Среди представителей среднего класса были популярны карты, кости и другие азартные игры. Житель Сассекса Томас Тёрнер и его жена любили вист, брег и криббедж, а вот пастор Вудфорд часто играл в нарды. Выиграв два шиллинга в кадриль, он сообщал: «Сегодня вечером нам было очень весело, и мы засиделись допоздна». Как правило, присутствовала и выпивка. «Ни один из нас не ушел спать трезвым», — замечал Тёрнер после ночной пирушки с друзьями. В другой раз он писал: «Мы продолжали пить как кони… и петь, пока многие из нас не напились, а затем пустились в пляс, срывая парики, шляпы и колпаки. И продолжали в том же духе (своим поведением больше напоминая сумасшедших, чем людей, которые именуются христианами)». В ту эпоху в Новой Англии местные власти считали подобное поведение неправомерным, и судебные отчеты пестрели записями о разбирательствах касательно пьянства в «неподобающее время»⁵.

Подробный дневник голландского учителя Давида Бекка показывает, каким был уровень социализации у представителей среднего класса в Гааге начала XVII века. Судя по наблюдениям Бекка, лунными вечерами родственники и друзья часто навещали друг друга. Возможно, недавно овдовевший автор дневника являл собой несколько нетипичный пример человека, стремящегося уйти из дому, но исключением в среде своих женатых приятелей он отнюдь не был. Сеть его ночных знакомств обширна. Помимо своего брата Хендрика, дяди, матери и тещи, Бекк общался с многочисленными друзьями, включая оружейника, который однажды январским вечером пригласил его на «праздничный ужин по случаю забоя скота». Несмотря на происходившие время от времени уличные убийства и пожары, ночи были заполнены поздними трапезами, пересказами старых баек, музыкой и беседами у огня «о тысяче вещей». Рекой текли вино и пиво. «Разговаривали и вместе согревались», — записал Бекк о ноябрьском вечере «доброго веселья», проведенном у брата. Спустя несколько дней в доме своего портного он присоединился к компании, коротавшей время «за песнями, танцами, игрой на лютне и прыганьем, подобно непослушным гаагским детям». Он ушел только в два часа ночи, «очень пьяный»⁶.

Социальная жизнь Сэмюэла Пеписа в Лондоне эпохи Реставрации была во многом соизмерима с существованием подобного рода. Близкие друзья Пеписа отличались большей изысканностью, а сам он был гораздо свободнее в собственных вкусах, чем Бекк. Но в остальном их времяпрепровождение было сходным. Если Пепис не работал допоздна в морском министерстве и у него не были назначены деловые встречи, то он проводил ночи за картами, трапезой с обильной выпивкой и едой, слушая музыку, как дома, так и за его пределами. «Просидели за картами после ужина до двенадцати ночи; так что при луне домой и в постель», — записал он в январе 1662 года. В другой вечер он оказался в собственном саду с сэром Уильямом Пенном, комиссаром морского министерства, и обоим было наплевать на ночное небо. «Мы оставались там до полуночи, беседуя и распевая песни, прихлебывая большими глотками кларет[41], поедая ботаргу[42], хлеб с маслом, и светила луна. Так что в постель — очень даже нетрезвым»⁷.

В раннее Новое время множество людей собиралось в пивных. В крупных и малых селениях эти заведения представляли собой средоточие социальной активности мужского населения. Посетители приходили сюда по вечерам, дабы поиграть в азартные игры, обменяться новостями, пошутить, но прежде всего, чтобы отдохнуть от работы, семьи и повседневных забот. В отличие от постоялых дворов, которые предоставляли усталым путникам ночлег, еду и вино, пабы предлагали мужчинам места для встреч более комфортабельные, нежели в их собственных домах. На континенте разновидностью пивных были французские кабаре, немецкие Wirthaus и испанские venta. Обстановка там была скромной: стулья и столы, а также огромный очаг. В интерьере некоторых из них имелись деревянные перегородки для того, чтобы обеспечить относительную интимность. В Англии в последовавшие за Реформацией десятилетия популярность пивных росла по мере того, как в прошлое уходили традиционные народные развлечения — религиозные праздники и связанные с ними забавы. «Я за всю свою жизнь не видел столько таверн и пабов, сколько их в Лондоне», — изумлялся Томас Платтер. Еще в 1628 году Ричард Роулидж пояснял: «Когда людям повсеместно запретили ходить на привычные им старые, древние состязания и игры, что последовало? Ну конечно, постоянное пребывание в пивных…<…>…так что люди по-прежнему могли встречаться, публично ли развлекаясь вне дома или в уединении в пабе. <…> Раньше проповедники клеймили флирт и совместные танцы девушек и юношей, а сейчас им приходится обличать пьянство и распутство, которые втайне процветают в пивных»⁸.

Пабы обслуживали в основном низшие слои населения, тогда как постоялые дворы и таверны привлекали более зажиточную клиентуру. Хотя купцы, йомены и состоятельные ремесленники удостаивали пивные своим визитом, все же значительная часть посетителей происходила из крестьян, подмастерьев, слуг и прочего бедного трудового люда. Они были как холостыми, так и женатыми, молодыми и среднего возраста. Согласно данным ряда подробных исследований о питейных заведениях Лондона, Парижа и Аугсбурга, наибольшее число клиентов приходили под вечер. Тогда как дневные посещения, в перерыве между работой, обычно были кратковременными, вечерние визиты могли длиться часами. Один француз, посетивший Лондон в начале 1660-х годов, заметил: «Портной или башмачник, если только у него нет срочной работы, оставляет свои труды и вечером отправляется выпить», при этом «частенько» он возвращается «домой поздно». Корреспондент из London Chronicle проклинал «дурацкое развлечение — вечером просиживать в пабе по три-четыре часа». Употребление эля, хмельного пива или вина приносило европейцам чувство мгновенного удовлетворения. Польский поэт XVII века заявлял:

Значение имела и питательная ценность напитков, «без которых крестьяне не смогли бы существовать, ибо их пища в основном состояла из продуктов, обеспечивающих плохой или недостаточный рацион», как утверждал один писатель. Пиво и эль были более безопасными для питья, чем молоко и вода, и к тому же они служили источником тепла, были «теплейшей подкладкой для шкуры голого человека», по выражению поэта Джона «Водного» Тэйлора⁹.

Столь же привлекательной была и возможность встретиться с товарищами, оказаться среди равных себе, пообщаться и выпить вместе с людьми «одного круга». «Добрая пьяная компания — это наслаждение для них; то, что они получают днем, они спускают вечером», — полагал Даниель Дефо. По мнению Джона Адамса, в колонии Массачусетс количество таверн увеличилось благодаря «бедному сельскому люду, уставшему от трудов и жаждущему компании». Пивные соревнования, распевание баллад, карты и домино, ритуал передачи друг другу трубки табака, тосты, произносимые за здоровье присутствовавших в переполненном питейном заведении, — все это укрепляло мужскую дружбу. Как пелось в песне «Добрый эль за мои деньги»: