Спустившись вниз, она протянула шкатулку поручику:

— Это для господина Рет — Ратуса.

Офицер задумчиво посмотрел на изящное изделие, потом бросил хозяину:

— Сумку, что ли, какую найди.

Хозяин кивнул и посмотрел на Наору.

— Вы так и собираетесь ехать, сударыня? А как же ваша ротонда?

— Ротонда? _ переспросила Наора.

— Она у меня в холодном чулане хранится. Одну минутку.

Он исчез и скоро вернулся, неся в охапку меховую ротонду, в которой когда–то давно — о, будто годы назад! — Наора приехала в Арафу изображать Прекрасную Герцогиню. Наора сняла казакин и надела ротонду.

Хозяин тем временем протянул поручику Гайалу клеенчатую кошелку, с какими хозяйки ходят на базар.

— Ты что? Ничего приличнее найти не мог?

— Так что ж мне прикажете, раскопки устраивать? — возмутился хозяин. — Берите что дают.

Поручик с тихим ворчанием поставил шкатулку в кошелку и, благо место еще оставалось, сунул туда же свернутый казакин.

— Вы готовы, сударыня? Тогда прошу…

…Наоре снилось, что она едет куда–то с Хастером. Положив голову ему на плечо. И его рука обнимает ее плечи, а вторая сжимает ее ладонь…

Она проснулась, но сон, казалось, продолжался — ее голова на плече, ее ладонь в руке. Наора повернула голову, выглядывая из–под капюшона, но мужчина, чья рука так нежно обнимала ее плечи, не был Хастером. Рядом, откинувшись на спинку, сидел поручик Гайал и, прикрыв глаза длинными ресницами, мечтательно улыбался.

Наора зашевелилась и осторожно высвободилась. Поручик деликатно убрал руку. Хорошенький, должно быть, вид у них был со стороны: молодой офицер после замечательно проведенной ночи везет из загородного трактира обратно на «цветочную аллею» уставшую девицу.

Было уже совсем светло, за деревьями мелькали дома.

— Где мы? — спросила Наора, пытаясь скрыть смущение.

— Считайте, уже Столица, — ответил поручик, глядя, собственно, не столько на окружающий пейзаж, сколько на Наору.

— Я так долго спала…

— Три часа, сударыня.

Наора стала поправлять ротонду, хотя особой необходимости в это не было. Поручик стал ей помогать.

— Благодарю вас, Гайял, — сказала Наора смущенно.

Она впервые назвала поручика по имени, и совершенно напрасно сделала. Тот истолковал это по–своему и, призывно глянув на девушку окаймленными большими пушистыми ресницами глазами, сказал негромко:

— Могу я осмелиться пригласить вас куда–нибудь сегодня вечером?

— Нет! — отрезала Наора и отвернулась к окну.

Поручик за ее спиной легонько пожал плечами.

Обустройство заняло совсем немного времени. Когда они вошли в подъезд, украшенный вывеской «Герб с трилистником» и увенчанный настоящим щитом с означенным гербом — причем, выходя из кареты, Наора демонстративно не заметила предложенной ей руки, — поручик тут же подошел к стойке, коротко переговорил со служителем и, вернувшись с ключами, предложил Наоре следовать за собой. Наора последовала.

И все время, пока они поднимались по лестнице, шли коридором — даже раньше, едва она вышла из кареты, едва ступила на землю и потом, пока ждала в холле, внизу, — Наора невольно оглядывалась по сторонам, и сердце ее трепетало. Нет, конечно, это глупо, надеяться вот так вот, прямо сейчас, прямо здесь встретиться с Хастером. Да и время урочное, он уже наверное ушел. А может, и не ушел, может, он спит вот за этой дверью… или за этой…

За той дверью, возле которой они остановились, Хастера быть никак не могло. Потому что поручик вставил в замок ключ, повернул его два раза и, открыв, замер на пороге ожидая.

Наора вошла. Комната была больше, чем ее «апартаменты» в «Ежике», и первой ее мыслью было опять же: «У Хастера, наверное, тоже такая»…

В таких номерах Наоре жить не доводилось: сразу было видно, что это приличная гостиница для приличных людей. Освещенная широким окном комната была обставлена скорее как гостиная; кровать стояла в довольно просторном алькове, отделенном тюлевой занавеской.

Наора сбросила ротонду в кресло и подошла к окну. За окном был бульвар и река. За рекой поднимались башни Императорского Дворца и, вдали, виден был купол Пантеона.

Поручик так и остался стоять в дверях. Наора не стала его приглашать. Вот еще! Опять возомнит что–нибудь не то. Она обернулась и произнесла тоном Прекрасной Герцогини:

— Благодарю вас, поручик. Вы можете быть свободны.

Поручик понял. Он поднял сумку, вынул оттуда казакин:

— Это ваше, сударыня.

При этом он старался не смотреть на Наору, и та отвечала ему тем же.

— Благодарю, — Наора взяла казакин и положила его на кресло поверх ротонды.

— Имею честь откланяться, — сказал поручик.

Наора кивнула, щелкнули каблуки, но дверь не закрылась. Выждав несколько секунд и быстро надев на лицо маску «Прекрасная Герцогиня сердится», Наора резко подняла голову и обожгла непонятливого поручика холодным взглядом:

— В чем дело, поручик?

— Простите, сударыня, — сказал тот, прикрываясь своими ресницами и розовея. — Прошу вас извинить мою неподобающую дерзость. Смею вас заверить…

— Вы свободны, поручик! — перебила его маска Прекрасной Герцогини. — До свиданья. — И Наора отвернулась окончательно.

За ее спиной щелкнули каблуки, скрипнула дверь и донеслись приглушенные удаляющиеся шаги.

Наора подождала, пока они удаляться и совсем стихнут, и засмеялась.

И смеялась она вовсе не над незадачливым поручиком. Он был только причиной ее смеха, поводом. Она смеялась, потому что все кончилось. Все! Вот она одна и может идти куда захочет. Может пойти погулять, может не пойти — и никто не остановит ее, не скажет «вам не следует ходить сюда, сударыня», не глянет исподлобья тяжелым взглядом…

Смеяться она перестала так же резко, как и начала. Маленькая, облегчительная истерика кончилась. Стало действительно легче, словно поплакала. Теперь можно было начинать что–то делать.

Раскладывая по ящикам необходимые вещички, раскрывая дверцы шкафа, деятельно заглядывая в уголки, словом, обживаясь на новом месте, Наора думала, что делать дальше. Собственно, ей было ясно что. Надо было написать письмо… нет, короткую записку Хастеру: мол, я в Столице, и если вы желаете, то можете найти меня… Снова нет. Нельзя ему называть адрес. Это нескромно. А то подумает, как этот симпатичный поручик… Надо назначить ему встречу. Да!.. Но где? Она ведь не знает Столицы… Значит, надо сначала выйти и поискать — чтобы это было где–нибудь рядом, но не очень близко…

Приняв это решение, Наора уже стала надевать казакин, но замерла. Нет, это тоже как–то… Назначают свидание кавалеры дамам, а если наоборот, то это и называется иначе… Мало ли, что это уже было между ними! Это у нее, у Наоры это было с ним и осталось _ а у него? Может быть, прав Рет — Ратус, и таких наор у него двенадцать на дюжину… Нет, надо сначала убедиться!

Недоодетый казакин сполз с плеча на пол, и Наора опустилась в кресло.

Что же делать?

И тут на нее нашло озарение: она знала, как надо поступить!

Наора бросилась к стоящему в углу небольшому бюро, на котором кто–то заботливый оставил письменный прибор, полдести писчей бумаги и даже дюжину конвертов, по дороге чуть не споткнулась о казакин, села, опробовала перо и начала писать.

Так сразу письмо ей не далось. Прежде она испортила четыре листа и порядочно изгрызла кончик пера. В результате получился следующий короткий текст:

«Хастер!

С недавнего времени я нахожусь в Столице, где, видимо, пробуду еще некоторое время. Если ты еще хочешь встретиться со мной, то можешь оставить записку у портье твоей гостиницы. Я непременно загляну туда, когда буду рядом, и назначу место и время встречи в зависимости от обстоятельств.

Наора.»

Наора перечитала текст несколько раз, вычеркнула слово «еще» и решила: да, именно то что нужно — достаточно сдержано, прилично, хотя и холодновато, конечно… Но иначе нельзя. Она не будет навязываться. Мало ли чего ей хочется! Надо соблюдать приличия… Она вздохнула. Придется, конечно, потерпеть. Как минимум до завтра. Но ведь она может и подождать, постоять возле Политехнической школы и посмотреть, как он поведет себя. Вот тогда все станет ясно!.. Когда у них кончаются занятия? Ах, ничего–то она не знает!.. Но сейчас еще рано, наверняка рано. Она успеет…