Многие авторы считают, что это была крупная политическая ошибка, ибо в глазах значительной части мира американцы из защитников страны, подвергшейся нападению, превратились в агрессора, спровоцировав этим вступление в войну Китайской Народной Республики. Вступившие в Корею войска именовались «отрядами народных добровольцев», но на самом деле являлись хорошо экипированной и опытной регулярной армией, вступившей в военные действия во второй половине октября. Военные действия шли с переменным успехом. Летом 1951 года начались переговоры о перемирии, которые то прерывались, то возобновлялись{486}.
Трумэн не счел нужным пригласить Эйзенхауэра для консультаций, тем не менее через три дня после начала войны генерал по своей инициативе отправился в Вашингтон, где встретился с рядом высших военных руководителей и был разочарован их нерешительностью и отсутствием вариативных планов ведения военных действий. В своем негодовании Эйзенхауэр не исключал даже применения в Корее атомного оружия (правда, сопроводил дневниковую запись об этом словами «не дай бог»){487}. Хотя биограф Эйзенхауэра замечает, что тот был в удобном положении, так как мог давать советы, не неся никакой ответственности{488}, это было не совсем верно. Стяжавший славу военачальник нес особую морально-политическую ответственность: неудачная рекомендация, в случае следования ей, могла умножить число жертв и нанести тягчайший удар по его авторитету в той области, в которой он считался общепризнанным экспертом.
Совершенно неожиданно некоторые деятели, связанные с Демократической партией и правительством, стали ставить первые неудачи американских войск в Корее, а затем и недостаточно успешные, по их мнению, наступательные действия ему в вину. Неполную подготовленность к ведению военных операций политики-демократы связывали с сокращением военного бюджета в предыдущие годы. Дуайт был вынужден защищаться, доказывая, что в качестве председателя Объединенного комитета начальников штабов занимался только распределением уже выделенных средств между родами войск{489}.
В сложившихся условиях Эйзенхауэр считал недопустимым для себя оставаться в должности президента университета — сказывались неудовлетворенность этой работой, главное, недовольство, что он, человек военный, остается в стороне от выработки решений, считавшихся в то время судьбоносными.
В определенном смысле ему повезло. 4 апреля 1949 года в Вашингтоне был подписан документ о создании Организации Североатлантического договора (North Atlantic Treaty Organization). В НАТО первоначально вошли десять европейских государств — Великобритания, Франция, Италия, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Норвегия, Дания, Исландия, Португалия и два заокеанских — США и Канада. Естественно, Соединенные Штаты, наиболее мощная страна из числа новых союзников, играли ведущую роль в организации, хотя юридически все они были равноправны. Корейская война на некоторое время переместила центр внимания западных держав на Дальний Восток, но когда положение в регионе несколько стабилизировалось, американская администрация сконцентрировалась на укреплении североатлантической военно-политической организации.
Важнейшей составной частью ее должны были стать объединенные вооруженные силы, которые еще предстояло создать. Только через полтора года после образования НАТО союзники сообразили, что войсками должен кто-то командовать. Когда осенью 1950 года начались консультации глав союзных государств по этому поводу, прежде всего называлось имя Эйзенхауэра. Принимались во внимание важнейшие факторы: боевой опыт генерала, всего лишь за пять лет до этого успешно завершившего операцию против Германии на западном направлении, его хорошее знакомство с рядом глав государств и правительств стран — участниц НАТО, высочайшую популярность среди политиков и в самых широких общественных кругах европейских стран.
В конце октября 1950 года Трумэн пригласил Дуайта в Белый дом и официально предложил ему новый пост. Эйзенхауэр ответил точно так же, как при назначении на должность начальника штаба: «Я солдат и готов выполнять любые приказы моего начальства». Настаивал он только на одном: Верховный главнокомандующий, каковым являлся президент, должен отдать формальный приказ, не сообщая, что велись предварительные переговоры{490}. Эта оговорка была, видимо, связана с тем, что Дуайт не хотел, чтобы возникла видимость, будто он «выпросил» новый пост. После согласования кандидатуры на высшем уровне 15 декабря было опубликовано сообщение о назначении генерала Эйзенхауэра главнокомандующим объединенными вооруженными силами Организации Североатлантического договора и одновременно командующим американскими вооруженными силами в Европе. Официальное коммюнике по этому поводу напечатали газеты всех стран мира.
Дуайт был горд новым назначением, не просто избавлявшим его от университетской скуки, а ставившим в центр международных событий. Он писал сыну: «Я считаю эту работу наиболее важной во всём мире»{491}.
На первый взгляд эти слова могут удивить, ведь в атлантической зоне «горячей» войны не было — военные действия шли только на Дальнем Востоке. Но в западных правительственных кругах и среди военных было широко распространено мнение, что, нарушив атомную монополию США, овладев атомным оружием, СССР может решиться на «западноевропейский поход». Об этом доносила американская разведка, на эту же мысль наводили экономические (огосударствление экономики) и политические (фактическая ликвидация многопартийности) преобразования в странах Центральной и Юго-Восточной Европы. В западных военных кругах обсуждались вопросы ведения войны против СССР и стран «народной демократии», не исключалась и возможность нанесения превентивного ядерного удара по жизненно важным советским центрам.
Разместив свою новую штаб-квартиру в Париже, Эйзенхауэр приступил к созданию объединенных вооруженных сил. Задача была очень сложной. Необходимо было прежде всего решить принципиальный вопрос, будут ли эти силы представлять собой интегрированную армию, состоящую из национальных соединений, или самостоятельные подразделения отдельных государств под общим командованием. Оба варианта имели свои преимущества и недостатки.
В первом случае в распоряжении Эйзенхауэра должна была находиться армия, неуклонно следующая его распоряжениям, с унифицированным вооружением, единой логистикой и другими преимуществами полной интеграции. Однако это означало, что члены НАТО выделят в его распоряжение только часть своих вооруженных сил, возникнет неизбежный торг между правительствами, а фактически объединенной армией станут именоваться американские вооруженные силы в Европе. Такое решение резко критиковала значительная часть депутатов Конгресса. Влиятельный республиканский сенатор Роберт Тафт, в свое время один из главных оппонентов «нового курса» Рузвельта, возражал даже против пребывания в Западной Германии в мирное время двух американских дивизий. Помимо этого было ясно, что невозможно противостоять СССР без участия в объединенных силах германской армии. Между тем Федеративная Республика Германия не являлась членом НАТО. Против ее принятия в блок и тем более против возрождения германских вооруженных сил резко возражали широкие круги европейских стран, особенно Франции. Эйзенхауэру предстояло убедить не только военачальников западных держав, но и их правительства, что Западная Германия теперь является не врагом, а союзником.
Вторым вариантом создания армии НАТО являлось сохранение в каждой стране вооруженных сил под общим командованием, имеющим ограниченные полномочия, ибо национальные армии подчинялись прежде всего собственным правительствам. Вспоминая опыт Второй мировой войны, Эйзенхауэр отлично понимал, насколько сложно в этом случае будет обеспечить единство планов и действий. Но главным преимуществом этого варианта являлось включение в состав объединенных сил армий всех стран-участниц в полном составе.
