Ввиду громоздкости и дороговизны механизмов, с одной стороны, и дешевой рабочей силой в Донбассе, с другой — механизация в горнопроходческих работах внедрялась до революции крайне медленно. После Гражданской войны, несмотря на невиданные темпы восстановления угольной промышленности, труд шахтеров оставался по-прежнему сверхтяжелым.

В 1929 году Наркомат тяжелой промышленности СССР включил кадиевскую шахту имени Ильича в число лучших предприятий СССР. Но добывать уголь в этой шахте было делом нелегким. Месторождение имело различные нарушения: сбросы, сдвиги, пережимы. В пределах одной и той же лавы резко менялся угол падения угольного пласта.

Из-за непостоянства залегания пластов трудно было выбрать систему разработки. Поэтому, на такой шахте работать было куда легче ручным способом.

Несмотря на слабость боковых пород, разработка пластов велась все же длинными забоями в виде длинных столбов. Ильичевцы не удивлялись, если в одной и той же лаве они вчера работали на пологом, а сегодня — уже на крутом падении, или сегодня работают, а завтра уже нет пласта — наткнулись на сброс. В этих условиях требуется величайшее хладнокровие, большая находчивость, чтобы быстро, на ходу, перестроиться, не снижая добычи угля, в котором так нуждалась страна.

Приведу свидетельство о работе в забое Николая Щелокова: «Шахта № 1 имени Ильича. Опускаешься в клети на 220 метров. Идешь по штреку, спускаешься в лаву и полтораста метров ползком на своих собственных «салазках». Не то что распрямиться — тут и согнуться негде.

Работают лежа. Лежа рубят, лежа грузят уголек. Как писал поэт Донбасса Николай Анциферов:

В шахте работать не все могут, но те, кто остается, остается навсегда, и они составляют шахтерское ядро. Это они несут шахтерскую славу труда».

Такие условия труда шахтеров формировали особый характер, главными чертами которого были: упорство, отвага, чувство товарищества, взаимовыручки.

Так формировался донбассовский характер Щелокова.

С юношеских лет он жил в изнурительном режиме. Днем работал на шахте, вечером занимался в училище, после, уже дома — самоподготовка по книгам-пособиям «Готовься в ВУЗ». Плюс к этому работа в комсомоле (комсомольская организация в Кадиевке создана весной 1919 года). Николай подчинил свое время строгому графику, отнимавшему не только все свободное время после работы, но и от сна. К тому же, после работы на шахте и занятий в училище, он с десяток километров пешком добирался до дому. Возвращался в Алмазную поздней ночью. А утром в половине пятого торопился к поезду, чтобы успеть на работу. Только в субботу или воскресенье мог позволить себе сходить в клуб или в кино. «В те времена мы жили жадно, все хотелось сделать, успеть. Ведь нам тогда было по 17–20 лет. Откуда только бралась энергия, сила, увлеченный задор», — удивлялся он в зрелом возрасте.

Юность Щелокова пришлась на 20-е годы — НЭП, изобилие на прилавках… Новая экономическая политика была своеобразной передышкой, переходным этапом к «построению социалистического общества», когда временно начали действовать некоторые рыночные механизмы. Признали частную собственность, в обращение вошла стабильная валюта — конвертируемый червонец. Правда, на благосостоянии большинства граждан это мало отразилось, в карманах по-прежнему было пусто.

Но молодых это мало волновало. Учеба в Горнопромышленном училище давала знания, расширяла кругозор. И это несколько выделяло Щелокова и его однокурсников. Несокрушимая вера в будущее побуждали их бороться, творить и верить в счастливое будущее, забывая порой о еде и недостатках в одежде, обуви. Это их не волновало. Даже недостаток бумаги и учебников мало тревожил. Они понимали, что придет время, и все это будет. Все свои силы, энергию стремились отдать строительству новой жизни, работе и учебе.

Клубы назывались «Пролеткультами», другой культуры в те годы не признавалось. В них молодежь участвовала в самодеятельности, «драмкружке», «Синей блузе».

Театральное движение «Синяя блуза» — одно из ярких явлений 20-х. Основная идея его заключалась в том, чтобы стереть границу между игрой и жизнью, обычным человеком и актером. Участники движения играли без занавеса, часто без грима и театральных костюмов… Известно, что в «Синей блузе» участвовал Леонид Брежнев. Он даже мечтал стать актером. Имел определенный талант.

Николай Щелоков, напротив, не принимал участия в разнообразных постановках «синеблузников». Зато он любил диспуты.

Молодежь тех лет очень живо воспринимала все события общественной жизни, жила ими больше, чем личными заботами. Парни отвергали галстуки, девушки — банты и брошки. Устраивались диспуты, вечера вопросов и ответов, читали книги, статьи, слушали лекторов, выступали, спорили.

Не надо было особенно беспокоиться об аудитории. Стоило повесить объявление, как все уже знали, что в 7 часов вечера в клубе состоится лекция или вечер вопросов и ответов, после чего — танцы. И молодежь валом валила в клуб, такое было большое желание все знать о строительстве новой жизни.

В Кадиевку приезжали опытные лекторы из Луганска (тогда это был окружной центр). Николай Щелоков очень любил такие встречи. На них слушали лекции о морали, любви, дружбе, семейных отношениях, культурном облике комсомольца и др.

Часто устраивали диспуты — есть ли Бог и был ли Иисус Христос на земле. «На эти диспуты приглашали попа из поселковой церкви. Священник был с высшим богословским образованием, весьма начитанным и грамотным человеком в философии богословия. В диспуте же мы брали, как для нас казалось, верх над попом своим неверием в Бога, хлесткими цитатами, что «религия — опиум для народа», и требованиями доказательств фактами, что Бог есть. Но раз фактов нет — значит и Бога нет. Так заканчивались наши диспуты. Верующие старушки, конечно, проклинали нас.

На диспутах спорили, может ли комсомолец носить галстук, а девушка кольцо или красить губы губной помадой. Лекторы и выступающие были разные и среди нас. Так, Колька Чугреев, которого мы звали «чушкой» за то, что у него были большие белые брови и всегда как-то ходил он хмурым, хотя был начитанным и считался одним из первых учеников. На диспуте о галстуке ничего другого он не придумал, как поднял рубашку и демонстративно показал всем, что галстуком подвязал брюки. Вот, мол, для чего нужен галстук.

Теперь этот Колька — Николай Емельянович — доктор технических наук, профессор, и носит самые модные галстуки…».

Николаю Щелокову хорошо запомнился один молодой, но довольно бойкий лектор. Он читал комсомольцам лекцию о морали в клубе «Пролеткульт» (раньше он почему-то назывался «Биограф»).

«…Он же рубил с плеча: «О любви говорят и пишут поэты, и я тоже скажу словами поэта (кажется Маяковского):

Но ему тут же в ответ бросали реплику: «А на ком женились или женитесь — на моторе, заводской трубе или на паровом котле?»[8]

После лекции выступавшему посыпались вопросы, в том числе такой: «Лектор, скажите, пожалуйста, что же такое любовь?» В зале поднялся смех. Но лектору, видимо, не раз задавали подобный вопрос. И ответил он на него остроумно и убедительно, сославшись на авторитет наркома просвещения А. В. Луначарского.