— Я вождь, а не слуга, и я не прислуживаю! — без угрозы, но с гордостью заявил вождь, о сам-то ещё помнил те времена, когда он был никем, и понимает, что глупо устраивать сцены «царя» перед Артёмом, — Но твоя идея меня заинтересовала, продолжай.

— Когда Республика войдёт в город, и если малочисленные войска не смогу их остановить, то Красные прибегнут к экстренному плану: запустят ракеты. Ракетный комплекс, это ещё и крупный бункер, лаборатория, огромные запасы продовольствия и оружия, амуниция…

— Я знаю, конкретнее.

Поняв, что клиент «купился», Артём достал из кармана уже третью копию схемы ракетного комплекса, и положил на стол перед Норманном.

— Все слабые места, полная схема всего здания, вплоть до вентиляции и канализации.

— Видимо, у тебя свой человечек в комплексе?

— Именно, думаешь, я бы тебе левую схему подсунул.

— Нет, тебе это ни к чему. Ладно, по рукам, если дело проходит гладко и комплекс достаётся нам, то ты принят моим замом.

— Благодарю, но есть ещё одна просьба.

— Слушаю.

— Мне нужны люди, сколько сможешь дать, стольких хватит. Немного, но что бы профессионалы, есть такие?

— Обижаешь, — вождь благодушно улыбнулся, — Тёма, оставайся сегодня у меня, я тебе личных наложниц предоставлю, тоже между прочим, профессиональных, — Норманн лукаво подмигнул, видно было, что теперь он расслабился, и сделкой доволен.

— Да не, извини, конечно, но дел ещё много, давай мы ещё время согласуем штурма и направление атаки.

Вытерев руки об одежду, гость и хозяин направились решать мелкие вопросы по крупной и удачной сделке.

— Вколол? — поинтересовался Артём, бессильно падая на диван.

— А как же, словно медсестрица, он даже не почувствовал, — ответил Захар.

— Сколько ждать?

— Я тебе скажу, а может она сам скажет, — улыбнулся Мухин.

Нехорошо так улыбнулся, нервно. Хотя это было его естественное состояние. Борис, который находился на кухне, жестом подозвал Артёма, как только Захар вышел из квартиры. Вставать не хотелось, итак день был нелёгким, так ещё и совещание собрать надо. Переборов себя, кряхтя, Грачёв поплёлся на кухню, где сразу же рухнул на стул.

— Артём, — Тельцов мялся, видимо не особенно хотел говорить, потом, что-то решив для себя, продолжил, — Ты уверен, что накачать Лёню наркотой было хорошей идеей?

— А у нас есть выход? Мы не справимся без него.

— Артём, я ничего не хочу сказать против твоего решения, но мы даже не знаем, на что идём. Ты не просвещаешь нас в свои планы, не доверяешь?

— Сегодня расскажу.

— И ещё…

— Артём! — послышался слабый протяжный голос Леонида из спальни.

Радостный Грачёв влетел в комнату, позабыв об усталости.

— Ты как, дружище? — с тревогой спросил Артём, сердце щемило, когда он видел своего товарища.

Всё время вспоминалось его полное скорби, печали и отчаяния лицо, когда он не желал выпускать из ослабших рук тело мёртвой девушки.

— Отлично, Тёма, — шипящим голосом отозвался минуту назад умирающий больной, и рот его расплылся в улыбке.

— Поговорит надо.

— А чего говорить? И так всё зашибись! — протянул Леонид и засмеялся глупым смехом.

Лицо его выражало полную беспечность и отрешённость от мира сего, единственный глаз не мог сфокусироваться на личности собеседника, и безумно вертелся по сторонам. Артём заглянул в расширенный зрачок, и, попросив не подниматься с постели, вышел из квартиры.

— Ты что наделал, медсестричка? — разведчик схватил Захара за предплечье, от чего тот выронил сигарету.

— А что, накрыло? — равнодушно поинтересовался наркоман.

— Ещё как, я же просил, что бы он адекватен остался.

— Ну, переборщил я немного, с кем не бывает. Через часик отпустит.

— В депрессию не впадёт?

— Не на столько отпустит, — Мухин грубо высвободился, и вернулся в квартиру.

Вернувшись в комнату, Артём вырвал листок из своего дневника, и принялся писать. Он так увлёкся, и отдался чувствам, что не заметил, как Борис оказался за спиной. Увидев готовый конверт для письма, листок бумаги, и Артёма, с мечтательным выражением лица, Тельцов всё понял сразу.

Через час Лёню не отпустило, пришлось дать ему снотворного, и, сменив повязки, Артём уложил его спать. Он так вымотался за день, что без сил лёг спать, забыв обо всём на свете.

Борис спал плохо. Он не знал, как это назвать, ведь от бессонницы он никогда не страдал, спал, как медведь, наверное, совесть. Хотя, откуда? Его одолевали сомнения, мысли роились, словно голова превратилась в огромный улей. Наконец, не в силах уснуть, он поднялся, и направился к Артёму. Заклеенный конверт лежал на тумбочке рядом с его кроватью. Убедившись, что сослуживец спит крепко, Тельцов взял письмо, и вернулся на кухню. Захар спал в зале, Артём в своей комнате, Лёня вообще с кровати не поднимается, и потому, никого не опасаясь, Борис открыл конверт. Аккуратно, и бережно развернув листок бумаги, он принялся читать мелкий текст под светом свечи.

Здравствуй, Дорогая Рита! Надеюсь, ты ещё помнишь меня, и молю Бога, что бы это письмо попало в твои руки. Я на войне, тут тяжело, но мысли о тебе спасают меня, каждую минуту я вспоминаю тебя. Милая, надеюсь, ты добралась до Ростова, и у тебя всё хорошо. Прошу, дождись меня, я обязательно вернусь к тебе, закончу задание, выполню свой долг, и обязательно к тебе! Я бы всё отдал, за минуту нашей встречи. Я передаю тебе деньги, они обязательно пригодятся. Если всё прошло хорошо, и это письмо ты получила, то прошу, ответь мне. Нет ничего хуже незнания. И помни, Рита, я люблю тебя!

Твой Артём.

— Прости, Тёма, но ты нам сейчас нужен. Ты всем нужен. А если этой девчонке в голову придёт поиграть с тобой? Кто их знает, женщин этих? Так что извиняй, брат, — шептал Борис, разворачивая новый чистый листок, и приготавливая карандаш.

Здравствуй, Дорогая Рита! Я много думал о нас с тобой. И пришёл к сложному решению. Нет ничего хуже, чем томиться в ожидании, потому, будет лучше, если я тебе скажу. У нас ничего не выйдет. Никаких отношений. Мы слишком разные, и я понял, что в жизни мне нужен другой человек. То, что было между нами в поезде, это всего лишь ошибка, моя ошибка. Прошу тебя, не расстраивайся, ты ещё найдёшь своё счастье, я уверен. И ещё у меня к тебе будет просьба, не пиши мне больше, никогда. Давай разойдёмся друзьями, без ссор и обид. Прости меня за всё и прощай!

Твой Артём.

Пламя от свечи лизнуло исходное письмо Артёма, поползло вверх.

«Что же я, как крыса, какая-то?! Противно даже. Ну почему я?! Я просто должен, обязан, иначе никак» — оправдывался перед самим собой Борис, вкладывая новое, исправлено им, письмо в конверт. В какой-то момент Тельцов остановился, закрыл лицо руками, было несказанное желание порвать это чёртово письмо, и сжечь, но что-то остановило его. Долг? Возможно, ведь разрушать чужое счастье не приносило ему удовольствия.

— Что же ты судьба плутовка такая? Почему ты так обернулась? Не переступил тогда в поезде, когда Ефрем просил, не убил девку, а вот, теперь проблемы от неё, и снова на мои плечи, — шёпотом бормотал Борис, не хотелось ему подкладывать письмо Артёму, не хотелось через себя переступать.

До боли сжав свои волосы в кулак одной рукой, он отнёс письмо на место, откуда взял, и в разбитых чувствах вышел на улицу. Вся его ночь прошла в душевных терзаниях, ведь это было чистое предательство, а чего он никогда не делал? Не предавал. Никогда. И придерживался жизненного убеждения, что предательство простить нельзя. «Гореть мне в аду, за такое скотство!»

Утром Борис избегал встреч с Артёмом, насколько это можно было делать в небольшой квартирке. Он чистил свой пистолет, точил нож, и занимался всем, чем только можно, лишь бы не посмотреть сослуживцу в глаза. Борису всё чудилось, что Грачёв проверил письмо, и вот-вот раскусит предателя, но на самом деле, ничего не подозревая, Артём отнёс заветное послание любимой на почту.