— Вот именно, — ответил Алексей. — А некоторые в такой ситуации еще о свободе слова рассуждают!

— Какая там свобода, — сказал Михалыч, махнув рукой. — Ладно, хватит спорить — работать надо…

Не успел Алексей отойти от неприятного разговора, как на его столе раздался телефонный звонок.

— Леша, привет, это Володя.

— А, стажер… Ну, здорова!

— Ты знаешь, я подумал, в общем, извини меня…

— За что?

— За то, что вел себя, как дурак. Я был не прав, и, если ты не против, я бы очень хотел продолжить работу…

— Нет проблем. Но ты уверен, что по–прежнему хочешь этого? Я ведь тебе говорил, журналистика — совсем не такая приятная штука, как это принято считать. Бывают съемки и похуже, чем та авария.

— Я все понимаю, Алексей. Я много об этом думал и твердо решил попробовать еще раз.

— Что ж, тогда приезжай.

— Спасибо огромное! А когда?

— Да прямо сейчас!

Володька появился минут через сорок. Он весь светился от радости и еще долго благодарил Алексея за то, что тот решил дать ему второй шанс.

— Ладно, в лести потом будешь упражняться, — остановил его Дмитриев. — А сейчас пойдем немного поработаем. Объясню тебе, как правильно делать сюжеты.

Пройдя по коридору и оказавшись в комнате, Алексей включил свет и уселся в кресло.

— Доставай ручку с тетрадкой и записывай, — сказал он. — Итак. Предложения в сюжете должны быть короткими и емкими, без всяких причастных оборотов. Если, читая газету, человек может вернуться к началу фразы, то в отношении телевидения это, сам понимаешь, сделать нельзя. Усек?

— Да.

— Постоянно работай с оператором. Он твоя правая рука. Только ты знаешь, на чем акцентируется твой сюжет, а значит, только ты можешь подобрать к нему правильную картинку. Понял?

— Понял.

— Прекрасно…

Алексей еще долго объяснял Володьке основы журналисткой работы. Говорил, как важно уметь красиво говорить и выдерживать интонацию, как найти изюминку и преподать ее с правильной стороны, как с помощью неожиданного вопроса в интервью можно разговорить человека и получить интересные ответы, а не заученную наизусть банальщину….

— Журналистика, брат, очень коварная штука! — сказал в заключении Алексей. — Без хитрости и смекалки здесь никак не обойтись! Дома внимательно все изучи. Если не передумаешь быть корреспондентом, скоро сам поедешь снимать сюжет!

— Серьезно?

— Конечно. Но это так, для нас с тобой. Естественно, в эфир его не дадут.

— А… — разочарованно ответил Володька.

— А ты что хотел? Думаешь, так сразу все будет? Нет уж. Для этого ты должен еще очень многому научиться.

— Я попробую…

— Ну вот и прекрасно! Кстати, у нас совещание будет через пятнадцать минут. Если хочешь, можешь туда пойти.

— А что там будет?

— Для начала молодых корреспондентов попесочат слегка, а затем и до старой гвардии дело дойдет. Тебе не помешает послушать. Соловьев часто очень дельные вещи говорит.

— А меня пустят?

— Со мной пустят.

— Здорово! Я бы очень хотел сходить.

— Ну тогда давай за мной, стажер!

На совещание пришел Соловьев, практически все корреспонденты и ведущие новостей. Володька был там единственным стажером и немного смущался. Расположившись в просторном помещении за круглым столом, собравшиеся стали ждать, пока шеф отдела новостей возьмет первое слово, и минут через пять, разложив перед собой листы бумаги, Михалыч приступил к докладу.

— Ну что, коллеги, — начал он. — Прежде всего о неприятном. Вчера без объяснения причин не явился на работу Фирсанов. Да и сегодня, как я погляжу, вид у него немного потрепанный. Верно, Вася?

— Извини, Михалыч. Как–то спонтанно все получилось. Понимаешь…

— И слушать ничего не хочу! — закричал Соловьев. — Это уже далеко не первая твоя пьянка! До каких пор ты будешь срывать мне эфиры!

— Этого больше не повторится. Я обещаю.

— Ладно, но чтоб последний раз. Так, далее у нас Елена Бородина.

— Ой, Александр Михайлович, а я‑то в чем провинилась?

— Ты, Леночка, готовила сюжет о жертвах теракта и сделала его весьма посредственно. Никаких эмоций, лишь сухое перечисление фактов. Задумайся, произошла страшная трагедия, люди в панике, они нуждаются в помощи. Это же огромный общественный резонанс! А у тебя что? Все в одной и той же равнодушной и отстраненной эмоциональной окраске. Люди подумают, что нам на все наплевать.

— Но это же действительно так!

— Да какая разница, Леночка. Ну что ты как маленькая?

— Да потому что, Александр Михайлович. Ну вы сами подумайте, эти теракты каждый месяц случаются. Все к ним уже привыкли давно!

— Это мы привыкли, Леночка, а люди — нет. Для них это каждый раз страшно. И мы этот страх должны ухватить, понимаешь? А у тебя ничего этого нет. Ты осветила событие, как в криминальной хронике освещают обычную бытовуху. Ну нельзя же так!

— Ладно. В другой раз буду внимательнее, — ответила смущенная корреспондентка.

— Теперь что касается грядущих съемок, — продолжал между тем Соловьев. — Сегодня поступила информация об образовании новой политической партии. Событие не Бог весть какое, но осветить его мы должны. Я долго думал, кого лучше послать на эту съемку, и решил доверить ее Дмитриеву.

— Нет! Только не это! — возмутился Алексей. — Пусть политикой занимается Зотов. Он же обозревает эту тематику. Мне она не интересна.

— Нет уж, Леша. Я невольно подслушал твои рассуждения о политике и подумал, что тебе просто необходимо изменить взгляд на некоторые вещи. Нельзя целенаправленно отклоняться от каких–то тем, даже если они тебе не по душе. Нужно быть профессионалом во всем. К тому же, съемочка эта не простая, а «золотая».

— Минуточку, — моментально возмутился Зотов. — Что же это получается? Опять Дмитриеву достается все самое лучшее. Это не его тема, почему он должен ехать?

— Потому что Дмитриеву надо расширять кругозор. А ты, Гена, будешь заниматься другим сюжетом.

— Я не согласен! С какой стати? Всем уже давно известно, что Дмитриев ходит у вас в любимчиках! Вот вы его и посылаете на все проплаченные съемки! И самые лучшие темы ему даете! Это безобразие!

— Безобразие — это твоя истерика! — закричал Соловьев. — О каких любимчиках ты говоришь? Авария — это очень хорошая тема, на твой взгляд, или интервью с чернобыльцами, куда он ездил до этого? Не пори ерунду! Алексей снял великолепный материал и по праву заслужил эту съемку!

— Гена, да ты расслабься, — сказал Дмитриев. — Я ведь и правда не в теме. Если хочешь, я дам тебе посмотреть свой сюжет, а ты внесешь в него необходимые правки. Согласен?

— Да пошел ты! — крикнул Зотов, встал со своего места и покинул кабинет.

— Алексей, обязательно было это говорить? — спросил Соловьев.

— Да ладно, я ведь просто пошутил…

Никто из участников совещания Зотова не поддержал. Помимо того, что коллеги просто недолюбливали Геннадия, существовала и еще одна, не менее веская причина. По негласным законам ЛТН, корреспондент, сделавший лучший репортаж недели, премировался проплаченным сюжетом, что позволяло ему существенно пополнить свой карман. Такая система дополнительно мотивировала сотрудников, заставляя их мобилизовать весь творческий потенциал. Материал Алексея про автомобильную катастрофу все без исключения коллеги оценили очень высоко и ни секунды не сомневались в справедливости решения Соловьева.

Оказавшись в останкинском телецентре около 13:00, Соловьев сразу же получил целую кипу бумаг от секретарши. Были здесь и пресс–релизы, и приглашения на всяческие достойные мероприятия (недостойные уничтожались секретарем и до шефа отдела новостей не доходили), но больше всего, как и всегда, кляуз и служебных записок. Вот, например, Пискунов жаловался на то, что ему вовремя не предоставили водителя, а Бородина возмущалась тем, что ее сюжет поставили не в начале выпуска, а лишь в середине. Карасев обращал внимание на то, что его коллега Серов не сдал кассеты в видеотеку, из–за чего сюжет получился не таким ярким, каким мог бы быть.