Теодюль стукнул кулаком по столу:

— Да, взрослые правы. Может, и не нам решать, что надо делать и чего не делать. Но они неправы, что считают наши желания детскими фантазиями и не придают им значения. Есть же на свете край, где Элен родилась, — значит, она должна его найти. Даже моего папашу проняло, когда Элен рассказывала про свой край. Но он говорит, что она чересчур эмоциональна и надо уберечь ее от опрометчивых поступков.

— Про какой край речь? — спросил Гаспар. — Мы нашли парк, озеро, пальмы и березы — чего же еще? И я правда видел на ставне имя Женни.

Теперь Теодюль ловил каждое слово Гаспара. Имя Женни он разобрал.

— Женни жива, слышишь? Голову даю на отсечение. Мы ее найдем, только не в замке моего отца. Тут есть что-то такое, чего никто еще не понял.

Теодюль объяснил, что Эммануэль Резидор пообещал осуществить честолюбивые замыслы г-на Драпера в отношении Элен, употребив для этого все свои таланты и опыт антрепренера, не говоря уже о том, что он и сам надеялся не остаться внакладе, рассчитывая на успех девочки в задуманных им фильмах. Ему не потребовалось много времени, чтобы увлечь этой идеей Элен. И то сказать: вместо суровой атмосферы и размеренной жизни в доме г-на Драпера — волшебный мир кино. Она уже хотела сниматься, а кроме того, верила, что именно там встретит мамочку Женни.

Элен была теперь узницей более, чем когда-либо, сама того не подозревая. С утра до вечера она репетировала роли, занималась гимнастикой, училась водить гоночный автомобиль. В довершение г-н Резидор намеревался впредь занимать ее в ролях, требующих сложнейших акробатических трюков. Почему — он и сам не знал.

Каждый день Элен отвозили в машине на киностудию. Километрах в двадцати к югу акционеры кинобизнеса основали целый городок, где к услугам постановщиков были просторные павильоны, а также окружающий ландшафт во всем его многообразии. Теодюль хорошо знал этот городок, выросший на окраине поселка Шеми. Нельзя не отметить, что усилия г-на Резидора и его единомышленников, стремившихся создать наилучшие условия для постановки фильмов, заслуживали всяческих похвал. Как бы то ни было, это поистине сказочное место не могло не очаровать Элен. Она присутствовала на съемках, и ей уже обещали дать роль в фильме, как только она изучит азы актерского мастерства, которые взялся ей преподать один старый артист под чутким руководством самого г-на Резидора.

За каждым шагом Элен неусыпно следили, хотя она об этом и не догадывалась. В новой среде ее все больше отгораживали от внешнего мира. Никто не мог поговорить с девочкой без разрешения г-на Резидора. А сегодня, продолжал Теодюль, Жак Обираль явился в замок в самом плачевном виде. Он рассказал, что едва не поймал в лесу Гаспара Фонтареля, но у того оказался сообщник — мужчина огромного роста, прискакавший на пегой лошади. Он будто бы первым напал на Обираля, и тот божился, что это матерый бандит: задумал-де ограбить замок, а Гаспар служил ему наводчиком.

— Вот такие новости, — заключил Теодюль. — Отныне даже мне запрещено бывать в замке, и мой папаша с его страстью ко всяким сногсшибательным техническим диковинкам привез сегодня из киностудии электриков, чтобы они установили сигнализацию во всех уголках его хором.

Бедная Элен! Она никогда не узнает, какая паутина лжи плетется вокруг нее...

— Если бы она только знала... — вздохнул Гаспар.

— Я видел глаза Элен еще тогда, когда она появилась здесь в первый раз, — отозвался Теодюль. — Ни за что не поверю, чтобы она забыла свою семью и все, что ей дорого, ради того, чтобы ломать эту дурацкую комедию с кино.

Теодюль позвал старого Марваля и служанку. Он попросил их послужить Гаспару переводчиками, чтобы тот рассказал ему все, что знал об Элен. Отчаянно жестикулируя, слуги передавали ему рассказ Гаспара о детстве Элен, о книжке с картинками, из которой она узнала, что дальний край существует, о путешествии на Бермудские острова, о неудавшемся побеге Элен, ее падении и долгой болезни, о странствиях Гаспара с Никласом, Людовиком и Жеромом по дорогам Бельгии и, наконец, о прощании Элен и Гаспара и о болезни старой лошади Никласа.

— Надо скорее разыскать Никласа и ребят! — воскликнул Теодюль. — Мы вылечим его лошадь здесь.

Теодюль заранее радовался при мысли о встрече с Людовиком и Жеромом, с которыми он когда-то так весело проводил время на Шельде, пока злосчастный взрыв не лишил его слуха — тот же взрыв, что поселил в душе Жерома неизбывный страх, а в Людовике — неистребимую злобу на весь свет.

— Как я счастлив, что смогу наконец пожать им руки, — повторял Теодюль.

— Да, еще эта пегая лошадь, — вспомнил Гаспар.

Снова прибегнув к помощи слуг, он рассказал о пегой лошади, которая объявилась в окрестных лесах.

— Удивительная история, — сказал Теодюль. — Эта самая пегая лошадь увезла тебя из Ломенваля, разнесла посудную лавку, а сегодня она же обратила в бегство Обираля. Может, она бешеная?

И Гаспар, и Теодюль говорили о лошади с некоторой опаской — так всегда бывает, когда мы сталкиваемся с необъяснимым.

— Как же предупредить Элен? — вернулся Теодюль к волновавшему обоих вопросу.

— Но, в конце концов, она ведь счастлива, разве не так? — возразил Гаспар. — Стоит ли нам вмешиваться? Наверно, надо мне вернуться в Ломенваль. Что ни говори, все кончилось к лучшему.

На этот раз Теодюль не понял ничего, как ни жестикулировали Марваль и служанка. Однако от его глаз не укрылась печаль на лице Гаспара.

— Одному богу известно, что еще может случиться, — сказал он. — Давай сначала разыщем Никласа.

Гаспар переночевал в той же комнате, что и в прошлый раз. Наутро Теодюль велел старому Мар-вал ю вывести из гаража грузовичок. Уже собираясь сесть в машину, Гаспар окинул взглядом огромный луг, на котором там и сям во множестве раскинулись палатки. Лето было еще в разгаре, и с каждым годом все больше туристов приезжало в эти места, где гостеприимный Теодюль предоставлял в их распоряжение свои земли.

— Может быть, кто-нибудь из них знает про дальний край, — задумчиво произнес Гаспар.

Теодюль тоже смотрел на палатки. Он сказал:

— Все может быть, надо только надеяться.

Мальчики уселись в грузовичок рядом с Марвалем, который уже сидел за рулем. Они спустились в долину и поехали через Ажимон к Тренту.

До Трента было еще далеко, когда навстречу им попалась бричка Никласа. Жером и Людовик шли по обочине, а Никлас сидел на козлах, держа вожжи, но не подгонял усталую кобылу.

Теодюль кинулся к своим друзьям.

— Как это мы раньше о тебе не подумали? — радовались Жером и Людовик. — Гаспар говорил нам, что ты не живешь в замке.

— Если бы я знал, что вы так близко! — твердил Теодюль, не слыша их.

— Вот мы и снова встретились, — сказал Никлас Гаспару. — Какими судьбами? Разве ты не уехал в Ломенваль?

— Есть новости, — ответил Гаспар.

— Новости? — повторил Никлас. — Сынок, что бы ни случилось, не надо усложнять себе жизнь. Видишь, у нас тоже новости. Лошадь уже ходит — видно, в оглоблях ей полегче. Сколько продержится, столько продержится, дальше и загадывать нечего.

Когда Никласу рассказали о двурушничестве Резидора-старшего, он только пожал плечами:

— Не знаю, не знаю, ребятишки, боюсь, что это ничего не меняет. Если вы хотите раскрыть Элен глаза, в этом нет ничего дурного. Только вряд ли у вас получится. Как бы вы не сбили ее с дороги, по которой ей суждено идти.

Теодюль объяснил Никласу, что приехал за ним прежде всего для того, чтобы пригласить погостить некоторое время на ферме — хотя бы до тех пор, пока лошадь не поправится окончательно. У Никласа были бумаги, необходимые для перехода границы, а имя Резидора знали на таможне достаточно хорошо, чтобы дело обошлось без волокиты.

Однако Никлас хотел дать лошади отдых, и они сделали привал у какой-то деревушки. Гаспар и Теодюль остались с ними. Мальчики болтали без устали весь остаток дня и почти всю ночь. Спать легли в бричке Никласа. Старый Марваль один вернулся в грузовичке на ферму. На другой день они все вместе пересекли границу. Никлас был тронут до глубины души добрым отношением и заботой Теодюля и потому, пока они жили на ферме, довольно благосклонно слушал, как мальчики наперебой строили планы.