— Я сама себе хозяйка. Ну, рассказывайте.
Тогда заговорил Теодюль:
— Помнишь, однажды, не так давно, ты, одетая мальчиком, пришла в мой дом и попросила хлеба? Ты тогда убежала из Антверпена и искала свой край — это все, что я знал о тебе. Но я тебя не забыл. Я всех спрашивал, не знает ли кто о мальчике со светлыми волосами из Антверпена. Потом я встретил Гаспара Фонтареля; он хотел найти тебя, и я ему помог. Я посадил его на баржу, хозяин которой — Эммануэль Резидор. Мой отец хочет быть первым во всех делах. Баржи у него тоже есть.
— Да, теперь я тебя узнаю, — кивнула Элен. — Только, когда я к тебе приходила, ты был глухой.
— Верно, был. А со вчерашнего дня слышу птиц.
— Все-таки надо бы начать сначала, — вмешался Гаспар.
Мальчики наперебой принялись объяснять, как Эммануэль Резидор и г-н Драпер сговорились обмануть Элен, чтобы заставить ее поверить, будто она жила когда-то в замке с мамочкой Женни и найдет ее, как нашла запомнившуюся с детства картину: пальмы, березы и огромное озеро среди леса. И по мере того как они говорили, лицо Элен вновь озаряла уже знакомая им непокорная красота.
— Они не давали мне даже дух перевести, — сказала она. — Я ни минутки не могла спокойно подумать. Меня учили водить автомобиль, нырять с вышки в озеро, плавать на дальние дистанции. Хотел и сделать меня профессиональной акробаткой. То есть Эммануэль Резидор хотел. Я присутствовала на съемках в студии, учила отрывки ролей. Мне все это нравилось. А по вечерам надо было еще учиться пению. Мне сулили блестящее будущее, куда лучше даже, чем то, о котором мечтал для меня господин Драпер.
— Мы, наверно, не должны были... — пробормотал Гаспар. — Но нам так хотелось еще раз тебя увидеть, поговорить с тобой. А теперь возвращайся к господину Резидору. Нам все равно не найти твой настоящий край. Теперь ты все знаешь, а в твоем новом окружении сможешь разведать больше, чем с нами. Сделаешь вид, будто забыла свои фантазии. Тебя оставят в покое, ты будешь свободна и станешь искать сама.
— Не знаю, — протянула Элен. — А вы куда сейчас?
— Я спущусь в долину — мне надо на поезд. Теодюль вернется к себе на ферму и займется своими делами. Вот и все.
— Я провожу тебя до долины, — решительно сказала Элен.
Она сейчас была совсем такой же, какой Гаспар впервые увидел ее в Ломенвале. Светлые глаза вспыхнули прежним ангельски-непреклонным огнем.
— Ты пойдешь с нами, Теодюль? — спросил Гаспар.
— Нет, — покачал головой Теодюль, — я не пойду с вами.
Ему лучше вернуться сразу на ферму, объяснил он, связаться по телефону с отцом и сказать, что они пробрались в киногородок просто так, из любопытства или на спор. А чтобы окончательно успокоить отца, он добавит, что Гаспар уже сел в поезд.
— А про Элен что ты скажешь?
— Да ничего — ведь Элен к вечеру вернется в замок. Бй никто и слова не посмеет сказать.
— Конечно, я вернусь к вечеру, — подтвердила Элен.
Они пошли через лес, который в этом месте несколько поредел, и вскоре увидели дорогу. Сориентироваться было нетрудно: они стояли на гребне холма, откуда открывался вид на равнину и на Шеми. Дорога проходила прямо по гребню. Элен и Гаспар простились с Теодюлем, и тот свернул на север, а они — на юг. Теперь им надо было на первой же развилке взять влево, чтобы спуститься в долину по тропе, вьющейся между холмами. Хотя столько интересных событий произошло за последние часы, оба почему-то были уверены, что больше никаких приключений не предвидится. Гаспар и Элен шли не спеша, изредка перекидываясь короткими фразами.
— Когда выйдем на шоссе, я с тобой попрощаюсь, — сказала Элен.
Часа три они шагали в низине, потом поднялись на холм и остановились у крутого склона. Уходящий вдаль лес пересекала голубая полоса реки и серая — асфальтированной дороги. Прямо под ногами у них лежал обломок скалы — гранитная плита, гладкая, темная, как оборотная сторона зеркала. Из трещин в камне пробивались пучки вереска. Пришлось сделать большой крюк, чтобы обойти скалу. Спустившись, Гаспар и Элен долго смотрели на нее снизу — черную с розовыми разводами под ослепительно голубым небом. Элен сказала:
— Мне все кажется, будто мой край где-то совсем близко и я вот-вот встречу мамочку Женни.
Гаспар ничего не ответил. Сейчас они выйдут на дорогу, а оттуда рукой подать и до шоссе. Где тут встретить мамочку Женни?
Но послушайте, что было дальше...
* * *
В это утро Никлас и его мальчики, спускаясь по склону к Маасу, увидели, что их лошадь тяжело дышит и еле тащится. Правда, старая кобыла послушно шла в оглоблях, превозмогая усталость, да и путь предстоял недальний. Но откос был крутой, а дорога плохо замощена. Копыта лошади то и дело оскальзывались на камнях. Никлас остановил бричку на повороте, где дорога расширялась, а склон был чуть более пологим, и, пока лошадь отдыхала, пошел взглянуть, долго ли им еще спускаться по крутизне. О том, чтобы распрячь лошадь и спустить бричку самим, нечего было и думать: Никласу одному не справиться, а у Жерома с Людовиком еще силенок маловато, чтобы помочь ему в этом деле. Вернувшись, Никлас сообщил им, что метров через триста дорога выходит на поляну, а оттуда есть пологий спуск. Уже слышно было, как гудят баржи на Маасе. С величайшей осторожностью, поддерживая лошадь под уздцы, они двинулись дальше.
Уже была преодолена треть пути и за деревьями виднелась поляна, как вдруг нога лошади поскользнулась на скрытом травой обломке скалы. Кобыла тяжело рухнула наземь. На этот раз пришлось ее распрячь, и все трое общими усилиями с трудом вытащили бричку, застрявшую между двумя деревьями. Было ясно, что лошадь сломала ногу. Бока ее тяжело вздымались и опускались, она хрипела.
— Теперь ее осталось только прикончить, — печально вздохнул Никлас.
Жером и Людовик обнимали и гладили старую кобылу, а Никлас между тем отправился пешком в ближайшую деревню в надежде отыскать ветеринара. Он хотел все же удостовериться, что надежды не осталось никакой. Через час приехал на своей машине ветеринар и подтвердил, что лошади уже ничем не поможешь и жить ей осталось недолго. Тогда Никлас уехал вместе с ним, чтобы добраться до живодерни. Все это заняло довольно много времени; Никласу пришлось еще вести переговоры по телефону. Наконец прибыл грузовик с двумя рабочими, и Никлас помог им загрузить лошадь в кузов. На душе у него было тяжело, и он только порадовался, что Людовика с Жеромом нет поблизости. Подъезжая на грузовике, он не увидел их у брички и решил, что мальчики пошли прогуляться в лес. Когда машина уехала, Никлас окликнул их, но мальчики не отозвались.
Он даже не встревожился. Все его мысли занимала теперь одна забота: где взять новую лошадь? Однако, прождав с четверть часа, Никлас решил пойти поискать сыновей. С какой стати Людовику и Жерому вздумалось гулять в такой момент? Было уже два часа пополудни.
Никлас сделал довольно большой круг по лесу, стараясь не слишком удаляться от брички. Время от времени он аукал и звал сыновей, но те по-прежнему не откликались. Прошло еще полчаса, и вдруг он услышал в чаще стук копыт — от этого звука у него зашлось сердце. Даже еще ничего не видя, Никлас сразу подумал о пегой лошади. Несколько бесконечно долгих минут он ждал, не решаясь шелохнуться. Снова наступила тишина. Потом до него донеслись голоса Жерома и Людовика, которые звали его, и он увидел сыновей сквозь переплетение веток.
— Быстрее! — кричал Людовик. — “Она” слева!
Никлас обернулся. Пегая лошадь бежала прямо на него, но шагах в двадцати остановилась. Он тихонько пошел к ней. Лошадь стояла спокойно, даже не вздрагивая, словно ждала. Еще не веря своим глазам, Никлас протянул руку и удивился, как этот горячий и капризный скакун дал погладить себя по холке. Тут подошли Жером и Людовик.
— Она сама вышла на дорогу, — рассказывал Жером. — Мы ее погладили, а потом она убежала. Остановилась подальше, подождала нас, мы погладили ее еще, а она опять ускакала.
