до двух часов ночи дом сотрясался от звона крыстарных струн, сумасшедших воплей и истошной травяной эйфории, способных на ближайшие пятнадцать лет лишить сна весь погруженный в сладкие грезы туннельный Пало-Альто… но в четыре или пять утра, после установления рекорда по продолжительности безумного воя, Кизи вдруг приходил к выводу, что пора принимать все мыслимые меры предосторожности, и удалялся в подвал, в уютное гнездышко, заставленное покрытыми паутиной ящиками. Что ж, по крайней мере, эти ублюдки по-гестаповски не похлопают его по плечу – «А вот и мы, Кизи…»

Вот такой фильм… но, проснувшись, он почти сразу же начинает свой фильм сызнова. Нил, Хью Ромни, Кизи и небольшой отряд Ангелов Ада направляются на трехдневный «Фестиваль Полетов», идущий в Государственном колледже Сан-Франциско, – субботний вечер, 1 октября. Что посеешь… Студенческий мир уже охвачен Кислотными Тестами. Государственный колледж Сан-Франциско стал для кислотных торчков подлинным университетом, примерно так же, как университет штата Огайо – для футбольных фанатов. Они пробуют свои силы во всей этой вещи, в Кислотном Тесте, с предельно добросовестным эклектизмом.

Ангелы Ада превращаются в мобильное оружие Беглеца. Им эта роль по душе. Пускай только копы сунутся, они их до умопомрачения заприкалывают хоть патрульную машину, хоть целый взвод. По неведомой причине во всех зданиях на территории колледжа горит свет. Фестиваль проводится в гимнастическом зале – забитом подмостями и людьми, обстреливающими потолок из прожекторов и кинопроекторов – башни Контроля, а на эстраде «Благодарные Мертвецы» – короче, с максимальной скрупулезностью воздается должное первым Кислотным Тестам, и вдруг становится известно, что скоро появится

который намерен выступить по университетскому радио… корабль течи не даст, фантазия продумана до мелочей, вплоть до Ангелов Ада, несущих караульную службу возле радиостудии. Разве что, как только подключают все провода и поднимается галдеж, в зале появляется Кэсседи и объявляет в микрофон

а время – около четырех утра. Кизи, закрывшись в студии, вещает по самым длинным в истории Проказников проводам, протянутым в гимнастический зал через всю территорию колледжа. Вольный Фрэнк, Ангел Ада, чумовой от кислоты, вламывается в радиостудию и видит Кизи, сидящего на табуретке с электрогитарой в руках, ноги и шея его опутаны проводами, он бренчит на гитаре и надрывно выкрикивает в микрофон стихи, а помещение залито светом люминесцентных ламп и яркого сигнала «В ЭФИРЕ» – Бог ЛСД – Меня охватывает страх – Он весь запутан в проводах Тот Бог напоминает спутник, парящий где-то в небесах, – после чего Фрэнк крепко обнимает его, ощущая при этом сильнейший электрический импульс, садится на пол и принимается играть на губной гармонике, а Кизи все кричит к вящему удовольствию сотен людей, любующихся вихревым световым концертом в гимнастическом зале: «Всем, кто стоит, сидит и ползает по полу, – разноцветное безумие, вихрем носящееся вокруг вас и по потолку над вами и есть ваш мозг!» – и он торжественно удаляется.

«Он в ярости, потому что не сумел пленить мой разум, – думает Фрэнк. – А ведь он пленил уже не один миллион умов, и от этого на лице его нет места даже улыбке».

Однако в гимнастическом зале не было ни миллионов, ни даже сотен, потому что в столь поздний час там оставались лишь закоренелые торчки, многие из которых так растащились, что приспособились ко всевозможным временным и географическим искривлениям. Все существовало в действительности: Мани, чоханская майя мадам Блаватской, Кен Кизи, вещающий через систему усилителей… в конце концов Кизи выходит из своего убежища и шагает сквозь остатки толпы, но все уже обезумели, и он скрыт от взоров… в костюме Проказника из огненной паранойи…

И тем не менее!.. в среде торчков Хейт-Эшбери уже поползли слухи. Вернулся Кизи, Человек, тот самый Кастро, который завоевал для них все, что они сегодня имеют. Что посеешь…

…то и пожнешь… В крысином красноприливном Манильо Кизи и Проказники были настолько отрезаны от внешнего мира, что вести из Сан-Франциско до них почти не доходили. Они жили на самом настоящем Острове Дьявола. И имели весьма смутное представление о том, что творится в среде торчков в Хейт-Эшбери. И вот теперь, похоже, не надо даже ни о чем спрашивать. Все сразу бросается в глаза. Это же настоящий карнавал… Единственное, что надо сделать, это подняться в Хейт-Эшбери – и Кизи на свой страх и риск проделывает этот путь… Черт возьми, в Хейт-Эшбери мускулистый тип в ковбойских башмаках и ковбойской шляпе – с виду он… вполне здоров. Копы заняты тем, что пытаются раскусить этих новоявленных волосатиков, этих битников, – психи эти ведут себя куда более странно, чем битники, некогда населявшие НортБич. Они светятся голубизной, точно кинескоп телевизора. Чокнутые хиппи-дриппи… а эти их прически «под Иисуса», мужчины с волосами до плеч и бородой до пуза, все длинные, тощие и вялые, точно… чахоточные! Сержант, они сидят возле магазина на Хейт-стрит, неподалеку от той «Психоделической лавки», как будто кто-то шмякнул целую команду чахоточных о витрину и они сползли на тротуар, сидят и пялят на тебя свои огромные глазищи оборотней, пятя – и все. И еще у них полно всякого нелепого дерьма, индейского и индийского: вышитые бисером головные повязки, бусы и церковные колокольчики… есть и живые, так те разгуливают по Хейт-стрит, разодетые как на маскарад, к примеру, в мундире, вроде как у швейцара, с галунами и прочей дребеденью, но всегда в синих джинсах и модерновых башмаках… Копы! – ах, как все это сбивало их с толку!

Пьяниц и наркоманов копы знали как облупленных, слыхали они и про ЛСД, но вещь, что творилась там… Торчки могли дурачить копов как слепых котят, и копов это выводило из себя. Хейт-Эшбери всегда был уютным и живописным жилым районом на вершине холма, между въездом в город и парком «Золотые Ворота», где мирно соседствовали белые и негры. В Норт-Бич квартирная плата росла, и многие молодые семейные пары начали с богемным энтузиазмом переселяться в Хейт-Эшбери. Переехали туда и некоторые из старых битников. Они околачивались в имении, называвшемся «Голубой единорог». Но что действительно всколыхнуло весь район, так это восьмимесячной давности Фестиваль Полетов. Восемь месяцев! – и вдруг выяснилось, что Кислотные Тесты прижились и дали всходы в душах людей, превративших Тесты в целый образ жизни.

Сняли дом в Хейт-Эшбери и «Благодарные Мертвецы», и это уже было не прежнее общинное житье-бытье, когда все кому не лень набивались в один-единственный дом. Они жили в стиле Проказников, как группа с именем и собственной миссией, которая состояла в музыке и психоделическом видении мира… Да… Худой до прозрачности малый с обрамляющими лицо невероятно прикольными волосами и бородой Иисуса, в круглых очках в проволочной оправе, по имени Чет Хелмс, собрал группу под названием «Фамильный Пес». Они также жили в стиле Проказников, в гараже на Пейдж-стрит, 1090, и играли на рок-н-ролльных танцах в окружении индейской символики. Они участвовали в Фестивале Полетов. Хелмс был торчком, но торчком весьма деловым. От него не укрылось, что Фестиваль Полетов несет с собой новую волну. Он затеял постоянный, еженедельный Фестиваль Полетов, с продажей билетов, в танцевальном зале «Аваллон» на углу Ван-Несс и Саттер. Тем же занимался и импресарио первого Фестиваля Полетов Билл Грэхэм, заведовавший проведением Фестивалей в «Филмор аудиториум» – танцевальном зале на углу Филмор и Джири. Еще на первом Фестивале Полетов между Грэхэмом и Кизи вспыхнула ссора по поводу того, кому из них распоряжаться выручкой, и кончилось все паскудным и тягостным мгновением, когда Грэхэм решил пойти на мировую, а Кизи посмотрел на протянутую ему руку и удалился. Однако суть Кислотного Теста Грэхэм ухватил точно. Как в «Филморе», так и в «Аваллоне» Кислотные Тесты проводились по образцу Теста Проказников, со всеми средствами информации – рок-н-роллом, кинофильмами и таинственными амебно-межгалактическими световыми эффектами. В «Аваллоне» учитывались даже такие детали, как стробоскопы и места на танцплощадке, где можно было в лучах невидимого инфракрасного света возиться с краской дневного свечения. Короче, все, кроме… четвертого измерения… Космо… вещи, возникающей в три пополуночи… опыта восприятия, кайроса… «Они знают, где это находится, но не знают, что это такое…» И все же Тесты в обоих танцевальных залах были восприняты как важнейшие события, как парадный вход… в Жизнь.