(Из воспоминаний летчика-штурмовика Героя Советского Союза В. Емельяненко) «Сто раз закат краснел, рассвет синел…» Сто раз закат краснел, рассвет синел, сто раз я клял тебя, песок моздокский, пока ты жег насквозь мою шинель и блиндажа жевал сухие доски. А я жевал такие сухари! Они хрустели на зубах, хрустели… А мы шинели рваные расстелем — и ну жевать. Такие сухари! Их десять лет сушили, не соврать, да ты еще их выбелил, песочек… А мы, бывало, их в воде размочим — и ну жевать, и крошек не собрать. Сыпь пощедрей, товарищ старшина! (Пируем — и солдаты и начальство…) А пули? Пули были. Били часто. Да что о них рассказывать — война. Сентиментальный романс Надежда, я вернусь тогда, когда трубач отбой сыграет, когда трубу к губам приблизит и острый локоть отведет. Надежда, я останусь цел: не для меня земля сырая, а для меня — твои тревоги и добрый мир твоих забот. Но если целый век пройдет и ты надеяться устанешь, Надежда, если надо мною смерть развернет свои крыла, ты прикажи: пускай тогда трубач израненный привстанет, чтобы последняя граната меня прикончить не смогла. Но если вдруг когда-нибудь мне уберечься не удастся, какое новое сраженье ни покачнуло б шар земной, я все равно паду на той, на той далекой, на гражданской, и комиссары в пыльных шлемах склонятся молча надо мной. Михаил Луконин Михаил Кузьмич Луконин родился в 1918 году в городе Астрахани. Детство провел в Сталинграде. Писать стихи и печататься начал рано, еще в школе — в пионерских и комсомольских газетах. После школы поступил в Сталинградский педагогический институт, затем перевелся в Литературный институт имени Горького. В декабре 1939 года ушел добровольцем на финский фронт. «Пять стихотворений, — пишет Луконин, — „Мама“, „Наблюдатель“, „Ночью лыжи шипят“, „По дороге на войну“, „Письмо“ — напечатал по возвращении в журнале „Знамя“ (№ 10, 1940), их я и стал считать первыми в своей жизни». С первых дней Великой Отечественной войны — в действующей армии. В 1941 году был ранен. Затем до конца войны служил в газете танковой армии — «На штурм». Награжден медалью «За боевые заслуги». Первая книга «Сердцебиенье» вышла в 1947 году. Фронтовые стихи Если б книгу выдумывал я, Все б описал по-иному: Цвет крови на траве, Цвет крови на земле, на снегу, — Вид убитого парня на черном снегу, у разбитого дома, Что такое — ползти, наступать и стрелять по врагу. Если бы я назвал эту книгу «Фронтовыми стихами» И она превратилась бы в тонну угластых томов, То она пригодилась бы фронту: Глухими ночами Ею печь в блиндаже разжигал бы сержант Иванов. Вот он печь растопил, мой сержант Иванов, и не спится — Руки греет над ней, удивляется: ночи глухи! В белый парус снегов загляделась большая бойница, Месяц ходит вокруг. Это есть фронтовые стихи! Вот сержант Иванов письма пишет на противогазе: Как живет, где живет, что дела и харчи неплохи, Что пора бы домой, — ждешь меня? Обращаясь с наказом: Ты себя береги!.. Это есть фронтовые стихи! Вот сержант Иванов в атаку выводит пехоту. Сам в цепи. И бегут, выдвигая штыки. Пот стирает с лица Иванов (он устал от тяжелой работы), Улыбнулся друзьям. Это есть фронтовые стихи! Вот Иваново-город. Снег идет. Темновато. В клубе «Красная Талка» — собранье. Ткачихи тихи. Иванова, ткачиха, читает письмо от сержанта, Все встают и поют. Это вот — фронтовые стихи! Фронтовые стихи — это чувство победы, такое, Что идут и идут неустанно на подвиг и труд, Все — туда, где земля стала полем последнего боя. Иногда умирают там. Главное — это живут! 1943
Хорошо Хорошо перед боем, Когда верится просто В то, что встретимся двое, В то, что выживем до ста. В то, что не оборвется Все свистящим снарядом, Что не тут разорвется, Дальше где-нибудь, рядом. В то, что с тоненьким воем Пуля кинется мимо. В то, чему перед боем Верить Необходимо. 1942 В вагоне Как странно все-таки: вагон. Билет. Звонок. Вокзал. Домой. И свет и гром со всех сторон. Колеса бьются подо мной. Шестнадцать месяцев копил Я недоверие к тому, Что кто-то жил, работал, был, Болел и спал в своем дому. Шестнадцать месяцев подряд Окопом все казалось мне. В вагоне громко говорят О керосине и вине. А у меня всего три дня. Я вслушиваюсь в их слова. Вздыхают, горестно кляня Дороговизну на дрова. А мне ведь дорог каждый час. Жилет раскинув меховой, Я по вагону напоказ Прошел походкой фронтовой. Я был во всей своей красе (Блестит на левой стороне!). — Оттуда? — спрашивают все. — Да, тяжело вам на войне… — Шел, улыбался и кивал, Молодцеватый и прямой. — В боях бывали? — Да, бывал. — Куда же едете? — Домой! — Из госпиталя? На, сынок… — Беру, жую мякинный кус. — Кури. — Глотаю я дымок, Соломой отдает на вкус. — Ложись, устал… Мы ничего, Мы тут пристроимся в углу. У вас там трудно с ночевой, Мы перебьемся. Мы в тылу. — Ложись и спи… — Слаба кирза, Как они там зимой, в бою! — Прикрыла женщина глаза, Упрятав ноги под скамью. — Спи… — А колеса все галдят. — Спи. — Все живем одной бедой. — Спит. Исхудал-то как солдат… — А был я просто молодой. |
