При Н. А. Щелокове ежеквартально составлялись планы выступлений руководящего состава органов МВД СССР, начиная с министра, в центральной печати, по Всесоюзному радиовещанию и Центральному телевидению. Его статьи с анализом состояния в стране пьянства, рецидивной преступности, правонарушений несовершеннолетних, дорожных аварий регулярно появлялись в прессе.

Устраивались прямые телефонные линии министра с читателями «Комсомольской правды». Щелоков часто выступал на страницах этой газеты. Требовал и от подчиненных активнее «работать над лицом милиции».

Как говорилось в знаменитом приказе министра «О вежливом и внимательном отношении работников милиции к гражданам: «Надо сделать все для того, чтобы понятие и представление о милиции у населения было связано только с честностью, культурностью, вежливостью и законностью».

С конца 60-х годов началась история пресс-служб ряда областных органов внутренних дел. Объем выступлений в печати, по радио и телевидению, посвященных нелегкой работе сотрудников милиции, различным правовым вопросам, профилактике преступлений с каждым годом увеличивался.

10 ноября 1974 года по Центральному телевидению была передана пресс-конференция Н. А. Щелокова. Министр систематически выступал и с трибуны на всевозможных конференциях и встречах. Опять же его популярность, узнаваемость вызывала ревность, раздражение у многих в Политбюро. Им представлялось, что используя дешевый популизм, Щелоков стремится занять более высокое карьерное положение.

Как министр реагировал на негативные публикации в СМИ о деятельности милиции? Ведь в то время «печатное» слово имело огромную силу.

Бывший главный редактор «Советской России» М. Ф. Ненашев в разговоре со мной вспоминал беседы с Н. А. Щелоковым, после таких статей: «Министр незамедлительно реагировал на них, старался вникнуть в суть проблемы, исправить ситуацию».

Приведу свидетельство и журналиста Юрия Феофанова о реакции главы МВД на негатив со стороны СМИ. «Помню случай. «Известия» тогда много критических материалов публиковали о милиции. Однажды меня вызывают к главному редактору, Льву Николаевичу Толкунову. У него в кабинете Щелоков, быть может, самый всесильный тогда министр внутренних дел. Надо отдать должное, он много хорошего сделал для милиции и заботился о ее престиже. Так Николай Анисимович говорит: не все же в милиции так плохо, как вы изображаете, и героических дел много, и людей защищают милиционеры, и помощь оказывают. Отвечаю: все так, однако посмотрите нашу почту — там случаев произвола со стороны охранителей порядка хоть отбавляй; иногда вопиющих случаев. «Вот что, — говорит министр, — вопиющие прямо ко мне, вот координаты моего помощника, на редакционном конверте помечайте «лично»». Все «вопиющие» случаи мы, разумеется, опубликовать не смогли бы при всем желании. А вот отправка жалоб в МВД с пометкой министру «лично» помогла многим, а многих просто спасла»[182].

Приведу и такой любопытное воспоминание внука адвоката С. В. Каллистратовой, взятое из книги Е. Печуро «Заступница: Адвокат С. В. Каллистратова». «Галю целый год не прописывали в квартиру отца (совершенно незаконно), явно намекали на необходимость дать взятку. Министром внутренних дел в то время стал Н. А. Щелоков. Про него ходило много историй, которые Соня (Софья Васильевна — М. Б.) нам весело пересказывала. Например, о том, как по его приказу был прописан друг фаворита Щелокова некий Кудрейко (Вольт Митрейкин — М. Б.). Соня сразу процитировала Маяковского: «…кудреватые Митрейки, мудреватые Кудрейки — кто их к черту разберет!»

Он после отбытия заключения не имел права жить в Москве и, навещая мать, обычно при появлении милиционера прятался у нее в шкафу. На этот раз милиционер (в чине майора) явился в 23.00 и был в полной панике, не обнаружив Кудрейко у матери, так как имел на руках приказ Щелокова «прописать сегодня же». Кудрейко, услышав, в чем дело, вылез из шкафа, был отвезен на машине в паспортный стол и действительно прописан до истечения суток.

Министр был нестандартный. И вот, прочитав о встрече Щелокова с преподавателями и студентами МГУ, Сонечка вдруг предложила: «А давайте напишем министру, только не просто жалобу, а под видом отклика профессора Широкова (Галиного отца) на выступление в университете — иначе до адресата не дойдет». Содержание речи мы знали из газеты — об обновлении милиции. И вот Соня с ходу, под хохот всего семейства, пишет письмо в утрированно академическом стиле, в котором нетрудно было заметить изысканную издевку. Однако реакция на «отклик» была мгновенной: ровно через три (!) дня моему отчиму позвонили из паспортного стола и попросили приехать. Ближе к вечеру позвонил какой-то чиновник из МВД: «Ребенка прописали? Еще жалобы есть? Если будут, — звоните»…

А в 1973 г. Сонечка еще раз написала Щелокову (на этот раз маме пришлось ее долго уговаривать). Теперь моего брата Сережу, вернувшегося из Томска, отказались прописывать на Воровского, хотя до отъезда он там жил. Соня с обоснованным заявлением пошла просительницей в Моссовет. Там ей сказали: «Мамаша, мы законы сами знаем, пишите «в порядке исключения». Но и «в порядке исключения» отказали. И Сонечка написала от имени Сережи: «Дорогой Николай Анисимович! Товарищи мне рассказали, как Вы помогли одному парню, который оступился. Теперь он стал врачом и лечит людей. Может, это и легенда, но ведь не про всякого такие легенды рассказывают! А Вас по имени-отчеству каждый подросток в стране знает. На Вас моя последняя надежда». Дальше шло изложение сути дела. А потом насчет того, что «паспортистка говорит (она действительно так говорила): «Бабушка скоро умрет, ты хочешь комнату получить», а я наоборот считаю, что я о бабушке буду заботиться и она долго будет меня воспитывать…»

(Это тоже оказалось правдой.) Все друзья, читая это письмо, очень смеялись, говорили, что точно в Сережином стиле. Но Сонечка опасалась, что «переборщила». Оказалось — нет, в самую точку».

К этому добавлю, что с начала 1970-х годов Н. А. Щелоков пробивал инициативу провести паспортизацию всего сельского населения. Большинство жителей на селе проживали без паспортов. Фактически они были прикреплены к земле. У рабочих совхозов и МТС, даже у лошадей паспорта были, а у колхозников — нет. Равных прав у крестьян с остальным населением не было. Совет министров и отдел ЦК по сельскому хозяйству были против предложения министра внутренних дел выдать паспорта, опасаясь, что они уедут из деревни и некому будет работать. Но Брежнев поддержал предложение Щелокова.

В результате в 1974 году было утверждено «Новое положение о паспортной системе в СССР». В отличие от всех предыдущих постановлений паспорта начали выдавать всем гражданам СССР, впервые включая и жителей села, колхозников. Правда, полная паспортизация началась лишь 1 января 1976 года и закончилась 31 декабря 1981 года. За шесть лет в сельской местности было выдано около 50 миллионов паспортов.

Причем, предлагалось для людей, побывавших в заключении, сделать специальную пометку. Щелоков решительно выступил против такого «клейма» в паспорте.

Запись Л. И. Брежнева для обмена паспорта.

Отдельно следует сказать о реформировании пожарной охраны, в то время входившей в систему МВД СССР. К тому же сегодня, говоря о наградах министра, часто с иронией упоминают о том, что «Щелоков получил даже знак «Почетного пожарного»».

Министру потребовалось кардинально перестроить работу этой службы, тесно связанной со всеми сферами экономики.

В те годы в стране вводились в строй крупнейшие ГРЭС, ряд атомных электростанций. Создавались территориально-производственные комплексы, строились крупнейшие в мире нефтегазохранилища, мощные объекты нефтехимии, нефте- и газопроводы, крупнейшие животноводческие фермы, зернохранилища, росли новые города, которые застраивались домами повышенной этажности.