Иногда о том, что описано в стихах, говорят — «поэтическое преувеличение», отделяя реальность от поэзии. Меньше всего это подходит к поэзии военного поколения, и включенный в сборник документальный материал со всей очевидностью показывает несостоятельность такой точки зрения. Больше того, бросается в глаза, что многие стихи сами являются своеобразным поэтическим дневником. Эту особенность поэзии военного поколения заметил Константин Симонов еще в дни войны, когда выступили первые представители этого поколения. Он писал: «…Судьба их самым крепким образом связана с тем, что они писали и пишут. В стихах да и в прозе, когда они пишутся на войне, может быть, от силы впечатлений, может быть, от сознания того, что жизнь твоя может оборваться, появляется прямая непосредственность, своеобразная „дневниковость“. Пишут о том, как ходили в атаку, о том, как рядом умер товарищ, о том, как отдыхают после боя, о том, как уезжают, и о том, как возвращаются на фронт… В каждом из этих стихотворений, я уверен, есть истинное поэтическое чувство и острый глаз очевидца… Мне очень нравятся люди, писавшие их, — талантливые, скромные, такие же труженики войны, как миллионы других людей, впитавшие в себя такой богатый запас впечатлений для своей писательской жизни, какой дай нам бог всем иметь».

С той поры, когда были сказаны эти слова, прошло уже четверть века. Но и сегодня поэты военного поколения возвращаются к тому, что было пережито ими на фронте, — столь богат оказался запас впечатлений военной юности.

До сих пор случайно уцелевшие генералы фашистского вермахта (да и некоторые деятели союзнических армий тоже) в своих мемуарах и военно-исторических работах, лишь только речь заходит о наших победах после горьких месяцев отступлений, сразу же обращаются к таким чуждым языку военных словам, как «необъяснимое чудо», «неразрешимая загадка», «непостижимый секрет». Оказывается, оперативные схемы и подсчеты огневой мощи раскрывают далеко не всё… Они не могут понять: почему стояли насмерть в Бресте и Сталинграде; почему умирали от голода, но не сдавались ленинградцы; почему бросались с гранатами под танки защитники Севастополя, а летчик не оставлял горящий самолет, направляя его во вражескую автоколонну; почему пленные и под пытками молчали на допросах и попавшие в окружение вызывали огонь артиллерии на себя. Вероятно, бессмысленно профессиональным военным, к тому же не очень заинтересованным в истине, рекомендовать в качестве серьезного источника стихи. А между тем эти стихи о правде и красоте, о долге и справедливости, о Родине и революции, о юности, возмужавшей в огне войны, проливают яркий свет на то, что составило нашу несокрушимую военную силу. Советский характер, с такой силой и яркостью выразившийся в этих стихах, и был одним из главных «секретов» нашей победы, объясняющих, почему война, начавшаяся так страшно для нас июньским утром 1941 года, через четыре года закончилась в Берлине полным разгромом третьего рейха.

Николай Карпович Турочкин (Николай Отрада) родился в 1918 году в деревне Николаевка, Воронежской области. Среднюю школу-девятилетку окончил в 1934 году в Сталинграде. Михаил Луконин, друживший с Отрадой со школьных лет, вспоминает: «К первому уроку мы приносили каждый свое новое стихотворение, обменивались и читали. Сблизило еще и то, что в его семье работал один отец, а их было пятеро, а у нас, четверых, работала одна мать. Завод, Волга, школа — вот наш мир. Мы часто уходили за бугор реки Мечетки, читали Багрицкого, Б. Корнилова, П. Васильева, Сельвинского, ахали над юным Смеляковым».

Первые стихи Отрады были напечатаны в заводской многотиражке «Даешь трактор!», в газетах «Молодой ленинец» и «Сталинградская правда». Окончив школу, Отрада поступил в Сталинградский педагогический институт на литературный факультет и одновременно на заочное отделение Литературного института имени Горького. В 1939 году в Сталинграде вышел его сборник стихов «Счастье», осенью он перевелся в Москву в Литературный институт, а в декабре с товарищами по институту ушел добровольцем на финский фронт.

Николай Отрада погиб 4 марта 1940 года на Суо-Ярви, Петрозаводского направления, возглавив прорыв из окружения одного из взводов 12-го лыжного батальона.

1939