На дворец Тадж-Бек обрушился шквал артиллерийского огня. Началась паника, по коридорам бегали слуги, пришедшие в себя гости пытались найти укрытие. Никто не обращал внимания на советских врачей, которые, верные клятве Гиппократа, с честью исполнили свой долг и теперь искали безопасное место. По приказу Джандата Хабибу помог всем гражданским спрятаться на первом этаже, под лестницей. Врачей среди них не было, и он отправился на их поиски. По дороге он видел, как обитатели дворца начали собирать оружие, помог жене Амина подтащить пулемет поближе к окну.

Как только первая советская машина миновала поворот, из резиденции Амина ударили крупнокалиберные пулеметы. Сплошной перекрёстный огонь заставил всех безоружных спрятаться кто где смог. В одном из помещений Хабибу нашел советских врачей и хотел перевести их в более безопасное место, но в это время раздался взрыв, и он машинально укрылся за выступом, недалеко от стойки бара.

Как только Амин услышал стрельбу, он поднялся с постели и вышел в коридор. «Почему это произошло в моем доме? Кто это сделал? Случайность или диверсия?» – думал глава Афганистана, высоко подняв руки, в которых были флаконы с физраствором. Иглы в венах доставляли ему боль, но он ее не чувствовал. Таким его и увидел Хабибу, наблюдавший за всем происходящим из своего укрытия. В белых адидасовских трусах и майке, весь обвитый трубками, он вызывал самые противоречивые чувства.

Алексеев выбежал из укрытия, вытащил иглы, прижал пальцами вены и довел его до бара. Бледный и растерянный Амин прислонился к стене. В глазах не было страха, смятение было – страха нет. Но тут послышался детский плач. Из соседней комнаты весь в слезах выбежал его пятилетний сынишка. Увидев отца, бросился к нему, обхватил за ноги и заплакал еще сильнее. Амин прижал его к себе, и они вдвоем присели у стены. Вот когда в глазах Амина появился страх. Страх за сыновей, за дочерей. Страх за всех, кто был ему дорог.

Огонь, который вели защитники дворца, прижимал спецназовцев к земле. Ответный прицельный огонь по окнам дал возможность группе десантников прорваться во дворец. Во всех помещениях творилось что-то невообразимое. Шквал огня со всех сторон не оставлял сомнений – бой идет на уничтожение. Амин отчетливо понимал, что надо что-то делать, но в таком состоянии ему было трудно сосредоточиться. Глава государства – несмотря на внешний вид он все еще глава государства – отдал приказ своему адъютанту позвонить и сообщить в советское посольство о происшествии.

Лидер Афганистана был уверен, что нападение на дворец – дело рук сторонников Тараки или моджахедов. «Советские помогут, – думал он, – только бы не было поздно». Когда адъютант доложил, что стреляют советские, Амин потерял самообладание. С криком: «Врешь, этого не может быть!» – он схватил пепельницу и бросил ее в адъютанта. Попытки дозвониться начальнику генштаба, командиру 4-й танковой бригады закончились неудачей – связи не было. В коридорах сквозь взрывы и стрельбу отчетливо послышался русский мат. Амин крепко прижал к себе всхлипывающего сынишку и, продолжая гладить его головку, тихо приговаривал: «Я об этом догадывался, все верно, все верно. Я чувствовал…»

Наблюдая за этой сценой, Хабибу попытался представить себя таким же маленьким, так же обхватившим отца за ноги. Он даже почувствовал его теплую руку на своей голове, но… Ему не удалось вызвать в себе ни разу не испытанное чувство. Его родители познакомились на фронте, в день окончания войны 9 мая 1945 года. Всего несколько месяцев семейного счастья подарила им судьба. Но эта любовь была на всю жизнь. Он – военврач, она – медсестра. Прошли всю войну. Белорусский фронт. Почему они не встретились раньше? Потеряв ментальную связь с материалистической родиной, Хабибу часто думал об этом. Может быть, действительно еще не родившиеся дети выбирают себе не только отца-мать, не только место рождения, но и время. Время – вот главное…

Из задумчивости Хабибу вывел крик жены Амина. Она появилась неожиданно. Ее испуганные глаза, не мигая, смотрели на малыша, уткнувшегося лицом в отцовскую грудь.

– Забери, – сказал Амин, целуя и передавая женщине сына, – если сможешь, уходите. Куда идти – знаешь.

– Амин, Амин…

– Я сказал – уходите!

Женщина забрала плачущего ребенка и направилась вдоль коридора, но уйти подальше от огня ей не удалось. Даже высунуться было невозможно, не то что уйти.

Спецназовцы атаковали, бросали гранаты во все комнаты, а затем стреляли из автоматов. Действовали по принципу войны: либо мы их, либо они нас. Во дворце везде горел свет. Чтобы укрыться в темноте, стреляли по лампочкам, тем самым делая картину боя еще более страшной. Хотя куда уж страшней. Защитники дворца яростно сопротивлялись. По обыкновенной узкой лестнице, какие бывают в подъезде обычного дома, атакующие медленно, но верно продвигались на второй этаж. Бежать было невозможно, каждую ступеньку приходилось буквально завоевывать. Перемещаясь от одного укрытия к другому, они простреливали всё пространство вокруг и только потом перебегали к следующему укрытию.

Советские врачи покинули помещение бара, оставив там сидящего у стенки Амина, но штурм дворца не позволил им уйти дальше конференц-зала. Хабибу понимал, что увести их в безопасное место ему уже не удастся. Время было упущено. В этом хаосе никто не будет разбираться, где свои, где чужие. Оставалось только ждать.

Новый мощный взрыв потряс здание дворца. От удара ногой распахнулась дверь. Пять человек из спецгруппы КГБ «Гром» ворвались в комнату и дали очередь из автоматов. В нескончаемом потоке выстрелов, взрывов и криков Хабибу не сразу понял, что теряет сознание. Медленно опустившись на пол, он прислонился к колонне и уставился в одну точку. Голова гудела, не было слышно ни одного звука, зато он отчетливо увидел отца, каким представлял его по рассказам матери, – красивого, молодого, с восточным типом лица – среди взрывов и огня он спасал своего товарища…

Звуки снова вернулись, а вместе с ними боль. Хабибу повернулся, еле сдерживаясь, чтобы не стонать. Он не мог себя выдать. Сквозь дым Хабибу увидел, как из горевшего зала, перешагивая через убитых, советский врач уносил своего мертвого коллегу. У барной стойки лежал когда-то грозный лидер Афганистана, из его развороченного плеча текла кровь. Сомнений не было – он был мертв, но на него никто не обращал внимания. Стрельба продолжалась. Несколько человек пытались спасти раненого сына Амина. У мальчика было осколочное ранение в грудь, он истекал кровью.

Вдруг в дверном проеме появился странный человек. Хабибу понял – это отец. Его отец. Неземное тепло разлилось по всему телу, он легко поднялся и хотел подбежать к отцу, но тот жестом остановил его и предложил следовать за ним. Хабибу шел за отцом, испытывая какую-то невероятную дрожь во всем теле. Он знал, когда они придут туда, куда ведет отец, он сможет, наконец, его обнять. Они вышли за пределы дворца, потом оказались на окраине города. Отец остановился. Где-то далеко были слышны выстрелы и взрывы. Хабибу хорошо знал эти места. Он было бросился к отцу, но тот снова остановил его жестом и сказал: «Торопись!»

Хабибу очнулся. Постепенно ощущая реальность, попытался встать, но снова упал. В месте, где только что гремел бой, никого не было. Голова еще кружилась, но, хоть и с трудом, он поднялся, вышел из зала. Ковры, пропитанные кровью, хлюпали под ногами. Во дворце все еще гремели взрывы и выстрелы. Огонь и дым охватили все помещения, через которые шел Хабибу, следуя дорогой, указанной ему отцом. Он видел незнакомых людей, одетых в афганскую форму, на рукавах у них были белые повязки, а по паролю «Миша – Яша» Хабибу понял, что это свои. В темноте, суматохе и неразберихе на него никто не обращал внимания…