До чего же было весело, черт подери! Пародия за пародией рождались в их головах, бредовые метафоры судьбы, бредовые строчки, достойные собачьего бреда хорошего поэта, заглянувшего в задницу неотвратимому року:

«Ветер, ветер, унеси меня отсюда, вперед, пусть даже путь далек!..»

Еще! Еще! Громче музыку, еще вина!

«…Океан, океан, океан, я все-таки тебя одолею, я сокрушу тебя на сей раз. Пятками попру я бесплодные ребра твои…»

Росла и росла записка, словно подробный отчет о предстоящей безрассудной поездке вдоль побережья в поисках столь полюбившегося ему крутого обрыва, чтобы броситься с него в океан, вся эта картина отчетливо представлялась неистощимому воображению Кизи и Горянки, устроившихся на потрепанном ковре в общей комнате Бэббса. Черт возьми, надо бы вставить туда малость кислоты – они поверят в то, что треклятый придурок-наркоман наглотался грозной ЛСД и сломал наконец себе шею, – и еще, черт возьми, шмякнем-ка мы как следует о дерево этот прикольный автомобиль, зальем все калифорнийское побережье кровавым правдоподобием:

«…И вновь я потерял океан. Прекрасно! Сотни миль проехал я в поисках особенного, только моего, обрыва, кислота застилает мне глаза, и я не в силах отыскать океан, кончилось тем, что я врезался в секвойю…»

Прекрасно! Готов, Рон? Он влезает в грузовик Бойса, и они направляются на юг, в сторону Сан-Диего, мексиканской границы, Тихуаны и страны всех компетентных Изгоев.

То, что произошло с Проказниками после бегства Кизи в Мексику, весьма походило на то, что в книге Германа Гессе «Паломничество в Страну Востока» произошло с Братством после того, как сбежал Лео, да, в такой четкой синхронности было нечто прикольно сверхъестественное… вот именно… Проказники! и великое автобусное путешествие 1964 года! весь их Фильм. Хотя нет: Фильм продолжался. Фантазия Гессе во всем совпадала с их собственной. Она продолжалась – вплоть до этого странного рубежа…

Лидера Братства в «Паломничестве» звали Лео. Открыто никто его лидером не признавал: как и Кизи, он был «ненавигатором» образовавшегося Братства. А исчез Лео внезапно, «нежданно покинул нас в опасном ущелье Морбио Инфериоре (Скверного недуга)», в тот момент, когда Братство было как никогда глубоко погружено в свое Паломничество в Страну Востока, на критической стадии полета, то осуждавшегося, то вызывавшего изумление. «С этого часа в нашей общности больше не было ни устойчивости, ни единомыслия, хотя наша великая идея пока еще не давала нам разбрестись. Ах, как хорошо помню я наши первые споры! Они были чем-то совершенно новым и неслыханным в нашем доселе столь ненарушимо единодушном Братстве. Их вели со взаимным уважением, с учтивостью по крайней мере сначала, они еще не вели ни к стычкам, ни к личным попрекам или оскорблениям; пока мы еще готовы были стоять против всего мира как неразрывно сроднившиеся братья…» Однако вражда становилась все более ожесточенной, и рассказчик Г. уехал после того, как всех поразил Скверный Недуг. А рассказчик Хартвег уехал после…

До чего же сверхъестественна подобная синхронность!

В отсутствие Кизи лидером стал Бэббс. Не проводилось ни собрания, ни выборов, не было даже прощального распоряжения Кизи. Лидером становится Бэббс, – до… коллективного сознания это дошло мгновенно, не требовалось никаких раздумий. Все оставшееся в Ла-Хонде имущество они упаковали и отвезли в Орегон родителям Кизи. Архивы они заныкали в «Размахе», а позднее переправили их в Орегон, в дом Чака. Завещали они кое-что и другим торчкам, к примеру, громадный круглый стол, сплошь покрытый резным орнаментом работы Ангелов Ада. Стол они вручили новой психоделической группе «Анонимные Художники Америки», обосновавшейся в Скайлонде, в усадьбе под названием «Ранчо Диабло». Себе они взяли все, что могло сгодиться для Кислотных Тестов.

Бэббс назначил местом проведения Кислотных Тестов Лос-Анджелес, и туда с грохотом покатил автобус. Не успели они доехать до места, как начались мелкие дрязги – «в нашей общности больше не было ни устойчивости, ни единомыслия, хотя наша великая идея пока еще не давала нам разбрестись. Ах, как хорошо помню я наши первые споры!» Бэббс чересчур много приказывает – Кизи, ненавигатор, попросту высказывал свое желание и дожидался, когда оно дойдет до Коллективного Сознания. Бэббс командует, как вармии… мы же не бойскауты». Все издевки Бэббса обернулись вдруг сплошным ядовитым сарказмом. Его загадочные замечания, его прямота обернулись жестокостью. Кое-кто из Проказников даже начал сочувствовать бедолагам вроде Панчо Подушки, жалеть этого всеми унижаемого кислотно-болтливого придурка Панчо.

Панчо, вечно терзаемый мучительным самокопанием, все еще отчаянно стремился оказаться в автобусе. Бедняга истратил все до последнего гроша, чтобы добраться из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, и в один прекрасный день догнал автобус в Лемон-Гроуве. Растянув рот в выражающей самые братские чувства улыбке, Панчо засеменил к автобусу, но, когда он уже поднимался по ступенькам, в двери его встретил Бэббс.

– По-моему, тебя сюда никто не звал, – сказал Бэббс.

– Что ты имеешь в виду? – говорит Панчо. – Я что, не могу войти в автобус?

– В автобусе никто не хочет видеть тебя в автобусе.

Улыбка с лица Панчо, разумеется, стерта, и забегавшими, как шары в бильярде-автомате, глазами он пытается разглядеть, кто сидит в автобусе, вы все меня знаете, я же Панчо!

– Ну конечно… я знаю, что кое-кому я действую на нервы, – говорит Панчо, – но я столько проехал, чтобы быть вместе с вами, ребята, к тому же я потратил на дорогу все деньги…

– Нас это не волнует, – раздается голос одного из тех, кто находится в автобусе.

– Послушайте, – говорит Панчо. – Я буду молчать. Я буду делать все, что вы захотите. Мне просто хочется помогать вам с Тестами. Я буду выполнять любую…

– Нас это не волнует. – Голос кого-то другого, в автобусе.

– …любую работу, буду у вас на побегушках, да мало ли будет разных дел…

– Нас это не волнует.

Потеряв дар речи, Панчо стоит как вкопанный, и лицо его заливается краской.

– Вот видишь, – говорит Бэббс, – что я тебе говорил! По-моему, никто тебя в автобус не звал.

Панчо в оцепенении спускается по ступенькам обратно и устало плетется прочь.

Что ж, посмеялись они от души. Ох уж этот прикольный Панчо Подушка! Вот уж кто охоч до скверных полетов! Исключительный кайфоломщик! Живая бредятина…:однако смех, вызванный сыгранной над Панчо шуткой, оставлял во рту металлический привкус…

Бэббс снял в Лос-Анджелесе старый особняк, называвшийся «Сан-Суси», невероятных размеров ветхий, полуразрушенный дом с куполом и каменной балюстрадой, сплошь обваливающийся и рассыпающийся, однако сохранивший стиль. Когда владелец обнаружил в доме компанию битников, он пришел в ярость, но это было потом. Так или иначе, в один прекрасный день все собрались там, и один из Проказников высказал совершенно не свойственную Проказникам вещь. Громко и отчетливо он заявил:

– Хочу выразить вот какую мысль: я терпеть не могу Марджи и не хочу, чтобы она оставалась с нами.

Не-прикольно-вероятно! Он говорил о Мардж Барже. И вот все взгляды обратились на Бэббса, который взял на себя принадлежавшую раньше Кизи роль человека, принимающего решения. Бэббс поворачивается к Мардж Барже и произносит:

– Что ты об этом думаешь?

Мардж говорит:

– Я думаю, что это просто глупо, – причем с такой спокойной, ровной уверенностью, что никто больше об этом не заговаривает.

Происшествие незначительное – но и оно приближало назревавший раскол, приверженцы Бэббса против тех, кому Бэббс уже надоел. Позже они поймут, что нередко винили Бэббса только за таинственное чувство утраты, охватившее их в разгар смелого предприятия. Они судорожно искали объяснение, и причиной всему казался Бэббс. А что они наверняка утратили, так это магическую цементирующую основу, коей была притягательная сила Кизи. «Чем несомненнее делалась утрата, тем необходимее представлялся он сам, – без Лео, без его приветливого лица, без его веселости и его песен, без его веры в наше великое предприятие само это предприятие по какой-то неизъяснимой причине казалось обессмысленным».