По щелчку пальцев майора, из соседнего кабинета вышел изувер в белом медицинском халате.

— Ты же понимаешь, сопротивляться бесполезно, ты далеко не пуленепробиваемый, и не супер-герой так ведь? Я тебе хочу только добра, иначе не тратил бы на тебя такую драгоценную вакцину.

Бориса жёстко поставили на колени перед врачом, и приставили пистолет к затылку.

— Когда ГПД накроет весь мир, мне понадобятся сильные и верные бойцы. Тебя я могу сделать своим начальником охраны, хочешь? Не хочешь? Ну, сам смотри, ты мне очень помог, а поможешь сейчас, то и до зама министра обороны Красных не далеко. Это лекарство, — Ушков кивнул на шприц, содержимое которого уже отправилось в предплечье Бориса, — для верности и от совести. Ты, как оказалось, очень преданный дурак. Это тебя и сгубит, мы же не хотим умирать?

Борис всё видел как в тумане, слова проклятого майора доносились до слуха с трудом, словно он не был от него в трёх шагах, а за милю. Тельцов почувствовал, что земля из-под колен уходит, но сильные руки не позволили ему упасть. Третий охранник придержал Борису голову.

— Ну, что, док, пора? — поинтересовался майор, глянув на часы.

— Да, у вас не более минуты, за это время он воспримет всю ту информацию, которую вы произнесёте, на всю оставшуюся жизнь. Любой приказ он исполнит, только переходите сразу к действию, а не проверкам…

— Да знаю я. Только иди сейчас и молись, что бы твой пробный препарат сработал, иначе я тебе всю лабораторию закрою, понял?

Коротко кивнув, человек в халате скрылся.

— Боря, — Ушков присел напротив разведчика, — Ты сделаешь то, что я тебе скажу, ясно? Ты подчиняешься только мне. Я — твой хозяин. Я велю тебе убить Артёма Грачёва. Не убивай его сразу. Дождись удобного момента. Убей тогда, когда он будет беззащитен. Не рассказывай ему о нас с тобой. Веди себя, как обычно, и делай то, что Артём Грачёв попросит, пока не будешь готов его убить. Теперь… Сюда смотри, я сказал, — пощёчиной Ушков привёл Бориса обратно в сознание, — Не позволь Артёму Грачёву, или Леониду Заболодскому, или Захару Мухину заморозить ракетный комплекс, ты понял? Ты убьёшь Артёма Грачёва.

Лицо Ушкова расплывалось, Бориса похлопали по щеке ладонью, и он не своим голосом отозвался, словно заводная игрушка:

— Я убью Артёма Грачёва.

Затвор «беретты» щёлкнув, плавно вернулся в исходное положение.

— Похоже, Тёма, тебя надурили, — сделал вывод Борис, бережно положив пистолет на стол.

— Да, этот наркоман тот ещё, — протянул Артём, передёргивая затвор своего Винтореза.

Они втроём сидели на съёмной квартире, и осматривали отданное накробароном Дыней оружие и броню. Очень многое из списка Артёма отсутствовало, но, к сожалению, выяснять, уже не было времени, завтра предстоял важный день. Завтра всё и решится. Артёму было трудно сосредоточиться, ибо мысли были только о Рите. Он догадывался, что письмо дойдёт до получателя нескоро, но сложно идти в бой, возможно даже последний, не зная ответа любимой.

— Тёма, — Борис нерешительно позвал командира, стараясь не встречаться с ним взглядом.

— Да.

— Боишься?

— Нет. Устал. Просто я очень устал, — в голосе Артёма это чувство отчётливо угадывалось, — И бояться устал, и думать, и решать. Скорее бы всё кончилось.

Артём закашлялся, жадно хватая воздух ртом, и ослабший осел на стул.

— Плохо? — Леонид участливо появился рядом, положив руку другу на плечо.

Разведчик попытался что-то ответить, но только сильнее закашлялся, лёгкие словно хотели вырваться из груди.

— Может тебе к врачу? — поинтересовался Борис, вкладывая патроны в магазин к своему пистолету.

— Ты что несёшь? Нас разыскивают, до завтра дотяну, и этого хватит, — невесело усмехнулся Артём.

В сборах и приготовлениях к предстоящему бою прошёл весь день.

Был вечер, и на Новгород уже спустились сумерки. Тельцов осторожно, и как-то неуверенно вошёл в храм божий. Кроме старушки в чёрном платке внутри никого не было, и разведчик, оглянувшись в последний раз, быстро подошёл к иконе Христа.

— Господи… — Борис чувствовал себя неловко и неуверенно, — Вообще, я атеист, но… Понимаешь, если Ты есть, то я хочу попросить у тебя помощи. Я знаю, я грешник и не часто обращаюсь к тебе. Но сейчас мне очень тяжело, этот проклятый голос звенит у меня в голове, я затыкаю уши, а голос всё твердит: «Убей Артёма Грачёва». Голова раскалывается, и мне тяжело, почему я не могу рассказать всё Артёму? Не знаю. Я чувствую, что делаю, что-то не так, не правильно, но не понимаю, как исправить. Помоги мне завтра, помоги всем нам. Я не знаю, что там положено говорить в таких случаях, не знаю молитв и тех слов, с которыми к тебе обращаются, просто прошу от сердца: помоги.

Разведчик перекрестился, и поцеловал икону, как положено.

— Хорошие слова, сын мой, — поп в чёрной рясе возник за спиной довольно неожиданно.

— Ага, спасибо, я уже ухожу, — Борис поторопился к выходу, но церковный служитель остановил его.

— Расскажи мне, что тебя мучает, я буду молиться за вас, расскажи о своих грехах, и я освобожу тебя.

— Не надо святой отец, если я расскажу, то мне на несколько пожизненных хватит, а вы слушать устанете.

— Я не следователь, я служитель божий, и желаю помочь тебе, заблудшая душа.

— Хотите помочь? Молитесь завтра за меня и за моих друзей, хорошо?

— На грешное дело идёте? — поинтересовался церковный служитель, оглаживая бороду.

— Во имя благих целей. Прощайте, святой отец!

Борис быстрым шагом вышел из церкви, провожаемый крёстным знамением.

Ради отца, Наташи, Риты, Спичкова, Ефрема, и всех тех, кого я любил и боялся потерять. Ради миллионов невинных людей, которые сейчас спят, и даже не подозревают, что завтра, решится их судьба. Судьба всего мира, таким, каким мы его привыкли видеть. Мы победим, обязательно. Я верю в это. Сейчас не остаётся ничего, кроме надежды и веры. У нас нет другого выбора, и нет другого решения, только бой, только победа. Что бы жертвы наших друзей, были ни напрасными, и что бы мы не потеряли любимых, которые ещё могут выжить. Это будет нелегко, но я уверен мы справимся, надо только верить…

Артём закрыл дневник, отложил карандаш, возможно, это его последняя запись. Он взял со стола небольшой крестик, на протёртой верёвочке, и бережно надел его. Затем он взял отцовские часы, с новым стеклом, и внимательно глядя на них, словно увидел лицо отца. «Я люблю тебя, отец» — Артём поцеловал стёклышко, и надел часы, если умирать, то с этой святой памятью на руке.

«Камилла» — красовалась надпись на «калаше» Леонида.

— Ради тебя любимая, — разведчик нежно погладил приклад, словно шёлковую кожу Камиллы, — Прости, что я опоздал, прости за всё. Надеюсь, что там, — он с надеждой поднял голову в потолок, но имел ввиду, естественно, небо, — ты в хорошем месте, и ты счастлива, смотришь на меня, и гордишься. Я не слабак, и не трус, я готов ряди тебя на всё. Если не исправлю свою ошибку, то хотя бы умру, зная, что пытался. Люблю тебя.

Утро выдалось холодным, влажным, туман окутал Новгород, окропив росой всё на улице. Туманная мгла разведчикам была только на руку, в бронежилетах, камуфляжной форме, с оружием в руках, они смело форсировали улицу за улицей, решительно и бесповоротно. Несмотря на то, что ночью никто из троицы не сомкнул глаз, бойцы выглядели бодрыми и полными сил.

— Артём, мне всё же кажется, что зря мы оставили «калаш» и ещё оружие в квартире, Мухин не вернётся, ты слишком хорошо о нём думаешь, — по дороге завёл утреннюю тему Борис.

— Вредная привычка — думать о людях хорошо, — усмехнулся Артём, — Мы это и проверим, если не появится, то ты прав, я всё же верю в него, ведь столько прошли вместе, не может он так предать.

— Ну-ну.

— Да ладно тебе, всё равно оружия больше положенного, — Артём тряхнул своим Винторезом.