Кроме лопаты, на всякий случай захватили с собой плотогоны топор и два лома.
Сперва они направили лодку против течения и, только достигнув середины реки, бесшумно поплыли к берегу и причалили. Действуя ловко и проворно, отрыли белугу, не мешкая погрузили ее в лодку и снова поплыли.
Издали ребятам было видно, что белуга очень большая. Но только стоя рядом, можно было видеть, что в ней было не меньше полутора метров.
— Такие вот рыбины, — сказал Юсуф, — во время нереста идут в Караидель. Трудно им, таким вот переросткам, стало. Перегородили мы реки плотинами, хорошее дело сделали, да вот о рыбке-то и не подумали. А ведь люди ученые соображать обязаны, где такой рыбе икру метать, куда на нерест подаваться. Все собираюсь об этом в Москву написать, да как-то всё руки не доходят. Может, вы, молодые, напишете?
— Я напишу в «Пионерскую правду»! — сказал Иршат.
— В стихах! — в тон ему добавил Мидхат.
Все рассмеялись, а Иршат надулся.
— Напрасно зубоскалите, дело серьезное, — угрюмо проворчал Юсуф. — Вот когда ухи поедите, тогда поймете, что мы теряем из-за того, что порядок навести не можем. Уж раз мы сами своей земли хозяева, значит, хозяйничать надо с умом.
Ребята вежливо слушали Юсуфа, но, честно говоря, гораздо больше интересовала их белуга. Они с интересом рассматривали ее мощный хвост, огромные плавники, крупную чешую.
— Эти чешуйки в коллекцию можно занести, — сказала Нафиса и оторвала несколько штук.
Они оказались величиной с пятнадцати-двадцатикопеечную монету.
— Ну, хватит! — поднял руку Юсуф. — Давайте делом займемся. Ужин прощальный устроим. Ведь завтра утром в Павловске будем. Там и расстанемся.
— Кто рыбу чистить умеет? — спросила Фатима.
— Я! — в один голос закричали Мидхат, Иршат и Юлай, хотя никто из них никогда не чистил рыбы.
Девочки молчали, и Фатима поручила им чистку картошки для ухи.
— А чем чистить? — спохватился Иршат.
Обыкновенным перочинным ножиком чистить такую белужину — это было все равно что спичкой ковырять в зубах у мамонта.
И тут Юлай вспомнил про нож из серой куртки.
— Нет, этот нож не для чистки рыбы, — возразила Фатима. — И вообще — куртку потеряли, теперь хотите нож потерять?
— Да ничего не случится, Фатима-апай. Он ведь будет на виду, под общим присмотром. Куда же он денется? Дайте его мне!
— Почему это тебе? — вспыхнул Мидхат. — Ты, кажется, капитан, и этого с тебя хватит! Командуй комарами! А мы будем работать. Мне дайте нож, Фатима-апай!
Фатима послала за ножом Сабита.
Трое ребят едва не подрались из-за ножа.
Но едва Малик заметил, что Мидхат готов броситься на него, он с силой отшвырнул нож в сторону, и вдруг рукоятка ножа, ударившись о что-то твердое, раскололась пополам.
Фатима зажмурилась.
— Ай-ай-ай! — пропищала Айгуль, хотя она совершенно не понимала, какую ценность представляет собою этот нож.
Мидхат опомнился первым. Он нагнулся, взял в руки обе половинки рукоятки и лезвие.
Он хотел было отдать все это Фатиме, но неожиданно увидел в сердцевине рукоятки что-то похожее на маленький рулончик бумаги.
— Стойте, стойте! — заорал он. — Здесь что-то есть!
— Что? Где?
Юлай вырвал нож из рук Мидхата.
— Сейчас же прекратите все это! — властно прокричала Фатима, и все вздрогнули. — Я приказываю сию же минуту возвратить нож мне!
Когда нож, вернее то, что от него осталось, оказался в руках вожатой, она сказала спокойно:
— А теперь подойдите ко мне и садитесь в круг. Вот так, хорошо. — Она развернула рулончик. — Написано арабскими буквами.
— Арабскими? — переспросил Юсуф. — А ну, покажи! Ага, что-то похожее на молитву.
Он то приближал, то удалял бумагу от своих глаз, как делают все дальнозоркие старики. Это придавало ему важность. Но не только это. Дед снова почувствовал себя «на высоте», и вдруг он, давным-давно окончивший лишь двухгодичную школу медресе, так приосанился, что стал выглядеть едва ли не ученым.
— Сей-час, сей-час посмотрим, что здесь такое! Хотите послушать? Слушайте!
Оглядев ребят, Юсуф прочел текст, который и на самом деле напоминал какое-то таинственное заклинание:
— «Сын мой, тебе мое завещание. В двух местах остается клад: в устье реки Урюш и у озера Актау, в каменном строении, что с южной стороны…»
Собрание сочинений
Улучив свободную минуту, Иршат решил разобраться в своем поэтическом хозяйстве.
Он спрятался в кустах, чтобы никто ему не мешал, и разложил свои стихи прямо на траве.
Раскладка шла не как-нибудь, а по определенному плану: сперва башкирские стихи, потом русские (писал Иршат на двух языках), слева — стихи о природе, посередине — о школе, справа — о товарищах, юмор и прочие мелочи. Отдельное место было отведено письму из редакции «Пионерской правды», полученному Иршатом еще зимой.
Письмо это было на красивом бланке, красными буквами значилось на нем название газеты, и на машинке было напечатано:
«Дорогой Иршат!
Мы внимательно прочитали твои стихи.
К сожалению, в них еще очень много недостатков.
Ты плохо знаешь, что такое рифма.
Вспомни стихи М. Ю. Лермонтова:
Белеет парус одинокой
В тумане моря голубом!..
Что ищет он в стране далекой?
Что кинул он в краю родном?..
Тут рифма точная: «одинокой — далекой», «голубом — родном».
Поэт четко соблюдает и стихотворный размер (ритм).
И стихи его звучат как музыка.
А твои пока трудно прочесть!
Бабушка сказала нам,
Что если мы будем плохо учиться,
То не будет подарков нам,
Надо не лениться.
«Нам — нам» — это не рифма.
Кроме того, ты, Иршат, не знаешь, наверно, что нельзя считать своими стихи, если они похожи на стихи какого-нибудь поэта. Так, ты пишешь:
Белеет школа одиноко
В тумане поля голубом.
Это ведь очень похоже на лермонтовский «Парус»!
Ты пишешь нам, что до сих пор и не подозревал, что у тебя есть талант, а вот на днях сел и написал сразу десять стихотворений.
Нет, Иршат, такие стихи — это еще далеко не признак поэтической одаренности. Получится из тебя поэт или не получится, сейчас сказать трудно. Но вообще, если ты хочешь стать культурным человеком (а без этого о творчестве нечего и думать), то ты должен много читать, много знать.
Внимательно читай произведения А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Н. А. Некрасова, Мажита Гафури и других поэтов.
Желаем тебе, дорогой Иршат, успехов в учении!
С приветом —
литературный консультант Л. Савоненков».
Школьный поэт получил это письмо ещё во время зимних каникул. Он очень гордился этим письмом, но никому его не показывал: мало ли какие дела могут быть у поэтов, не обязательно всем об этом знать.
В стопке стихов о природе Иршат нашел незаконченное стихотворение, которое он собирался дописать.
Написано оно было по-башкирски и начиналось так:
Медведь с белугой дрался на реке,
Наш плот стоял притом невдалеке,
Мы ждали, чем все кончится и как,
Медведь белугой выл, бедняк.
Называлось это стихотворение «Баллада о белуге».
Чтобы начать думать, он, как делают это многие ребята, принялся грызть карандаш. Но мысли в голову не приходили. Может быть, надо грызть гусиное перо или хотя бы перо какой-нибудь другой птицы? Может быть, в этом секрет вдохновения?.. Иршат встал, походил по лесу, нашел перо сойки, погрыз его.
