Она позвала Юлая и спросила его, где сейчас ящик с минералами. Юлай повел ее в свою палатку. Ящик стоял там.
— Достань, пожалуйста, куртку, — попросила она мальчика.
Юлай полез в ящик, порылся там, потом сказал:
— Куртки нет.
— Как так — нет?
— Нет.
— Куда же она девалась?
Юлай только пожал плечами.
И впервые за все время похода Фатима позволила себе повысить голос. Нервы ее не выдержали, и она закричала:
— Безобразие! У человека в палатке лежит вещь, а он не знает, где она! Стыдно!
И Юлай стоял перед нею растерянный.
«А ведь он не виноват, куртку выкрали, выкрали… Кто?.. Закирьян. Ведь только он знал, что куртка в ящике… Час от часу не легче!.. А Юлайка не виноват…»
— Прости меня, Юлай, — прошептала Фатима. — Я совсем схожу с ума…
— Надо обязательно побывать в милиции, — сказал Юлай.
И в эту минуту он показался Фатиме совсем взрослым мужчиной. Главным образом потому, что не обиделся за ее окрик.
— Созови отряд, капитан! — улыбнулась Фатима.
— Есть! — Юлай отдал салют и убежал.
Через несколько минут следопыты были в сборе.
— Ребята, — сказала Фатима, — куртка пропала. Лодка тоже. Старик исчез. По ночам на территорию лагеря приходят посторонние люди. Что вы думаете по этому поводу?
— Это все девчонки! — закричал Мидхат. — Вот какие из них часовые! Лучше бы совсем не стояли, мы бы на них тогда не надеялись. А то…
— А ты? — перебила его Айгуль. — Разве бревна не прозевал?
— Бревна я охранять не обязан был! Зато я куртку нашел!
— Мало ли кто что нашел! Это случайность, а не твоя заслуга! Как говорят: «Шел дурак, нашел пятак»!
— Сама ты дура! — вступился за товарища Иршат. — Лучше бы храпела себе, как всегда, а на пост не лезла бы!
— Айгуль! Иршат! — строго глянула на них Фатима.
Но удержать разбушевавшихся мальчишек и девчонок было не так-то просто, хотя разговор пошел совсем не так, как хотела Фатима. Она ведь добивалась, чтобы отряд понял свою ошибку, чтобы часовые лучше несли службу, а те, кому доверены важные вещи, их берегли.
Но пока она думала, как повернуть разговор, страсти разгорелись настолько, что подал голос даже тихоня Шакир. И — подумать только! — внес предложение устроить разбор последнего ночного ЧП — чрезвычайного происшествия, когда часовые пропустили Самбосаита.
— Вот когда две автомашины сталкиваются, — сказал Шакир, — приезжает милиция и все вымеряет и вымеряет. Давайте и мы пойдем на место и установим, где чей участок, кто пропустил.
— Нечего там вымерять! И так ясно! — закричал Мидхат. — Самбосаит прошел между раздвоенной березой и бугром. Как раз на участке Нафисы и Айгуль. Да они и сами этого не отрицают.
Девочки молча согласились с ним.
— Значит, надо их судить судом чести! — сделал вывод Мидхат.
— Нет, я этого сказать не хотел, — смутился Шакир, который никогда не хотел причинять кому бы то ни было неприятности.
— Мы еще не научились быть часовыми, — сказала Нафиса, — потому что нас оставили без практики. Если бы мы с самого начала похода дежурили, все было бы хорошо. Вначале у всех бывают ошибки. И у мальчишек были, Мидхат…
— Заткнись! — грозно закричал Мидхат. — Я тебе сейчас покажу! Не смей клеветать на человека!
— Ах, как я испугалась! — сморщилась Нафиса. — Герой! Лодку потерял! За лодку еще отвечать будете! Родителям твоим платить придется! А что Айгуль храпит, так ты в сто раз хуже — за едой чавкаешь, как поросенок!
Такого оскорбления Мидхат вынести не мог. Он подбежал к Нафисе и больно дернул ее за косу.
— Ой! Фатима-апай, что же это такое!
— А! Жаловаться? Ябеда! — Мидхат толкнул Нафису, и она упала на траву. — Вот тебе, вот тебе!
— Они говорят, что еще не научились дежурить! Но ведь им предлагали с самого начала дежурить вместе с нами и учиться, почему же они отказались? Часовой должен знать очень многое. А они думают, что одних разговоров достаточно! — сердито сказал Иршат.
— Шакир! — прошептала Фатима, которая чувствовала, что теряет способность управлять ребятами.
— Подумаешь, какой учитель нашелся! — подбоченилась Айгуль. — Мышонок несчастный! Жил — молчал, умирал — дрожал! Премудрый пескарь!
— Твое дело — котлеты! Косы заплетала бы, и все! — снова вступил в спор Иршат.
На него набросилась Айгуль, на помощь ему поспешил Малик.
— Вертушка! — закричал он и попытался испробовать на Айгуль прием, показанный Самбосаитом.
Но Айгуль сама воспользовалась этим приемом и опрокинула его.
Фатима попыталась закричать, но не смогла. Слезы, крупные, горячие слезы катились из ее глаз.
Первым это увидел Юлай.
Он бросился разнимать дерущихся.
Но когда все утихомирились, Фатимы уже не было.
— Мы, — сказал Юлай, — должны немедленно пойти к Фатиме и извиниться.
Вожатую нашли в палатке. Лицо ее было красным от слез.
— Фатима-апай, мы пришли, чтобы сказать вам… — начал Юлай.
— Ничего не надо говорить. — Фатима встала, скрестила руки на груди. — Вы всё уже сказали. И показали. Показали, что вы не уважаете ни меня, ни друг друга. А ведь настоящий мужчина должен быть рыцарем. И вы, девчонки, тоже хороши… — Слезы с новой силой брызнули из глаз Фатимы.
Девочки бросились обнимать вожатую. Мальчишки стояли, переминаясь с ноги на ногу.
— Уйду я от вас! — сказала Фатима.
— Не на-адо! — запричитали девочки.
— Мы больше не будем, — сказал Юлай.
— Не будем, — повторили Мидхат и Иршат.
Письмо директору
«Рустам-агай!
Нет, из меня не выйдет педагога. Никогда! Я говорю об этом уверенно и твердо, окончательно испытав себя в эти дни. Не получается у меня, понимаете? Казалось, все хорошо, но вот все рушится — и взаимоотношения с ребятами, и взаимопонимание, и все-все-все…
Делаю одно — выходит другое.
Пытаюсь сколотить крепкий, спаянный отряд, дружный в любой обстановке, а мальчишки дерутся с девчонками прямо у меня на глазах.
Не вяжутся концы с концами, хоть плачь!
Никакой я не педагог, а просто Фатима, без всяких способностей и талантов.
Сколько книг перечитала я о пионерских походах, сколько инструкций и методических разработок! Казалось, все так ясно, понятно, бесспорно и не вызывает никаких вопросов. Но все оказалось не совсем так.
Сбор отряда, на который я рассчитывала, как на серьезную воспитательную меру, превратился сперва в перебранку, а потом и в драку.
Нет, вожатого, который не знает, как себя вести, надо гнать, гнать немедленно! Прошу вас сделать это, связавшись с райкомом комсомола.
Говорят, воспитатель должен быть таким-то и таким-то. Я изо всех сил стараюсь быть таким. Но разве можно превратить кролика в кенгуру? Нет, это невозможно!
Поверьте, стараюсь изо всех сил, и все равно результат один. Он равен нулю!
Мне даже и подумать страшно о том, что в начале учебного года мне придется рассказать на педсовете о проделанной за лето работе. Что я скажу? Что скажу родителям?
Каждую ночь я просыпаюсь с тревогой за ребят, а бывает, и вообще не могу уснуть. Вскакиваю, чтобы посмотреть, всё ли в порядке, все ли здоровы, как там часовые.
Я чувствую себя не на месте. Прошу вас, Рустам-агай, учесть все это и рассматривать мое письмо как официальную просьбу об освобождении меня с начала учебного года от работы в школе.
С искренним уважением —
Фатима».
Утро в лесу
Стирка, штопка, ремонт рюкзаков занимают весь день.
Следующее утро отряд встречает все в том же лесу.
Нафиса кончила свои дела немного раньше других. У нее осталось время, и она отправилась в лес.
Солнце, как золотой пароход, пустилось в плавание по сине-голубому морю неба.
Травинки облегченно вздохнули, сбросив с себя тяжкую ношу — серебряные капли росы, выпрямились, будто разогнули спину, стоят во весь рост, радуются солнцу.
