У себя в комнате Хастер огляделся. Его чемодан уже стоял возле кровати, в точности такой, как в общих комнатах, лишь как привилегия для высшего сословия, возле нее стояла прогретая жаровня, придающая выстуженной комнате иллюзию тепла. Над жаровней был подвешен чайник, на столике под окном стояло стеклянное блюдо с нарезанными колбасами, ветчиной, сыром, чашка простого толстого фарфора, серебряная сахарница и серебряные же столовые приборы.

Хастер раздвинул занавески на окошке — за окном были голые ветки деревьев. Он перекинул подушку с одного края кровати на другой, бросил на подушку «Князя», подтянул к изголовью столик с завтраком, приготовил себе чаю, потом разделся и нырнул под одеяло, согретое, что приятно удивило, заботливо подложенной грелкой. Распорядок дня предполагал, что прибывшие в Арафу могут спать после дороги до полудня. Хастер спать пока не намеревался, но почему же воспользовался случаем поваляться в постели и, под горячий чай, ароматный сыр, благоухающую ветчину и кровяные, так и тающие во рту, колбаски с зеленью и свежим хлебом, не прочесть, как экспедиция во главе с несчастным возлюбленным погубленной богомерзким князем–кровососом девицы спускается к ее могиле, чтобы, достать из нее свежий еще труп, набить рот прекрасной покойницы чесноком, вырезать у нее сердце и вложить в освободившееся место букет из развесистых цветущих веток липы, тем самым освободив несчастную от гнусной посмертной судьбы, уготованной ей великим и ужасным бессмертным Князем Гором.

Чем не приятное проведение времени?

После полудня спальни зашевелились и начали готовиться к предстоящему вечеру. Первым по проходам прошел ученик церемониймейстера, и, звеня колокольчиком, звонко выкрикивал:

— Господа, через полчаса завтрак! Через полчаса завтрак, господа!

Господа, отдыхавшие после бессонной ночи в постелях, сонно выглядывали из–за занавесок и начинали одеваться. Другие, более предусмотрительные господа, уже оделись и начинали накапливаться в унылом помещении, которое называлось гостиной гостевого флигеля.

Хастер появился здесь одним из первых, пододвинул стул к теплому боку кафельной плиты, достал из кармана «Князя» и углубился вместе с героями в блуждание меж могильными холмами. Постепенно гостиная наполнялась, но дамы, как водится, начали появляться не ранее чем за пять–десять минут до объявленного времени, ведь наряжаться приходилось без участия прислуги или с самой минимальной ее помощью. Арафская прислуга, к тому же, была чрезвычайно заносчива и груба до невероятия, нигде в ином месте таких нахалов и наглецов держать не стали бы и минуты, однако анонимному хозяину Арафы по статуту полагалось унижать гостей и в последние несколько лет он в этом весьма преуспевал.

Первой из дам в пока еще чисто мужском обществе появилась Прекрасная Герцогиня. Ее появление было ознаменовано воцарившимся вдруг молчанием, так как было вопиющим нарушением принятых здесь приличий. Ни на что не обращая внимания, она прошла на середину зала и повела вокруг себя изучающим взором; все мужчины тут же замолчали и уставились на нее. Хастер не был исключением.

Вероятно, она искала своего супруга герцога, но тот, по видимости, все еще завязывал перед зеркалом свой галстук, в то время, как ее одежда, похоже, доставила ей куда меньше хлопот, чем ее супругу, да и, пожалуй, большинству гостей замка — на ней было только почти облегающее точеную фигуру узкое белое платье тончайшей шерсти, под которым вряд ли было много белья, оттененное лишь бисерным пояском–цепочкой и дополненное песцовым палантином; две заколки с бисерными же подвесками направляли распущенные чуть вьющиеся волосы, туфли белой замши были простыми без всяких украшений — и никаких драгоценностей, никакого золотого шитья и даже кружева у нее были разве что на нижнем белье.

Поймав себя на всплывающих помимо воли мыслях о белье Прекрасной Герцогини, Хастер смутился и вернул взгляд в книжку. Однако настроение читать пропало. Он сунул «Князя» в карман и с интересом стал рассматривать молодую даму. Тут же он поправил себя: юную даму, ибо эпитет «молодая» Прекрасной Герцогине, пожалуй, не особенно подходил.

Ничуть не смущаясь неловким положением, в котором оказалась, она преспокойно чувствовала себя, став центром всеобщего внимания. Хастер обвел залу взглядом, и понял, что никого из высокой аристократии, с кем герцогиня была бы знакома, в зале пока нет. Он здесь был единственным, кому по статусу полагалось селиться не в общей спальне, а на антресолях. Что ж…

Хастер встал, с сожалением покинув теплый угол, и подошел к даме.

Она перевела на него спокойный, незамутненный сомнением взор.

— Сударыня, — с поклоном обратился к ней он. — Позвольте допустить некоторое нарушение установленных обычаев и представиться вам первым. Хастер Тенедос, Внук Императора, — вновь склонил голову Хастер и добавил, чуть рисуясь: — Иных титулов у меня, увы, нет.

— Очень приятно, сударь, — улыбнулась герцогиня. — Боюсь, я тоже допустила некоторое нарушение правил — вышла совершенно одна прежде других дам. — Она обвела взглядом зал и одарила улыбкой, кажется, каждого, не забыв самых незначительных. — Прошу прощения, господа. Почему–то мне казалось, что я опаздываю. — И опять обратила взор на Хастера: — Спасибо, господин Тенедос, что пришли мне на помощь. Право же, я уже собиралась в панике бежать обратно на женскую половину. — Она рассмеялась колокольчиками нежного смеха.

— Не верю! — принял игру Хастер. — Вы просто поразили меня полнейшим присутствием духа!

Тут в зал степенно вплыли две не очень молодые дамы, неодобрительно посмотрели на Прекрасную Герцогиню, и Хастер, несколько чуть вольно наклонясь к своей даме, прошептал доверительно:

— И что бы им выйти минут на десять раньше?

— Мое легкомыслие ужасно, — бросив взгляд на дам, смешливо согласилась та.

— Оно вам к лицу, — не удержался от комплимента Хастер.

— А, вот и Тахир! — уже во весь голос сказала юная дама, глянув мимо его плеча.

Хастер оглянулся. К ним направлялся герцог Садал.

— Дорогой, — приветствовала супруга Прекрасная Герцогиня, — ты знаком с господином Тенедосом? Он выручил меня из ужасной ситуации.

— Не имел чести, дорогая, — герцог смерил Хастера изучающим взглядом. Помедлив, протянул руку. Хастер ее весьма сердечно пожал.

— Вы не бываете при Дворе? — вежливо спросил герцог.

— К сожалению, я не имею склонности к придворным развлечениям, — несколько высокомерно ответствовал Хастер, решив, что раз герцог принял его за обыкновенного безродного выскочку, навязывающего свое знакомство его супруге, то так тому и быть.

Герцогиня, решив примерно то же, попробовала ненавязчиво исправить нелюбезность супруга:

— Скажите, а кому из Императоров вы приходитесь внуком, господин Тенедос?

Герцог заинтересованно поднял бровь, а Хастер ответил с улыбкой:

— Боюсь показаться занудой, но я прихожусь внуком целым двум Императорам.

— А! — воскликнул герцог, догадываясь и оживляясь от своей догадки. — Так вы сын моей кузины Арсии?

— Совершенно так, — поклонился Хастер.

— Что же вы молчали?! — Герцог тут же по–свойски подхватил новоявленного родственника под руку и оживленно поинтересовался: — Почему вы не появляетесь в обществе? Никогда не поверю, что ваши родители не выделяют вам достаточно средств.

— Я пока предпочитаю тихо–мирно учиться в Политехнической Школе.

— Вы, вероятно, удались в своего батюшку.

— Во всяком случае, ему удалось заразить меня любовью к точным наукам.

В Арафе было не очень принято раскланиваться со знакомыми, однако игнорировать давно не виденных родственников тоже как–то было неприлично, и Хастер, извинившись перед герцогом и герцогиней, отошел поздороваться и морально поддержать свою юную тетку, самую младшую сестру матери, княжну Арсину. Девушке исполнилось шестнадцать буквально на днях, и это был ее первый выход в свет; она потерянно стояла рядом с подругой, нервно теребя крохотную сумочку. Хастер издали поклонился своей бабушке, ее матери, и остался с ее молчаливого разрешения рядом с девушками.