Гайал обернулся к остальным и вслух коротко изложил свои выводы, хотя, видят Небеса, в этом не было особой необходимости — не со слепыми разговаривал.

— Всем все ясно? — закончил он. Закивали. — Тогда прошу всех быть предельно внимательным. Скорее всего, всех увели. Но это не факт. К тому же могли обнаружить не всех, кто–то мог сбежать, спрятаться. Поэтому: проверять каждый закоулок, обращать внимание на любую мелочь, вдруг кто–то оставил нам весточку. И не расслабляться! — Гайал строго посмотрел на подраненного лейтенанта, хотя предупреждение относилось ко всем, дождался, пока тот обиженно кивнул, и скомандовал: — Продолжаем, господа.

Гайал развернулся было, чтобы выйти, но краем глаза уловил явно постороннее движение где–то справа, как раз там где стоял насупившись незадачливый егерь–лейтенант. Занавеска, отгораживающая кухонный закуток, колыхнулась, словно от легкого дуновения, и быстрая темная тень метнулось из–за нее…

ТЕ МЕСТА:

СТОЛИЦА — ЗАМОК АРАФА

Для голубей весна уже наступила. Они страстно ворковали, громко цокая когтями, возились где–то под крышей прямо над самым окном, и Хастер проснулся под их громкоголосый аккомпанемент.

«Узнаю Столицу, — Хастер потянулся. — Нигде нет таких наглых разжиревших голубей, которые будят людей чуть свет и так и норовят при случае нагадить на голову. Может, зря он вчера вечером не пошел сразу в школяриум? Впрочем, тогда вряд ли бы он сегодня так легко проснулся. И голова бы болела после дружеской вечеринке по поводу возвращения студиозуса Тенедоса Хастера в родную обитель. Нет уж, лучше гостиница и голуби».

Засыпать снова не имело смысла. Что ж, придется вставать.

Хастер, деланно покряхтывая, сел на кровати и нехотя спустил ноги на пол. Прямо в мягкие домашние тапки. Он подошел в окну и некоторое время созерцал просыпающийся Набережный бульвар. Туда уже начали сходиться и съезжаться возы, повозки и тележки с самым разнообразным товаром; стук подков и колес, однако, не мог заглушить голубиные любовные стенания под крышей. Пока прочие торговцы только занимали свои привычные места, раскладывали и сортировали свой товар, на цветочном углу уже начали торговать: торговки–цветочницы торопливо расхватывали у оптовых торговцев аккуратно запакованные в плотную бумагу корзины; никто особенно не заглядывал в них, доверяли честному слову поставщика. Да и спешить было надо — сегодня у цветочниц был особенно жаркий день, как–никак преддверие праздника. А праздник, он кому развлечение, кому работа, а кому и забота. Большинство граждан великой Империи относились к первой категории, торговки принадлежали к немногочисленной второй, а он, Хастер Тенедос, — к третьей, совсем уж ничтожной.

Хастер вздохнул и пошел совершать утреннее омовение.

Лучше не стало: долгая тряска в дилижансе и позднее засыпание сказалось даже на его молодом и крепком организме. Ничего, взбодримся!..

Хастер не торопясь — некуда в такую рань еще спешить — сунул ноги в штаны, натянул толстый свитер, суконную студенческую куртку, обулся, туго зашнуровав башмаки, проверил наличность в кошельке, снял с вешалки форменную фуражку и тщательно, не по–уставному, пристроил ее перед зеркалом на голову. Теперь все в порядке.

Гостиница еще и не просыпалась. Заспанный портье встрепенулся было, завидев раннего постояльца, но Хастер махнул ему рукой и вышел на улицу.

Сразу стало зябко, и он поплотнее запахнулся, сунул руки в карманы и неторопливо зашагал по оживающему на глазах бульвару, имея первой своей целью обнаружить какое–нибудь уже открытое кафе и слегка перекусить.

Таковое вскорости обнаружилось: совсем еще пустое, безлюдное — позевывающий официант только еще составлял со столиков стулья и на вошедшего студента посмотрел со скучным неудовольствием.

Хастер выбрал место возле окна.

— Кофе, много сливок и два рогалика, — бросил он в пространство.

— Придется немного подождать, сударь, — не очень приветливо ответили оттуда. _ Еще не подвезли.

Хастер кивнул и взял с подоконника ворох вчерашних газет. Так, что у нас нового в Столице?

Ничего особенно нового в Столице не было. Хроника: как всегда светские сплетни — кто женился, кто развелся, у кого кто был на балу, кто во что был одет, что пили–ели, как веселились… То и дело мелькали граф такой–то, барон эдакий, князь разэдакий, герцог растакой… Встречая знакомые фамилии, Хастер приостанавливал взгляд, но тут же скользил им дальше. Политические новости тоже не давали пищи для ума: Империя процветала, враги трепетали, в Товьяре объявился очередной претендент на вакантный трон, на границе с Чифандой очередной конфликт — скука, серость… Несколько новых указов Императора в несколько абзацев со всеми «Всемилостивейше повелевать соизволил» до «волею народа и благословением Неба — Его Императорское Величество Джебел Х», и толкования к ним какого–то придворного крючкотвора на половину газетной страницы…

От благородного и скучного занятия Хастера отвлекло появление за окном тележки, в которую был впряжен большущий мохнатый вислоухий пес с необычайно добродушной тупой мордой; язык его свисал чуть не до самой мостовой. Румяный подросток, бежавший рядом с тележкой, тут же схватил с нее объемистый короб и, пыхтя, поволок к дверям кафе; официант поспешил ему навстречу и помог занести короб за стойку. Помещение моментально наполнились неописуемым запахом горячих булочек. Хастер сглотнул. Аппетит не смог нарушить даже пес, непринужденно задравший ногу прямо под его окном. На укоризненное покачивание головой пес только раскрыл пасть и лукаво склонил голову — будто улыбнулся: мол, я‑то тут не при чем? Природа, брат!..

Через некоторое время к запаху булочек примешался запах кофе, и вскорости Хастер получил свой завтрак. Он пребывал в добром расположении духа, так что сукин сын официант, то и дело поглядывающий в его сторону, словно подозревая бедного студента в намерении стянуть серебряную сахарницу или, по крайней мере, смыться не заплатив, вызывал на лице Хастера ехидную улыбку. Впрочем, чаяния его были Хастеру вполне понятны: от студентов–политехников, среди которых было много бедных мещанских и даже крестьянских сыновей, вполне можно было ожидать чего–то подобного. У Хастера даже возникла было мысль учинить нечто в таком роде, чтобы поддержать честь корпорации и не разочаровать ожиданий, но вместо этого он, наоборот, вдвое увеличил размер полагающихся чаевых и весьма позабавился вытянувшейся физиономией официанта, не рассчитывавшего и на четверть суммы.

До Школы было недалеко, а времени оставалось достаточно, поэтому когда Хастеру на глаза попалась вывеска цирюльни, он, ощупав подбородок, решил было зайти, но рассудив, что недельная щетина вряд ли еще вышла из моды, раздумал.

И уже через минуту вбегал по стертым многими тысячами пар студенческих ботинок ступеням старинного здания родимой и благословенной Его Императорского Величества попечения Высшей Политехнической Школы.

Занятия должны были вот–вот начаться, и в просторном вестибюле было почти что пусто, а нерадивых задержавшихся седобородый, древний — как поговаривали шутники, чуть ли не ровесник самого здания — дядюшка Вход — Выход разгонял по местам звоном колокольчика, хрипловато приговаривая:

— По аудиториям, господа студенты, по аудиториям! Лекции начинаются!

На ближней колокольне ударили часы, в коридорах и на лестницах стало совсем пусто и тихо, стихли уже и приглушенные шаги профессоров, спешащих занять места на своих кафедрах, и Хастер остался в вестибюле один, со стариком Входом — Выходом, усевшимся, как всегда что–то там делать в своем закутке.

Пока все успокаивалось, Хастер почитал новости на доске объявлений, а потом подошел к привратнику поинтересоваться, не было ли для него писем.

Старик отложил свое обыкновенное занятие — между делом он переплетал фолианты для библиотеки Политехнического музеума, и переплетал весьма недурно, чем и подрабатывал на жизнь в довесок к и без того, впрочем, неплохому жалованию, — посмотрел на Хастера с неодобрением, но ничего нравоучительного не сказал, а повернулся к большому стенду с ячейками.