищенные ряды. Некоторые воины покатились по земле, и невозможно было понять, ранены эти люди или просто пытаются завладеть рассыпанным по земле золотом. В наших рядах нарастал беспорядок; о том, чтобы наступать, уже не было и речи, потому что шедшие впереди не хотели уходить с места, где было рассыпано Полиниково золото, и оставлять его следовавшим за ними. Такая мгновенно возникшая неразбериха могла стоить нам поражения, но Этеокл, на счастье, оставил в резерве небольшую группу отборных воинов. Он возглавил их, мы обрушились на противоположный вражеский фланг, и атака противника захлебнулась.

Этеокл воспользовался этим, взял говорильную трубу и объявил ровным голосом: «Чтобы не отдать Полинику золото, постройтесь и наступайте. Клянусь, все золото, что разбросано, будет собрано и распределено между вами… После победы!..»

Обещание это встретили продолжительными восклицаниями, порядок был восстановлен, и мы снова пошли в наступление. Я считал, что победа обеспечена, но Этеокл подозвал меня.

— Полиник оставил поле сражения, — Этеокл был взволнован, — потому что он сейчас обходит нас со своими кочевниками.

— Но это невозможно. Слева — скалы, овраг. Справа — слишком густой лес, а за ним наша конница.

Ответ Этеокла поразил меня:

— Что невозможно для нас, возможно для Полиника. Его кочевники знают лес. Сейчас они наверняка сминают нашу конницу и собираются напасть на нас сзади. Не теряя ни минуты, выводи свою гвардию. Пусть бегут, пусть орут!

Я поспешно, с огромным трудом стал пробираться сквозь ряды войска. В задних уже был слышен гул схватки, доносились пронзительные крики: «Полиник с кочевниками обошел нас!» Их визгливым крикам уже противостояли хладнокровные и точные приказы Этеокла. Два наших последних каре должны были действовать, полностью перестроившись, иначе было не отбить нападение. Приказы звучали так, будто Этеокл находился на маневрах и методично отдавал команды, руководя сложнейшей операцией. Маневр удался лишь отчасти, потому что Полиник со своими варварами уже теснил наше войско, но фиванские каре продолжали держать строй. В этот момент я выбрался на простор и смог пустить коня в галоп, чтобы поскорее добраться до своих гвардейцев. Эноес, мой помощник, к тому времени успел разобраться в создавшейся обстановке, — воины были наготове. Я заставил их бежать и орать что было сил — пусть все войско слышит, что они идут, и направил правое крыло на Полиникову свиту.

Нападение вражеской конницы вызвало нешуточное смятение в задних рядах, но к панике не привело. «Бейте по коням, а не по доспехам», — по-прежнему спокойно звучали Этеокловы приказы.

Полиник увидел, что наступающая гвардия окружает его конницу. «Отступаем!» — прокричал он. Я предоставил Эноесу возможность действовать, а сам устремился к Полинику, который пытался вернуть кочевников из наших рядов. Выкрикивая команды, защищая своих, Полиник тоже хранил спокойствие, как Этеокл, но на свой манер, и безукоризненно руководил отступлением варваров. Он уходил от нас, и тут ярость захлестнула меня. Только что он был у меня перед глазами, только что я слышал его смех, звучавший, как вызов. Роскошный султан, доспех и скакун, обагренный кровью, — Полиник в центре резни, как бог войны, был окружен сиянием. Безумие овладело мной, и вдруг мне показалось, что смех этот идет у него не из горла, а от заворожившего меня красного султана. «Срежь его!» — этот приказ возник из самых глубин моего существа.

Полиник был поглощен спасением и возвращением последних своих всадников и заметил меня лишь в тот момент, когда наши лошади столкнулись: моя лошадь ударила его и поднялась на дыбы. Я взлетел над Полиником — в ту минуту я мог ранить его, мог бы даже — и это было бы вернее — обрушить удар на его лошадь, как только что приказывал Этеокл. Да, какое-то мгновение все это было возможно, и по сей день еще я не могу ни понять того, как я поступил, ни простить себе этого.

Перед моими глазами был только Полиников султан, и мысли мои были только о нем — и вот султан срезан…

В это мгновение меня увидел Полиник, ему удалось повернуть коня мне навстречу так, что ударить снова я уже не мог. Мы оказались лицом к лицу, наши обезумевшие кони кусали друг друга и норовили встать на дыбы. Полиник увидел, как развевается у меня в руке его султан, и с хохотом воскликнул: «Хороший удар, малыш Гемон, но если ты думаешь, что сможешь так же снести мне голову, то тебе придется еще попотеть!»

Мы были так близко друг от друга, что воспользоваться оружием было невозможно. Полиник обхватил меня поперек туловища, я сделал то же, но задержался на мгновение. Он высоко поднял на дыбы своего скакуна, который завизжал, как человек. Руки мои соскользнули с окровавленного доспеха Полиника, в то время как сам он уже с невероятной силой поднимал меня в воздух, и через мгновение я уже лежал на земле. И в ушах у меня гремел лишь топот его коня.