С учетом этого обстоятельства, а также перспективы вступления в НАТО Западной Германии и воссоздания ее вооруженных сил Эйзенхауэр после консультаций пришел к выводу, что второй вариант более предпочтителен. К нему склонялись и главы европейских союзных стран, но президент Трумэн всё не мог принять решение. Эйзенхауэр, весьма критично относившийся к президенту, записал в дневнике за месяц до объявления о своем назначении: «Бедный [Трумэн] — в общем неплохой человек, который, как выяснилось во время шторма, не умеет плавать… Если бы только его мудрость соответствовала его добрым намерениям»^{492}.

Эйзенхауэр приступил к исполнению обязанностей главнокомандующего вооруженными силами НАТО 1 января 1951 года. Этот пост он занимал недолго — до конца мая 1952-го.

Начал он с посещения столиц всех стран — членов НАТО. За ним последовало первое заседание командования НАТО, в состав которого в соответствии с планом Эйзенхауэра (одобренным главами всех государств-членов) вошли командующие вооруженными силами отдельных стран, а от США еще и представители родов войск (как мы помним, Эйзенхауэр являлся по совместительству командующим американскими войсками в Европе). Вооруженные силы США формально были включены в объединенную армию в полном составе, но фактически в распоряжении объединенного командования находились только дивизии, располагавшиеся в Европе.

Первое заседание командования завершилось скандалом. Командующий американскими военно-воздушными силами в Европе генерал Лорис Норстед (в 1956 году стал главнокомандующим силами НАТО) вспоминал, что, слушая жалобы представителей европейских стран, «генерал Эйзенхауэр становился всё более недоволен таким крайне отрицательным подходом и в конце концов просто грохнул кулаком по столу, его лицо покраснело, и он воскликнул голосом, который, наверное, был слышен двумя или тремя этажами ниже: “Я знаю об этих недостатках, но я сам занимаюсь ими, и вы также должны этим заниматься. Давайте теперь действовать!”». «Вслед за этими словами, — свидетельствует Норстед, — он еще раз стукнул по столу и вышел. Просто повернулся, не сказав более ни слова, и вышел. И, поверьте мне, настроение изменилось. Сразу возникла атмосфера решимости — мы это сделаем»^{493}. Можно усомниться в том, что настроение изменилось немедленно, но, безусловно, Эйзенхауэр своим авторитетом оказал влияние на чувства и намерения подчиненных и коллег.

Менее чем через месяц после назначения Эйзенхауэра вызвали на родину для отчета перед Конгрессом. Конечно, такой отчет был слишком поспешным, но возражать законодательному органу не принято. Несколько дней Дуайт работал над текстом речи, с которой выступил на объединенном заседании палаты представителей и сената 1 февраля. Основной смысл выступления состоял в том, что западноевропейские государства слишком слабы, чтобы защищать себя самостоятельно, но готовы внести посильный вклад при условии надежной американской помощи. Когда войска НАТО будут укомплектованы, они составят 40 дивизий, из которых только шесть будут направлены в Европу из США.

В завершение доклада Эйзенхауэр остановился на самом больном вопросе — о возрождении западногерманских вооруженных сил. Он весьма ловко повернул проблему в наиболее безопасную сторону, заявив: «Западноевропейская ситуация не будет стабильной до тех пор, пока Германия не станет достойным, уважаемым членом [союза], вносящим в него свой определенный вклад»^{494}.

Выступление получило положительные отклики в прессе. Аналогичной была и реакция Конгресса — через два месяца он одобрил дополнительную отправку в Европу четырех американских дивизий.

Возвратившись в Европу, Дуайт приложил максимум усилий, чтобы обеспечить необходимый вклад европейских стран в военные структуры НАТО. Он вновь и вновь убеждал высших государственных деятелей и военных, что «мы (США. — Г. Ч., Л. Д.) не можем быть современным Римом, гарантирующим незыблемость дальних рубежей нашими легионами» и в перспективе американские войска должны будут возвратиться на родину, а европейским государствам предстоит самостоятельно оберегать свои границы^{495}.

Эйзенхауэр вновь и вновь настаивал, что Соединенные Штаты должны будут постепенно сокращать свое военное присутствие в европейских и других странах в связи с увеличением ответственности этих стран за собственную безопасность и с необходимостью сокращения военных расходов, сохранения сбалансированного национального бюджета США. Он сравнивал бюджетный дефицит с наркоманией: каждая доза наркотика усиливает зависимость от следующей дозы^{496}.

Именно в таком духе была выдержана первая речь Эйзенхауэра, произнесенная в Нормандии 6 июня 1951 года, в седьмую годовщину высадки союзных войск, транслировавшаяся на всю Западную Европу. Дуайт завершил ее словами: «Никогда вновь на этих берегах не должна вестись кампания по освобождению»^{497}.

Хотя эти слова показались большинству слушателей намеком на необходимость предотвращения захвата Западной Европы Советским Союзом, Эйзенхауэр, став однозначным сторонником холодной войны, занимал в ней относительно умеренные позиции. В частности, в дискуссиях по поводу возможности нанесения упреждающего атомного удара по СССР он твердо занимал отрицательную позицию, объясняя ее не только политическими и моральными, но также чисто практическими соображениями. Он подчеркивал, что в современных условиях нанести внезапный удар невозможно, что СССР в состоянии ответить ударом по основным центрам Западной Европы и, возможно, США. Даже если американские бомбы были бы сброшены на Москву, как-то написал Эйзенхауэр, Советская армия будет в состоянии овладеть всей Европой^{498}.

Более того, он высказывал мысль о социально-политической опасности монопольного владения оружием массового уничтожения. Он писал президенту компании «Дженерал моторе» Чарлзу Уилсону: «Ни одному человеку, который ясно не понимает, что между национальной безопасностью и национальной ответственностью существует взаимозависимость и что постоянное сохранение сокрушающего преимущества военной силы в конце концов приведет к диктатуре, не может быть доверен никакой ответственный пост в нашей стране»^{499}.

Такого рода заявления в большей или меньшей степени соответствовали настроениям широких кругов американского общества, в первую очередь предпринимателей, связанных с Республиканской партией, которые настаивали на сокращении программ иностранной помощи, на сохранении сбалансированного бюджета и крайне опасались бюджетного дефицита и инфляции, полагая, что они могут привести к тяжелому экономическому кризису. Более того, республиканская «старая гвардия», ранее занимавшая воинственные изоляционистские позиции, в новых условиях, когда США превратились в самую мощную державу капиталистического мира, от помощи которой во многом зависели страны не только Запада, но и Востока, стала более «интернационалистской», по вопросу о зарубежных обязательствах США значительно приблизилась к умеренной позиции Эйзенхауэра. Высказываясь по глобальным проблемам современного мира, главнокомандующий силами НАТО проявлял себя всё более зрелым политиком, выходя далеко за пределы своей служебной ответственности.

С лета 1951 года стали формироваться общественные организации под названием «Граждане за Эйзенхауэра» (или под другими, имевшими тот же смысл), причем с полного одобрения самого генерала. Некоторые из них называли себя даже клубами Айка. У организаций нашлись щедрые финансисты: взносы в их фонды вносили члены «банды», и особенно активно Джордж Уитни, президент компании Джона Пирпонта Моргана.