Я спустилась к оставленному у лестницы чемодану, решив открыть «Берту» и перенести хотя бы часть вещей в руках, поскольку поднять ее я все равно не смогу. Когда я возвращалась за очередной охапкой, бродяжка со второй фотографии — на этот раз одетая в белый халат и маленькую шапочку — вышла мне навстречу.

— Не споткнитесь! — предупредила я, поскольку мой открытый чемодан блокировал подход к лестнице. — Марианн? — добавила я.

Она выглядела удивленной. Наверняка ее поразили не только размеры «Большой Берты» и мое появление, но и то, что я назвала ее по имени, хотя нас никто не знакомил. Поджатые губы и редкие светлые брови девушки чем-то напомнили мне Мэри Леннокс из «Таинственного сада», по крайней мере поначалу, когда она еще была худенькой и замкнутой.

— Я читала записку наверху. О тихом часе. В десять вечера, правильно? — уточнила я. Наверное, смена часовых поясов подействовала на меня не лучшим образом.

— Извините, вы кто? — спросила Марианн.

— Я Холли. Я здесь новенькая, — объяснила я, оттаскивая «Берту» от прохода. — Пытаюсь занести свои вещи.

— Это я вижу, — сказала она и развела руками. Девушка смотрела вниз, то ли не желая встречаться со мной взглядом, то ли пытаясь не наступить на мои черные сандалии и коричневые кожаные туфли, разбросанные перед ступеньками.

— А где все остальные? — быстро спросила я, стараясь не дать ей скрыться за деревянными дверями второго этажа.

— Сегодня воскресенье. — В ее голосе звучало недоумение. — Все отправились по домам. Или путешествуют.

— Ясно. Спасибо, — ответила я.

— А тихий час по воскресеньям начинается в девять, — добавила Марианн.

Вернувшись в спальню, я плюхнулась на жесткую, словно камень, кровать и попробовала представить себе, как я буду превращать это угрюмое место в свой новый дом. Если бы я осталась на факультете, я была бы сейчас дома, в своей прекрасной квартире… Я закрыла глаза, почувствовав прилив тошноты. О Боже, неужели я сделала ужасную ошибку? Как я вернусь домой?

Потом я вспомнила мамин совет по поводу переездов. Перво-наперво следует приготовить постель и набить кладовую едой. Именно в таком порядке. А перед тем как лечь спать, нужно назвать новое место домом, поскольку дом там, где ты.

Я устало стянула с кровати желтое покрывало и достала свежие простыни. А что еще было делать? С работы меня уволили, мою квартиру уже сдали другому человеку, со своим парнем я разошлась, и моя жизнь оказалась в подвешенном состоянии. Я не могу вернуться, пока не попробую наладить свои дела здесь, подумала я, доставая две фотографии в рамках и ставя их возле раковины. С одной фотографии мне улыбалась мама, на другой были мы, все четверо, запечатленные на школьном выпускном вечере.

Затем, чтобы очистить сознание от мыслей, а комнату — от нафталиновой вони, я широко распахнула окно. Только теперь я поняла, что из моей комнаты открывается прекрасный вид на город и его окрестности, где бесконечные акры зеленых холмов тянулись до самого горизонта. На небе не было ни облачка, только след от пролетевшего самолета таял в воздухе полузабытым воспоминанием.

Церковные колокола начали свой перезвон, напомнив мне о мире и о том, что какую бы борьбу я ни вела, она когда-нибудь закончится.

Затем я решила последовать маминому совету и поискать еду, но внезапно на меня навалилась усталость, дав прочувствовать смену часовых поясов. Вместе со звоном колоколов, птичьими трелями и шепотом листвы на меня снизошла тишина. Дом там, где ты находишься в данный момент. Я преодолела огромное расстояние только для того, чтобы понять эту истину. Я упала на кровать и с удовольствием откинулась на подушку.

«Хороший сон поистине бесценен», — вспомнила я слова, которые частенько повторяла мама, и провалилась в темноту.

Я проснулась, не понимая, где нахожусь. Это был точно Я не Питтсбург: слишком ярким казался солнечный свет и слишком шумными — птичьи трели. Мой дорожный будильник противно завопил, и я с такой скоростью вскочила, чтобы выключить его, словно мне нужно было вовремя обезвредить часовую бомбу. Стоя посреди комнаты с «часовым механизмом» в руках, я начала понемногу просыпаться. Я вспомнила свой приезд в Англию, незнакомца на железнодорожной станции, мой чемодан на фоне кладбища и необычную шотландскую музыку, которая разбудила меня среди ночи. Или мне просто приснилось это топанье и хлопанье? Если нет, то судьба поселила меня в одном доме с весьма странными людьми…

В коридоре Парчмент-хаус меня встретила пустота и относительная тишина. Относительная, потому что лампы под потолком продолжали назойливо жужжать, напоминая мне о пчелах-убийцах. Куда все подевались? Я чувствовала себя так, словно проспала какое-то значительное событие, например ядерную войну. Вооружившись полотенцем и шлепанцами, я протопала по пустынному коридору, размышляя о судьбе своих соседей. Может, их всех уничтожил неизвестный катаклизм или они дружно занимаются медитацией? Оба предположения были опровергнуты обнаруженной на дверях ванной запиской: «В ванне — орхидеи. Обращайтесь с ними осторожно, иначе вылетите из общежития со скоростью звука. Марианн». Я прочитала записку, стараясь понять, не кроется ли в тексте потаенный смысл, потом собралась с духом и постучала. Не получив ответа, я решилась открыть дверь, почти ожидая столкнуться с Марианн, застывшей в позе готового к действию каратиста. Вместо этого я увидела старомодную ванну, полную орхидей, а также ржавую душевую насадку, висящую на крючке в том месте, где предполагался водопроводный кран. За неимением лучшего места я осторожно, один за другим, сложила цветы на полу возле ванны. По какой-то непонятной причине унитаз здесь располагался в отдельной комнатке с вывеской «WC». Это я выяснила еще прошлой ночью. Сейчас же мне пришлось принять к сведению, что душевая занавеска здесь отсутствует в принципе. Ну что ж, по крайней мере, есть хотя бы крючок для полотенца.

Несколько минут спустя я сидела на корточках в холодной фарфоровой посудине, стараясь направить струю в нужную мне сторону и одновременно придумывая более приемлемый способ умывания. Без занавески, которая защищала бы от брызг, я усердно поливала цветы, лежащие на полу, а также окно, стены и все остальное, кроме моих намыленных плеч. Когда я, завернувшись в полотенце, возвращалась из ванной, мне пришлось сделать еще одно неутешительное открытие — я не смогу включить свой фен в здешнюю розетку, поскольку у меня нет подходящего переходника. Погрузившись в грустные размышления, я поначалу не заметила, что проход к моей комнате загорожен новым соседом по этажу, который в данный момент закрывал свою дверь. Выглядел он интригующе, во всяком случае, со спины: широкие плечи, атлетическое сложение… Он напоминал статую Давида работы Микеланджело, шутки ради облаченную в медицинскую униформу. Когда он наконец повернулся, я поняла, что знаю его. Я знаю, что знаю его. Но откуда?

Парень взглянул на меня, засунул ключ в карман брюк, затем снова посмотрел в мою сторону, на этот раз внимательнее, а я все еще переминалась с ноги на ногу в своих шлепанцах. Его губы медленно разошлись в удивленной улыбке, а мое сердце внезапно затрепетало, как связка воздушных шаров на ветру. Я не потеряла своей веры, бабушка. Это Эдвин Клеменс из начальной школы Мисти Крик. Больше некому. Потому что кто еще может показывать на меня пальцем и качать головой, внезапно потеряв дар речи?

— Берта, правильно? — наконец спросил он.

— Ой! — воскликнула я и замерла на месте, поправляя на груди свою единственную одежду — полотенце.

Это не Эдвин Клеменс. Это несостоявшийся грабитель со станции. Еще один Эд.

— Это ты, не так ли? — спросил он.